Сборник - Простые ответы на вечные вопросы
Протоиерей Павел Великанов
Жизнь
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум»[32].
В этих строчках Александр Пушкин вместил целую бездну вопросов, издревле не дававших покоя мыслящему человечеству. Что есть жизнь? Что делать человеку в этой жизни? Где ее источник? Возможно ли человеку познать замысел Творца о своей судьбе? Есть ли какой-то смысл в наших стремлениях и страстях, в невыносимой боли и несправедливости земной жизни? Те же «проклятые» вопросы с неменьшей силой и дерзостью бросал своему Создателю древний библейский страдалец Иов.
Но с каждым днем времена меняются, и теперь такого рода раздумья о смысле жизни для многих покажутся глупым чудачеством. Когда уж тут задумываться о «высоких материях», если с утра до ночи надо крутиться, добывать кусок хлеба, «на жизнь зарабатывать»! Но если мы подчиняемся суете, потому что нам надо «зарабатывать на жизнь», не стоит ли крепко задуматься, в чем она, наша жизнь, на которую мы «зарабатываем», в жертву которой приносим все, что у нас есть? Быть может, это просто отговорка и вся цель нашей жизни в беге по замкнутому кругу, в пустой гонке за теми, кто рядом?
Как в этой жизни, бедственной и нищей,
Мы все живем угрюмо, не любя.
О, если б знали мы, насколько чище,
Насколько лучше мы самих себя!
Дитя смеется, и его веселый
И чистый голос обличает нас:
За косный дух, упрямый и тяжелый,
За жесткие морщины возле глаз,
За жалкое, безрадостное знанье
О том, что все проходит, как трава…
Нам всем даны прямым обетованьем
Простые и великие слова
О чистых сердцем, милостивых, кротких, —
Нам, никому другому: мне, тебе…
Зачем же эти несколько коротких,
Поспешных лет проводим мы в борьбе,
В недоброй суете, в ожесточенье,
Мы, земнородные, чьи голоса
Могли б вмешаться в ангельское пенье, —
И только оскорбляют небеса?[33]
Заслуживает ли названия жизни это бессмысленное чередование рождений и смертей, эта однообразная смена умирающих поколений? Красота и целесообразность в окружающей нас природе, вложенная Создателем в каждый вид живых существ, способна вызвать лишь содрогание при взгляде на бессмысленность их существования. Ведь вся эта изумительная целесообразность рассчитана на ту единственную цель, которая никогда не достигается, – цель сохранения жизни. Чтобы продолжаться, одна жизнь должна стать пищей для другой, хищник должен съесть свою жертву. Побеждает тот, кто съест больше всего других и чье существование будет продолжаться как можно дольше, – вот каков суровый «закон жизни»…
А что же человек? Если он – дитя природы, не выходит ли, что в его жизни царит тот же самый «закон джунглей», только прикрытый фиговым листком цивилизации? Не давай «сожрать» себя, умей использовать других, живи дольше, чтобы вместить в свою жизнь побольше развлечений и удовольствий, попросту будь «разумным эгоистом» – вот и вся «сермяжная правда». Значит, единственная «реальная» мерка человеческой жизни – это просто количество приятно проведенного времени?
Едва ли, считал философ Николай Трубников. Ведь тогда «библейский Мафусаил со своими восемьюстами лет жизни заметно выигрывает перед Христом с Его тридцатью тремя годами… Человеческая жизнь, измеренная мерой вечности, приобретает иную размеренность и иной смысл. Мера вечности переводит страх смерти… в страх предвечный, страх лишенной смысла смерти, заставляющий нас преодолевать и творить, придающий жизни ее единственно достойный человека смысл».
Так в чем же состоит смысл человеческой жизни? Очевидно, каждый должен прийти к ответу самостоятельно, ибо жизнь – не задачник по арифметике, и в ней не бывает подсказок на последней странице. Но ответы, запечатленные в духовном опыте великих и святых людей, могут стать для нас бесценными ориентирами на этом пути. В поэтической переписке с Пушкиным святитель Филарет, митрополит Московский, ответил на это так:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, Забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум, —
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум[34].
