Дмитрий Герасимов - Поворот к язычеству. Собрание философских сочинений (2012—2016)
О черно-белых фобиях
Отсутствие независимых от государства институтов гражданского общества делает бессмысленным разговор о политике как о «борьбе сословий», «идеологий», открытой конкуренции различных моделей развития. Подконтрольные СМИ, силовые ведомства, парламент, избирательные комиссии, суды всех инстанций, политические партии, профсоюзные, общественные, правозащитные и экологические организации не оставляют места для политики как выражения частного интереса, превращаясь в обслугу и соучастие в одном действии – приватизации власти. В таком обществе уже ничто не происходит «само по себе», исходя из частного интереса и независимых от центра решений, и власть как основная «субстанция» общественной жизни не является способом реализации этого интереса, становясь, напротив, инструментом контроля за недопущением появления такого интереса. Стройные ряды бритоголовых хулиганов, выдаваемых за «патриотов», толпы патологических русофобов и городских сумасшедших, выдаваемых за «либералов», гламурная оппозиция напудренных болонок, левые экстремисты и головорезы-антифашисты, Манежка, пробежки, зачистки, заказные убийства и заказные суды, координационный совет, терракты, погромы, гей-парады – разве все это происходит бесконтрольно («само по себе»), а не является следствием всей сложившейся системы отношений и не опекается как бы «по отечески» из единого центра (разумеется, пока есть финансирование)? В обществе, склонном к «моно-архии», где власть вынуждена брать ответственность на себя за все происходящее, любая «политика», сколь бы сложной она не представлялась, не только имитируется производными структурами, подменяющими частный интерес, но, в конечном счете, и делается одним субъектом. А значит всегда тщательным образом готовится – планируется, возбуждается, провоцируется, затем контролируется, подкармливается (с разных сторон), пока это выгодно, и, наконец, ликвидируется, когда необходимо.
Важную роль в такой искусственно создаваемой «политике» играют различные фобии – иррациональные, неконтролируемые боязни и страхи, «монофизитские» (черно-белые) по форме и происхождению. Среди самых старых – юдофобия (антисемитизм), опробованная еще в античности, а на Руси – со времен Владимира «Красное солнышко». Из сравнительно новых – американофобия (западнофобия), русофобия, исламофобия, кавказофобия и гомофобия. По сути, задача специальных служб – чтобы любая из этих фобий достигла рупора подконтрольных СМИ, и благодаря последним, многократно усиленная, стала как бы «реальным» явлением, концентрирующим на себе общественное внимание, принуждающим быть «против кого-то» (не важно, кого). Умело манипулируя «информационными поводами», различными провокациями (как «основаниями») и запретами (в том числе на законодательном уровне) можно всегда обустроить довольно отлаженный театр марионеток, хорошо управляемый взаимной ненавистью и вымышленными проблемами.
Иначе говоря, заставить бороться скорее с собственной тенью, между собой, чем дать реализовать свой собственный насущный интерес, лежащий обычно в другой плоскости, за пределами друг друга и параллельный друг другу. Именно в этом смысл всех искусно создаваемых и раздуваемых фобий, от которых, как правило, за версту тянет подрывным духом «тайных служб» – сместить собственный интерес с подлинных вещей на вымышленные, в итоге сделав абсолютно невозможной борьбу за право управлять собой. И это главное.
08.11.2013Предатели и извращенцы
Прекраснодушный идеализм на основе субъективных оценок и предпочтений – так можно было бы охарактеризовать два видео, размещенные недавно на сайте ари.ру, если бы в них – при всем различии между ними – не обнаруживалась схожая логика, ясная и простая по форме, хотя и с оттенком ирреальности по содержанию.
В первом случае22, глядя на типично русскую красавицу, еще достаточно юную (для обсуждаемого ею исторического периода), и слушая ее залихватские речи, распетые под «валенки» и «к милому ходила», начинаешь отчаянно сожалеть о бесчисленных человеческих жертвах, как бы впустую пропавших для последующей истории, о бесцельно растраченном трагическом опыте страны. Ходить строем на один завод, вкалывая от рассвета до заката «за идею», петь одну песню, иметь то же, «что и все», с наслаждением бить друг другу морду по выходным (потому что, чем страшнее, жестче и тяжелее, тем «лучше»), громко славя «за Сталина» – мудрого вождя, «поднявшего страну», при котором «были построены тысячи предприятий» и «расцвела замечательная советская культура», учившая тому, «как быть добрым»… Одним словом, настоящие («из народа») русские – это советские, «чувствующие себя везде одинаково хорошо», «даже в мечети, потому что бог один». И все бы замечательно, но вот беда – мешают! Постоянно мешают жить «предатели и извращенцы», для которых поэтому… нужно «строить лагеря»!..
