Нелли Карпухина-Лабузная - Постник Евстратий: Мозаика святости
Пока однозначно одно, что Олег Святославич понимал бессмысленность войн, и платил за свое понимание братовой ненавистью, отниманием земель да поражением на реке Колокше, когда отобрали у него, забрали богатый Чернигов, взамен братья отдали «на корм» в 1097 году Новгород-Северский, захудалый тогда городишко против второго по величине после стального Киева Чернигов.
Но ему повезло (хорошее было везение, надо сказать), когда великий князь принял участие в ослеплении Василька, князя Теребовльского. И только тогда Владимир Мономах пришел в ужас и заплакал, как пишет летопись, и ужаснулось русское общество, осудив великого князя, и на Русь и к Олегу пришло долгожданное и чуточку запоздалое замирение.
Но это случилось значительно позже, в тысяча сотом году, а пока мы вернемся к вопросу: кому было выгодно истощать русскую землю, и увеличивать количество рабов, будь то русичи или половцы? Ответ однозначен – работорговцам!
А кто торговал людской силою, товаром людским? Конечно, те силы, которых кормила война.
И тут нам придется вернуться к политике великого русского князя, большого позора русских земель, Святополка.
Три силы было в Киеве при Святополке: во-первых, народ. Ну, куда же стране без народа. Затем, боярство из старых, что помнили Ярослава Мудрого, и, наконец, «уные» (юные), что наперегонки пятки лизали Святополку Второму. Народ откровенно князя любить не мог и вы дальше поймете, почему так случилось, старое боярство князь отстранил от власти с помощью мощной дружины, и потому они тоже были князю не рады. Оставались «уные», что жили за счет княжьих подачек, и потому силы своей не имели.
Сел князь на княжение вполне по закону, как самый старший внук Ярослава Мудрого. И с чего же он начал княжение? Посадил «в погреб», то есть в тюрьму, половецких послов, за что Русь немедленно получила набег и даже войну, где князь проявил себя трусовато, а половцы сожгли город Торческ, и увели громаднющий полон. Тогда то князь с перепугу и женился на дочери Тугоркана: нужно было прекратить набеги могучей орды.
И так было во все годы его длинного княжения: половцы жгли русскую землю, уводили полон, а великий князь занимался мошной да интригами. Самое что ни есть наиактивнейшее участие принимал в ослеплении кровного родственника Василька, князя Теребовльского, за что получил от братьев двоюродных, Владимира Мономаха, Давыда Святославича и Олега Святославича, «злое» письмо: «Зачем ты учинил это зло в Русской земле и всадил в нас нож? За что ослепил брата своего? Объяви нам вину его!»
И что им ответил «наидоблестнейший из князей», как он сам себя называл? Сдал с потрохами Давида Игоревича, чьи люди слепили Василька. Да признался, что ужас как боится потери власти своей: «Мне ж надо голову свою блюсти».
И такими действиями во внешней политике великий князь, что правил с 1093 по 1113 годы, всю жизнь отличался.
Да и во внутренней политике княжеской особенной доблестью не засветился: негодяйствовал во всю мочь.
Так что удерживало князя на троне до самой что ни на есть естественной смерти?
Была реальная сила! Давала деньги на подкуп князей, на оплату дружины, на содержание Киева. То были евреи-ростовщики. Сплели свои сети на Западе, заручились поддержкой власть имущих людей, которых тоже опутали сетью долгов, и кинулись в Киев, богатейший из городов того времени.
Три города сильны были в те времена: Кордова (ударение на первом слоге), центр Испании, Константинополь и Киев. Да еще посмотреть, какой город был побогаче, ибо Кордова шла к закату давно, Константинополь страдал от внутренних распрей и ежегодных всякого рода нашествий, а Киев тучнел, разрастался, мощнел.
Евреи умнели, и после разгрома Хазарии власть в Киеве не стали захватывать: достаточно было в руках удерживать князя, и Русь на коленях. Постепенно прихватив не только торговлю, но и ремесла, они и только они ростовщичествовали в стольном городе. Славяне позором считали и страшным грехом, недаром Иисус выгнал из храма торговцев, давать деньги в «рост» в долг, то бишь, под проценты. Евреи помогли (без кавычек) выгнать «смысленых» советников князя, то есть умных, совестливых, честных, и энергичных. Тому вам пример ослеплённого Василька и опального Мономаха.
При Святополке стало крайне просто управлять стольным градом: еврейские ростовщики, обложив непомерно простых киевлян поборами и долгами, получали несметно доходы (заметьте, без налогов и сборов), отдавали немалую долю князю, а тот уже содержал войско, дружину, тем самым в зародыше на корню изводил народные бунты.