А.В. Черняев
Счастье
В одном из своих воспоминаний Иван Ильин записал следующее: «Когда мне стукнуло восемь лет, бабушка подарила мне на елку красивую тетрадь в синем сафьянном переплете и сказала: “Вот тебе альбом, записывай в него все, что тебе покажется умным и хорошим; и пусть каждый из нас напишет тебе что-нибудь на память”… Вот было разочарование!.. Мне так хотелось оловянных солдатиков, они даже по ночам мне снились… И вдруг – альбом. Какая скучища… Но дедушка взял мою сафьянную тетрадь и написал на первой странице: “Если хочешь счастья, не думай о лишениях; учись обходиться без лишнего”… Да, хорошо ему было говорить: “Не думай”… А мне было до слез обидно… это была прямая насмешка надо мною и над моими солдатиками. Но позднее… И потом еще много спустя… У меня было так много лишений в жизни…И всегда, когда мне чего-нибудь остро недоставало или когда приходилось терять что-нибудь любимое, я думал о сафьянной тетради и об изречении деда. Я и сейчас называю его “правилом счастья”, или “законом оловянного солдата”»[35].
Много слов сказано о счастье, много исписано страниц, однако так и остается оно загадкой. У каждого поколения есть свой «рецепт» счастья, каждая эпоха не сомневалась в том, что именно ей удалось найти этот затерявшийся ключ от Эдема: разве не ради счастья вершились судьбы народов и цивилизаций? Но всегда счастье так и оставалось неразгаданной, а может, даже и роковой загадкой для человечества.
В 306 г. до Р.Х. на окраине Афин странствующий философ по имени Эпикур купил сад. Над его входом он поместил вывеску: «Гость, тебе будет здесь хорошо. Здесь удовольствие – высшее благо». Так впервые было сформулировано право, которое позже войдет во все политические лозунги, – «право человека на счастье», понимаемое как синоним удовольствия во всем. Это эпикурово счастье с юмором описал Саша Черный:
Упьемся! И в хмеле, таком же дешевом,
О счастье нашем грошевом
Мольбу к небу пошлем,
К небу, прямо в серые тучи:
Счастья, здоровья, веселья,
Котлет, пиджаков и любовниц,
Пищеваренье и сон —
Пошли нам, серое небо![36]
Какая пропасть лежит между этими словами и словами Христа о человеческом счастье! Для Христа счастливы – по-славянски блаженны – те, кто, с точки зрения эпикурова счастья, и есть самые несчастные, – нищие духом, искатели правды, чистые сердцем, кроткие и немстительные миротворцы, гонимые и угнетаемые со всех сторон. Что это, издевка над самым сокровенным в человеке? Да, если бы их сказал философ, уютно устроившись в кресле перед камином. Но когда каждым Своим словом Христос поднимался на Свою Голгофу, на Свой Крест… вряд ли Распятая Любовь стала бы так играть словами!..
Истина, открытая Христом, проста: не ищи счастья для себя, ищи его для других – и тогда оно само найдет тебя. Ведь на самом-то деле счастье не зависит от внешних условий: главное условие и в то же время главный тормоз для счастья – сам человек.
Ф.М. Достоевский красочно показал это своими героями. Болезненно-обнаженной, но по-детски чистой и искренней душе князя Мышкина всякая тварь открывалась своей небесной стороной; очарованный этим, он спрашивал: «…Неужели на самом деле можно быть несчастным? О, что такое мое горе и моя беда, если я в силах быть счастливым?..».
Вот оно, глупое счастье,
С белыми окнами в сад!
По пруду лебедем красным
Плавает тихо закат.
Здравствуй, златое затишье,
С тенью березы в воде!
Галочья стая на крыше
Служит вечерню звезде[37].
Но эти проблески подлинного, неземного счастья увидят только те глаза, которые подняты к небу; только сердце, полюбившее отдавать себя без остатка, может познать то блаженство, которое заповедал Христос:
Солнце, сияя, теплом излучается:
Счастливо сердце, когда расточается.
Счастлив, кто так даровит
Щедрой любовью, что светлому чается,
Будто со всем он живым обручается.
Счастлив, кто жив и живит[38].
Протоиерей Павел Великанов