Схожее чувство «частной клиники» вызывает и второй случай23, представленный тоже типичным русским, по отношению к которому первый случай выглядит как назойливое дежавю. Общество должно быть построено вертикально, в нем «низшие» последовательно передают свой суверенитет «высшим» во главе с мудрым монархом, которого «нельзя избрать» или «занять его место». Ходить следует всегда в одну церковь, молиться одному богу, служа одному царю. Церковь при этом должна стать всеобщей и государственной, потому что только она знает, что такое духовность, а все ходящие в нее «становятся лучше и добрее». Одним словом, быть русским значит быть православным. И все бы замечательно, но вот беда – замечательную российскую империю сгубили, да и теперь не дают жить «только вечно смотрящие на растленный Запад предатели и извращенцы», для которых нужно что?…
Однако дело даже не в том, что чтобы обладать устойчивым суверенитетом и подлинной «духовной независимостью», любое общество должно обладать сложной внутренней структурой, идеологически не редуцируемой к политическому единству как однообразию, должно включать в себя разные идейные, политические и даже «моральные» решения, в том числе и взаимоисключающие. И что, напротив, как раз общества наиболее простые и единообразные, с одной «церковью», с простыми приводными ремнями прямой и обратной связи, вертикально-иерархические, наиболее подвержены внешним влияниям и вмешательствам со стороны – ими легче всего манипулировать. Поэтому авторитарные режимы, как правило, региональны и никогда не обладают ведущим историческим ресурсом: чем дальше от центра к периферии (в цивилизационном смысле), тем меньше прав и свобод у составляющих это общество граждан, и наоборот. Не только все фашистские, но и все социалистические режимы по всему миру, включая советский, создавались, поддерживались и в нужный момент устранялись из единого экономического центра, всегда обслуживая чужую политику и, в конечном счете, служа чужим интересам, а не своим собственным – национальным. Тоталитаризм – это всегда провинциализм (отсюда противоположность «изоляционизма» любому развитию в принципе).
Да и как можно было бы избавиться от «предателей и извращенцев», если сама система занята их беспрерывным порождением? Буквально – чем общество жестче в распространении однообразия и простоты, тем больше в нем тех, кто не может уложиться в предлагаемое этим обществом «прокрустово ложе», и наоборот – усложнение общественной структуры делает невозможным появление в нем тех, кто мог бы рассматриваться в качестве его «предателей и извращенцев»! Так что, бросая зерна ненависти в темные, необразованные массы внизу (бурлящие первобытным хаосом и время от времени врывающиеся в «дневное сознание» разбитыми подъездами, раскуроченными улицами и парками), нашим культурным деятелям (одна поет, другой – пишет) было бы лучше заранее знать, в какую систему отношений они включают самих себя, и как избранная ими шкала оценок неустранимым молохом кроваво-красного колеса будет приближаться к ним самим – по мере устранения тех, кого эта система будет рассматривать в качестве своих «предателей и извращенцев».
И дело все же не в смыслах, а в отсутствии ценностей (подавляемой воли). И вряд ли здесь поможет чисто механический, тотальный запрет на советскую или православно-монархическую пропаганду, в равной степени создающие искаженный образ реальности – поскольку способность здраво мыслить повреждена на генетическом уровне. Капитально повреждена «абсолютными», метафизическими, религиозными (чисто «манихейскими») понятиями, за которыми нет никакой реальности, кроме какой-нибудь априорно-потусторонней «морали» с черно-белым делением мира на «правых» и «неправых», «свет» и «тьму», «добро» и «зло»: в конечном счете, все религии и философии есть только красивые обертки для такой «морали», ее популярные «объяснения». В случае же господства в голове метафизических, моральных, и следовательно, ценностно безразличных понятий конфликт с реальностью почти неизбежен (ведь их смысл в том и состоит, чтобы не соответствовать реальности и не выражать собой никаких ценностей, иначе они не будут «абсолютными»). Отсюда эта тягостная атмосфера религиозной секты и эсхатологии последних дней в окружении «сплошного предательства и беспринципности».
