Эдит Штайн - Наука Креста. Исследование о святом Хуане де ла Крусе

О счастие ожога!
О раны той отрада!
О ласковой руки прикосновенье —
ты к вечности дорога,
и всех долгов уплата,
и смерть, и смерти в жизнь преображенье!

О светочи живые!
Безмерное сиянье,
что чувств глубины темные омыло,
до той поры слепые;
и радостною данью —
своим теплом и светом одарило!

Так нежно и смиренно
зажегшийся в сознанье,
лишь ты, огонь, в нем тайно обитаешь…
В душе моей блаженной
живет твое дыханье,
и ты меня любовью наполняешь!

Вы, пастухи, пасете
стада по этим травам – заклинаю:
быть может, вы найдете
того, кого желаю —
скажите, что я стражду, умираю!

Пойду любви навстречу
долинами речными и холмами —
цветов я не замечу,
не дрогну пред зверями,
не встану пред высокими стенами!

(ВОПРОШАЕТ ТВОРЕНЬЯ):
– О, чащи и дубравы —
Возлюбленного руки вас сажали;
о луговые травы,
цветочные эмали —
по вам ли его ноги не ступали?

ТВОРЕНЬЯ:
– Сиянье расточая,
он шел по травам легкою стопою
и, взором их лаская,
их облекал собою,
и оставлял их полными красою.

НЕВЕСТА:
– Кто исцелит ту рану?
Так стань моим, избавь от этой доли!
Я вестникам не стану
внимать – не шли их боле:
поведать то, что жду я, не в их воле.

Все странники на свете
твою красу стократ мне восхваляют,
лишь множат муки эти,
и гибнуть оставляют,
те, что лепечут что-то, что – не знают.

Но где брала ты силы?
Ты, жизнь моя, без жизни жить умела!
Побеги ты губила,
что всходят там, где в тело
вонзаются Возлюбленного стрелы!

Так исцели же рану,
что сам нанес; коль сердце ты похитил,
зачем забыл нежданно
разоренной обитель,
зачем не взял добычи похититель?

Так угаси же пламя —
другие б мою боль не утолили;
предстань же пред очами,
их ясный свет – не ты ли?
Лишь для тебя даны они мне были!

Явись, избавь от муки,
убей меня своею красотою;
не сможет боль разлуки
унять ничто иное —
лишь облик твой и взор, коль ты со мною!

О ты, источник чистый, —
когда б явил в мерцающих обманах
воды своей сребристой
ты взор очей желанных,
внутри меня навеки начертанных!
Их уклони, Любимый, —
боюсь взлететь…

ЖЕНИХ:
– Вернись же, голубица:
олень, стрелой язвимый,
с холма к тебе стремится,
прохладой твоих крыльев насладиться!

НЕВЕСТА:
– Возлюбленный мой, горы,
безлюдный край лесных долин безбрежных,
ручьев певучих споры,
даль островов нездешних,
и ветер, ароматов сладость вешних,

и ночь, что, замирая,
затихла в ожидании рассвета,
и музыка немая,
и песнь, пустыней спета,
и трапеза влюбляющая эта…

Ловите лис, покуда
лозу над нами роза оплетает,
такая, что – о чудо —
бутоны в гроздь свивает,
и тишь холмов никто не нарушает!

Утихни, ветер снежный,
а ветер с юга, помнящий отрады,
повей на сад мой нежный —
польются ароматы,
и Милый пусть пасет меж лилий сада!

О нимфы Иудеи,
цветов и роз не трогайте до срока!
Их аромат лелея,
замрите у порога
и не тревожьте нашего чертога.

Смотри, прижавшись ближе,
мой Суженый, на горы с их красою;
в безмолвии смотри же,
кто дань несет с собою,
с нездешних островов спеша тропою!

О птиц беспечных стая,
львы, серны, быстроногие олени,
холмы и гладь речная,
ветра, огни, теченья,
и страхов полуночных наважденья:

я песнею сирены
и звуком нежной лиры заклинаю —
не троньте наши стены,
шум игр своих смиряя,
Супруги не будя и не смущая.

Любимая вступает
в желанный сад, исполненный покоя,
где Милый обнимает
ее своей рукою,
и левая рука – под головою…

ЖЕНИХ:
– Под яблоневой сенью
любовь тебя навек мне обручила,
и ныне исцеленье
рука моя свершила
у древа, где праматерь согрешила.
Нас ложе ожидает
в пещерах львиных, убрано цветами;
их пурпур устилает,
а мир его над нами,
ста золотыми огражден щитами.

По меркнущему следу
отыщут девы путь сией тропою,
отведав каплю эту
небесного настоя,
хмельные пряной влагой золотою…

НЕВЕСТА:
– Он ввел меня в дом пира,
где я пила вино, и, выйдя в поле,
уж не узнала мира,
знакомого дотоле,
и прежних стад не стерегла я боле.

Науку – слаще нету —
там на его груди я изучала,
и за науку эту
сама я платой стала,
и стать его женою обещала.

Душа моя все силы
отныне на служенье полагала —
за стадом не ходила,
других забот не знала —
одна любовь ее заботой стала.

Ни голосом, ни взором
уж не достичь влюбленной – что с ней сталось.
Вы скажете с укором:
пропала, потерялась,
в плену и победителю досталась!

Цветы и адаманты
мы в утренней прохладе собираем,
сплетаем их в гирлянды,
любовью омываем
и волосом моим перевиваем.

Тот волосок проворный,
который над моею шеей вился,
узрел ты – и, покорный,
навеки мной пленился,
и взор твой, раня, в очи мне вонзился.

Глаза твои, взирая,
свою красу во мне запечатлели,
и, нежность разливая,
моим очам велели
с восторгом зреть то, что в тебе узрели!

Ты презирать не станешь
за то, что я черна, – коль я с тобою,
лишь на меня ты взглянешь,
и стану я иною:
твой взор меня наделит красотою.

ЖЕНИХ:
– Голубка, белокрыла,
вернулась с веткой к узникам ковчега,
и с нею спутник милый
спешит с речного брега —
желанный спутник, что белее снега.

Одна она парила
над кручами; одна гнездо свивала,
ее одну звал Милый,
что был один сначала,
и одиноко страсть его сжигала.

НЕВЕСТА:
– Возлюбленный, с весельем
узрим, на красоту твою взирая,
холмы и дол весенний,
где бьет вода живая,
в лесную чащу глубже зазывая.

Поднимемся же в горы
и в каменных пещерах потаенных
сокроемся от взора
отведать в недрах темных
нектар гранатов, солнцем напоенных.

Там, жизнь моя, ты явишь
мне то, чего душа моя искала,
и мне навек оставишь
все то, о чем узнала
в заветный день, когда невестой стала.

Вздыхает ветер сонный,
и песня Филомелы не смолкает,
и этот луг зеленый
в ночи благоухает,
и твой огонь не больно убивает.

Ни облика, ни взора.
Аминадава смолкла колесница…
В тиши поля и горы,
и конных пятерица,
узрев родник, спешит к нему спуститься.