Князю казалось, и, как история ведает, он, к сожалению, оказался правым, что раздор меж князей, безоружная чернь холопов и смердов и киевляне, что денно и нощно были под присмотром властей и опутаны кабалой ростовщиков, создают ему крепкий порядок.
И только после смерти великого князя (правда, правда, рука не поднимается писать его с заглавной буквы), что последовала естественной причиной от старости в 1113 году, все изменилось.
Но об этом – потом.
А сейчас вернемся к работорговле. Она приносила доходы. Очень большие доходы.
Прежде всего, кадры рабов пополнялись войной. Пленников продавали купцам, те, по давней и предварительной договоренности с местными князьками, вели пленников по извечным дорогам, а охраняли их те же князья.
Такие купцы были не из половцев (те воевали), не русичи (те брезговали таким ремеслом), причем те и другие часто-густо дружили с Византией, крайне отрицательно относившейся к продаже рабов-христиан. Значит, работорговля перешла в руки посредников. А ими оказались евреи: и рахдониты (буквально: «знающие путь), и «западного образца».
Рынок любой, а рынок рабов исключением не является, требует двух вещей: спроса и предложения. Спрос был у Фатимидов, владетелей Египта (оставляем за рамками, зачем, слишком длинная была бы история), а предложение было у их царственных собратьев, христианских государей всех масштабов и мастей. А связующей нитью служили евреи. Работорговцы.
Причем торгаши должны были быть уверены, что ни они сами, ни их имущество не пострадают. А такая безопасность в то время существовала в двух полисах-городах: Киеве и Херсонесе. Оба города были практически для врагов недоступны, стены их непреодолимы, и потому там неизбежно возникли колонии-поселения еврейских общин: назовем их диаспорами.
И была между ними брань лютая!
Ворочались из дальних далей боевого похода славные воины хан Тугоркан и Боняк из рода Манги, тоже доблестный хан. Вели за собой большую добычу, вели за собой отряды в сто тысяч верных каждому хану воинов славных. Да у малой речушки, у брода большого бежали навстречу им курени китанские, курени итларские, бежали без добычи, без плена-полона. Бежали в панике, охватившей кочевья.
Паника – страшная вещь! Не удержишь народ, разбежится, в паническом страхе иль гневе даже хану снесет буйну голову: за все хан в ответе, за жизнь и за смерть члена рода и племени.
Хан, если он хан, должен быть тверд, как алмаз, гибок, как сабля, верен, как мать.
Боняк с Тугорканом были великие ханы, не просто ханы, каганы. Каганы и только каганы имели право заключать мир и решать вопрос о войне, делить бескрайнюю степь на кочевья.
Обычай требовал: месть за убийство посла смывается кровью, и не просто кровью людей, убивших послов, а великою кровью руських людей. Так велит половецкий обычай, а за десятки тысяч годов обычай прижился в степи, и прижился навек, въелся в плоть и душу кумана. Кто обидел посла, тот обидел целый народ. А потому целый народ не может простить нанесенной обиды. И дело не в Итларе или Китане, дело стало в обиде народа. А раз народ обидел другой народ, то и расправа должна быть с целым народом, допустившим святотатство убийства посла иного народа.
И почалася война! Тут уже были не просто набеги степные, когда выскочил из степи, награбил, пожёг и домой. Нет, теперь года два ходили половцы по русской земле, сожгли Юрьев дотла. Весной хан Боняк прошел по Поросью, огнем и мечом выжигая поросскую землицу, потом в горячке бросился к Киеву. Город не взял, но сжег Берестово, сжег там княжеский двор.
Донская орда Тугоркана ходила боевыми походами по левому брегу Днепра, верный друг его Куря сжег все окрестности Переславля, в конце мая подошел к Берестову сам хан Тугоркан. Почти семь недель длилась осада, семь недель держался княжеский город. И только в июле Святополк со Владимиром подоспели с полками, идя от Днепра. Перешли реку Трубеж, со свежими силами ударили половцев. Побили русские половцев и сильно побили. 19 июля 1096 г. на реке Трубеж войско князей Владимира Мономаха и Святополка Изяславича разгромили половецкую рать Тугоркана. «Побежене быша иноплененьице, и князь их Тугоръкан убьен быс и сын его, и иншии князи мнози ту падоша…»
Плакала ночью зеленоглазая дочь Тугоркана, металась по брачным покоям, отметая княжевы ласки, и Святополк направил стопы свои на поле брани, нашел там труп тестя, и похоронил его «на могиле» близ Берестова «между путем, идущим на Берестово, и другим, ведущим к монастырю», как летописец пишет.
