Тимоти Келлер - Разум за Бога: Почему среди умных так много верующих
Во многих случаях ограничения и запреты – это средство освобождения
Это не значит, что ограничения, запреты и дисциплина автоматически обеспечивают свободу. Например, человеку ростом полтора метра с небольшим и весом под шестьдесят килограммов не стоит мечтать о карьере нападающего Национальной футбольной лиги. Никакая дисциплина и старания не принесут ему ничего, кроме раздражения и травм (в буквальном смысле слова). Он бьется головой о физическую реальность – у него просто нет соответствующего потенциала. В нашем обществе многие трудятся не покладая рук, строя карьеру, которая скорее приносит хороший доход, чем соответствует их способностям и интересам. Такая карьера тоже является подобием смирительной рубашки, которая душит и обезличивает нас.
Следовательно, дисциплина и ограничения освобождают нас только в том случае, если соответствуют нашей натуре и способностям. Рыба, которая поглощает из воды скорее кислород, чем воздух, свободна лишь в том случае, если место ее пребывания ограничено водой. Если мы положим ее на траву, то не только не обеспечим ей свободу передвижения и не вернем ее к жизни, но и убьем ее. Рыба погибнет, если мы без должного уважения отнесемся к реальным особенностям ее натуры.
Во многих сферах жизни свобода – не столько отсутствие ограничений, сколько поиск правильных ограничений, дающих свободу. Те из них, которые соответствуют реальным особенностям нашей натуры и мира, придают силу и размах нашим способностям, дарят глубокую радость и удовлетворение. Эксперименты, риск, ошибки сопровождаются ростом лишь в том случае, если со временем показывают не только пределы наших возможностей, но и наши способности. Если оправданные ограничения способствуют нашему интеллектуальному, профессиональному и физическому росту, почему то же самое не может быть справедливым для духовного и нравственного роста? Вместо того чтобы добиваться свободы для создания духовной реальности, не лучше ли было бы найти эту реальность и с помощью дисциплины жить в соответствии с ней?
Распространенное мнение о том, что каждый из нас должен сам дать определение собственной нравственности, опирается на убеждение, согласно которому духовная реальность не имеет никакого сходства с остальным миром. Верит ли в это кто-нибудь на самом деле? Много лет подряд каждое утро и каждый вечер после воскресных служб я остаюсь в церкви еще на час, чтобы ответить на вопросы. В этом обмене мнениями участвуют сотни прихожан. Чаще прочих я слышу такое заявление: «Каждый человек должен сам решать для себя, что хорошо и что плохо». В ответ на это я интересуюсь: «Существует ли сейчас в мире хоть один человек, поступки которого вы считаете необходимым прекратить, независимо от того, насколько правильным он сам считает свое поведение?» Мне неизменно отвечают: «Да, конечно». Тогда я спрашиваю: «Но разве это не означает, что вы убеждены в существовании некой нравственной реальности, находящейся “где-то там” и определяемой не нами, но подлежащей соблюдению независимо от того, что человек чувствует и думает?» Почти всегда этот вопрос встречают молчанием – или задумчивым, или недовольным.
Любовь, предельная свобода, ограничивает сильнее, чем можно подумать
Так что же это за нравственно-духовная реальность, которую мы должны признать, чтобы прийти к процветанию? Что это за обстановка, которая делает нас свободными, если мы ограничимся ею, подобно тому, как рыба становится свободной в воде? Любовь. Любовь – это потеря свободы, которая освобождает, как ничто другое.
Один из принципов и дружеской, и романтической любви – отказ от независимости ради достижения большей близости. Если мы стремимся к «свободам» любви – к удовлетворению, уверенности, чувству значимости, которое она приносит, – мы вынуждены во многих отношениях отказаться от своей свободы. Невозможно состоять в тесных отношениях и по-прежнему принимать единоличные решения или запрещать другу или любимому человеку решать, как вам жить. Чтобы испытывать радость и свободу любви, приходится отказаться от личной независимости. Французская писательница Франсуаза Саган удачно выразила эту мысль в интервью газете Le Monde. Она объяснила, что довольна тем, как прожила жизнь, и ни о чем не жалеет.
Корреспондент: Значит, вы располагали всей свободой, какой хотели?
