Нелли Карпухина-Лабузная - Постник Евстратий: Мозаика святости
Плакала ночью зеленоглазая дочь Тугоркана, металась по брачным покоям, отметая княжевы ласки, и Святополк направил стопы свои на поле брани, нашел там труп тестя, и похоронил его «на могиле» близ Берестова «между путем, идущим на Берестово, и другим, ведущим к монастырю», как летописец пишет.
Долго не решалась дружина хана сообщить о смерти друга кагану Боняку из рода Манги, долго мялась у полога ханского многоцветного шатра, да делать нечего, исполнили долг. Сдали сабли у входа в шатер верным князю нукерам, повалились снопами у входа в шатер. Звездное небо мигало миллиардами драгоценных алмазов. Хан только качнулся, будто острый клинок пронзил его мощное сердце. Стоял хан, смотрел на белые кошмы, устилавшие землю в шатре, долго стоял, ворсинки ковра едва колыхались под тяжелым дыханием хана, долго смотрел на миллиарды алмазов на черно-черном небе, как будто хотел отыскать там душу своего побратима, великого хана Тугора (Тугор-хана, то есть хана Тугора).
В горле у хана сам собой протолкнулся комок и хан гаркнул:
«На Киев!»
Половецкие орды собираются тихо. Утра жадать не стали, шатры свернулись как сами собой, кони «обулись» дикой травою, и бесшумный бег тысяч коней пошел ночью на Киев. Кони стелились в диком намёте, бесшумными тенями шли степняки на стольный город ручисей и словян: славная будет добыча от тысяч смертей киевлян и гостей славного города.
Киев-город могуч! Киев-город богат! Киев-город несметно богат! Там руськии девы с голубыми глазами и длинными русыми волосами, там терема и подвалы со златом да серебром, там полумраке блестят драгоценные камни. Там несметно еды, несметно пива, квасов и вина.
И двадцатого дня того же месяца мая в пятницу, в первый час дня, подкрался Боняк к граду-Киеву и «отаи хыщнык къ Киюву внезапу и мало в городъ не вогнаша Половци, и зазгоша по песку около города и сувратишас на монастыре и пожгоша монастырь Стефанечь деревне и монастырь и Гер-ианечь (Германов монастырь) и придоша на монастырь Печерьскыи».
И поставили два стяга перед вратами монастырскими, и бежали монахи задами монастыря (по крайней мере, так в своей Повести временных лет пишет сам летописец Нестор), а другие взбегали на хоры, но безбожные сыны Измаиловы вырубили врата монастырские и пошли по кельям, круша и сжигая все двери, выжгли и дом Святой Владычицы нашей Богородицы.
Беззащитных монахов гнали из келий, разили стрелами, отсекали главы ударами сабель. Братия гибла, едва успевая промолвить «Отче наш, иже еси на небеси…»
Монастырские кручи горели: огонь с жадностью хватал вековые деревья, чадный дым выгонял старцев из Ближних пещер. На выходе из благодатья пещеры их ждал острый свист половецкой стрелы. Полегла братия в вечном смертном сне, отошла к Божьему суду. Ложилась братия в неведении: за что набег половецкий на их земли, серебром да златом они не сильно богатые, за что смерть имают души христианские?
И смеялись поганые: «Где есть Бог их? Пусть им поможет и даже спасет их!» И не ведали, что Бог учит рабов своих напастями ратными, чтобы сделались будто как золото, испытанное в горне кровавом, ведь христианам только через горе, напасти и скорби войти в небесное царство.
Поганым же участь иметь на этом свете довольство и счастье, на том примут муку, ибо с дьяволом обречены на вечный огонь!
И некому заступиться на земле из сильных мира сего за люд христианский, никто из князей меча не послал в защиту монахов. Распри мешали? Жадобность? Или сговор?
Всем ждать Высшего Суду! Всем! И неверным, и верующим.
И пошли в половецком плену уцелевшие: «мучими зимою и оцепляеме оу альчбе и в жаже и в беде, побледневшие лицом и почерневшие телесы, незнаемою страною, языком испаленомъ, нази ходящее и боси, ногы имуще избодены терньем, со слезами отвещеваху другъ друг, глаголяще: аще бехъ сего города, а другим изъ сего села, а тако съвьспрощахуся, со слезами родъ свои поведающе»…
С весельем на конях и пешие
Огни диких пожаров калили сердце Боняково, калили сердца его воинов, их отмщение было великим! Брал Русь за душу, за христианскую суть. Язычнику было ведомо, как крепко за веру душа у руських людей крепостью держится, тому и выжгли Дубецкий (Выдубецкий) и Печерский монастыри, добрались даже до Зверинецких пещер. Драгоценные книги кидали в огонь, церкви горели, оплавлялись лики святых, Богоматери и Сына Её слезами за руськие души, за грехи князей киевских, берестовских и преславских, а понеже всего князей киевских. Сожгли половцы и Красный Двор (загородные терема великого князя, располагавшиеся близ Зверинецких пещер), «где начинались ловы звериные и пташиные» (как писал исследователь этих пещер И.Каманин).