Саган: Да… Конечно, я была свободна в меньшей степени, когда кого-нибудь любила… Но нельзя же постоянно быть влюбленной. А в остальном… я свободна[87].
Саган права. Любовные отношения ограничивают наши личные возможности. Здесь мы опять сталкиваемся со сложностью понятия «свобода». Люди оказываются наиболее свободными и живыми, когда они любят. В любви мы становимся собой, вместе с тем здоровые любовные взаимоотношения подразумевают обоюдное и бескорыстное служение, взаимную потерю независимости. К. С. Льюис красноречиво сказал об этом:
Полюби – И сердце твое в опасности. Если хочешь его оградить, не отдавай его ни человеку, ни зверю. Опутай его мелкими удовольствиями и прихотями; запри в ларце себялюбия. В этом надежном, темном, лишенном воздуха гробу оно не разобьется. Его уже нельзя будет ни разбить, ни тронуть, ни спасти. Альтернатива горю или хотя бы риску – гибель[88].
Следовательно, свобода – это не отсутствие ограничений и запретов, а их правильный выбор, поиск тех, которые соответствуют нашей натуре и делают нас свободными.
Чтобы любовные взаимоотношения были здоровыми, необходима взаимная потеря независимости. Этот процесс не может быть односторонним. Обе стороны должны сказать друг другу: «Я буду приспосабливаться к тебе. Буду меняться ради тебя. Буду служить тебе, даже если мне придется пойти на жертвы». Если же отдает и жертвует только одна сторона, а другая приказывает и получает, отношения принимают характер эксплуатации, угнетают и рушат жизнь обеих сторон.
Чтобы испытывать радость и свободу любви, приходится отказаться от личной независимости
На первый взгляд, отношения с Богом по своей природе должны лишать нас человеческого достоинства. Разумеется, они «односторонние», вся власть сосредоточена у Бога, высшего существа. А человек вынужден приспосабливаться к Богу, потому что Бог никак не может приспосабливаться к нему и служить ему.
Если для других религий и верований это справедливо, то к христианству не относится. Богу уже доводилось приспосабливаться к нам самым радикальным образом – в процессе воплощения и искупления.
«Легко ли любить Бога?» – «Тем, кто любит, – легко»
В облике Иисуса Христа Он стал человеком с присущими ему ограничениями, уязвимым для страданий и смерти. Будучи распятым, Он оказался в нашем положении, положении грешников, и умер за нас, чтобы заслужить прощение. Благодаря Христу Бог самым проникновенным образом дал нам понять: «Я буду приспосабливаться к вам, буду меняться ради вас. Буду служить вам, даже если Мне понадобится пойти на жертвы». Если Он решился на все это ради нас, мы можем и должны платить той же монетой Богу и близким. Апостол Павел пишет: «Любовь Христова объемлет нас» (2 Кор 5:14).
Одного из друзей К. С. Льюиса однажды спросили: «Легко ли любить Бога?», – и он ответил: «Тем, кто любит, – легко»[89]. Этот ответ не настолько парадоксален, как кажется. Влюбляясь всем сердцем, хочешь угодить любимому, сделать что-нибудь для него, не дожидаясь просьб. При этом старательно запоминаешь все, вплоть до мелочей, узнаешь, что может порадовать любимого человека, и, наконец, исполняешь его желание ценой любых затрат или неудобств. «Твое желание для меня закон» – вот что мы при этом чувствуем, и это ощущение нас вовсе не угнетает. Видя все это со стороны, удивленные друзья могут подумать: «Он пляшет под ее дудку», – но в действительности это истинное блаженство.
То же самое справедливо для Иисуса и христиан. Любовь к Христу накладывает ограничения. Но когда понимаешь, как изменился Иисус, чем Он пожертвовал ради тебя, уже не боишься расстаться со своей свободой и потому обретаешь свободу в Нем.
4. Церковь несет ответственность за множество несправедливостей
«По-моему, ни в одной религии не найти такого множества фанатиков и лицемеров, – утверждала Хэлен, изучающая право. – На свете столько людей, которые совсем не религиозны, и при этом гораздо добрее и порядочнее, чем многие из моих знакомых христиан».
«Известно, что церковь на протяжении всей истории поддерживала несправдливость и уничтожала культуру, – отзывалась еще одна студентка юридического факультета Джессика. – Если христианство – истинная религия, как такое могло быть?»