Под сводами пещер вместе с иноками монастыря пытались укрыться и приняли мученическую кончину и скромные поселяне, обслуживающие дворец, и обитатели княжеского дворца-терема. Хан Боняк приказал завалить пещеры землей, и там, заживо погребенные, нашли свою смерть и иноки, и простолюдины, и знать из дворца.
Отметим: в 1888 году художник Д.Зайченко обнаружил ход-провал в Зверинецкие пещеры. Его соседка-крестьянка Феодосия Матвиенкова видела в этот миг многоцветную радугу-символ как завет Божией любови, опоясавшую склон. Затем ей трижды было явление монахов в черном облачении, которые просили накормить их. Она собрала и отнесла в Свято-Троицкий монастырь продукты и попросила отслужить панихиду по невинно погибшим. Обнаруженные в пещерах беспорядочно нагроможденные человеческие останки в непосредственной близости от входа, неестественность поз почивших свидетельствовали о мучительной смерти тех, кто нашел себе последнее пристанище в Зверинецких пещерах. Сегодня в Зверинецких пещерах можно своими глазами увидеть мощи святых мучеников, из которых источается благовонное мирро.
В этом огне возгорелась слава Боняка Манги, пусть прозвищем Шелудивого, но молва разносила о грозном хане поведание по всей южнорусской степи, дым от костров и пожарищ донес славу хана даже в далекие дали, и соседние страны стали бояться Боняка, памятуя огонь монастырских пожарищ.
И по русской земле будет веками словами калик перехожих вестись сказ про хана Боняка, голова которого, даже отрубленная, катается по сырой земле, уничтожая все на своем долгом кружастом пути.
От себя мы вам скажем, что будет не скоро, очень не скоро бонякова смерть.
Успеет Боняк по степям да по весям пройтись со своею вдвое мощной ордой (часть орды Тугоркана перешла к Боняку), да нападать на страны иные, страны другие, поменее, чем Киевська Русь да послабее её. Успеет лиха он натворить!
Как, например, походом прошелся по землям угорским, да не сам в одиночку в набеги подался, захватывал с собою и руських князей. К примеру, Давида.
В «Повести временных лет» поётся да сказывается, как Боняк перед битвой с венграми-уграми гадает: он воет по-волчьи, и когда волк «отвыся ему», предсказывает победу себе. Действительно, хитроумным маневром заманивает Боняк угров в засаду-западню и наносит им сокрушительное поражение, и то было в 1099 г.
Тогда шли тоже намётом, потом встали на ночной привал-бивуак, а когда пришло время полночи, встал Боняк, отъехал от стана. И стал выть по-волчьи, и волк ответил воем на вой его, и завыло множество волков. Боняк, повернувшись, поведал Давиду, что победа ждет их над уграми завтра.
И наутро Боняк исполчил своих воинов, и было у Давида воинов сто (тысяч (?), а у самого триста (тысяч(?), и разделил их на три полка и пошел ратью на угров. И пустил Алтунопу (Алтунопа, скорее всего, переводится как «золотой хан», то есть «Алтын-опа»,) нападать с 50-ю (тысячами (?), а Давида поставил под стягом, а своих воинов разделил на две части, по 50 (тысяч(?) на каждой стороне. Венгров же было 100 (тысяч(?) и построились они в несколько рядов.
Алтунопа же, подскакав к первому ряду, пустил стрелы, и притворно бежал от венгров, венгры же погнались за ним. На бегу они промчались мимо Боняка, и Боняк погнался за ними, круша их с тыла, и Алтунопа вернулся обратно, и не пропустили они угров назад, и так, во множестве их избивая, «сбили их в мяч, как сокол сбивает галок».
И побежали венгры, и многие потонули в Багре, а другие в Сане-реке. И бежали они вдоль Саны на горы, и спихивали друг друга, и гнались за ними два дня, сбивая их, рубили их, как кочаны капусты. Тут же убили епископа их Купана и многих бояр. Погибло их сорок тысяч.
Нелишне напомнить, что угры тоже кочевники. Битва состоялась на реке Выгор в 1099 году, где союзником Боняка выступал русский князь Давид Игоревич, противником их было угорское войско во главе с царевичем Коломаном.
В последний раз хана Боняка упомянуто под 1166 г., когда его в Приднепровье разбивает черниговский князь, все тот же Олег Святославич. Попутно скажу, что сын его, доблестный Севенч-хан (убит в 1151 году), хвалился, что он, как и отец его хан Боняк, оставил зарубки на Золотых Киевских воротах. Брат хана по имени Таз, был убит в 1107 году под Сулой.
