Георгий Михайлов - Нравственный образ истории
Потерпев неудачу сходу, Вор не рискнул осаждать Брянск и до весны 1608 г. пробыл в Орле. Оттуда он отправил Лисовского поднимать против Шуйского рязанцев. Рожинский под Болховым 1 мая разбил войско бездарного царёва брата Дмитрия, после чего двинулся прямо на Москву. У реки Незани (меж Москвой и Калугой) воровскую рать готовились встретить князья Скопин-Шуйский и Иван Никитич Романов. Но у них в войске, говорит летописец, «нача бытии шатость: хотяху Царю Василью изменити князь Иван Катырев, да князь Юрьи Трубецкой, да князь Иван Троекуров и иные с ними». В результате чего войско было отозвано назад, в столицу.
Полки Самозванца подошли к Москве почти беспрепятственно и стали от неё в 13 верстах, в селе Тушино, заняв угол между реками Москвой и Всходней, между Смоленской и Тверскою дорогами. Лисовский, с переменным успехом «погулявший» по Рязанской земле, набрал, тем не менее, 30000 разбойных людей и с ними бесчинствовал в окрестностях.
Очень скоро гетман Рожинский убедился, что овладеть Москвой ему не удаётся. В битве на Ходынском поле 25 июня Михаил Скопин-Шуйский нанёс ему большой урон. Войска Тушинского вора отошли, и в войне наступило долгое затишье.
Пока происходили манёвры армий и битвы, дипломаты Сигизмунда III пытались вызволить из плена князя Мнишека, Марину, польских послов Олесницкого с Гонсевским и всю свиту (около 375 человек). Переговоры затянулись до Ходынской битвы, после которой на три года Государи обеих держав заключили перемирие. Шуйский обязался выпустить всех поляков; Сигизмунд - не поддерживать никаких самозванцев; а Марина чтоб не смела величать себя «Русской Царицей». Король обещал также отозвать от Тушинского вора гетмана Рожинского и остальных поляков, но сделать это было труднее, чем сказать. Дело в том, что незадолго до того в Польше шляхта, во главе с паном Зебржидовским, объявила рокош королю (то есть взбунтовалась). После подавления рокоша многие вельможи, в том числе Зборовский, Стадницкий, Рожинский, опасаясь мести Сигизмунда, покинули родину и теперь не собирались оставлять Тушинский лагерь. Тем паче полковник Лисовский - «изгнанник из отечества и чести своей осужден», как писали о нём сами поляки.
Марину Мнишек стали отправлять домой в Самбор. Ехать она не желала. Ей хотелось в Кремль, на Московский престол. А замуж - всё равно за кого, хоть за пожилого Шуйского. Он был тогда не женат. Уже сразу после убийства «Лжедмитрия» Юрий Мнишек предложил руку дочери новому Царю. Но Шуйский успел выбрать другую невесту, юную княжну Буйносову-Ростовскую.
Отряд, сопровождавший бывших заложников из Ярославля, двигался тайными просёлками, в обход Смоленской дороги. Тем не менее, Вор узнал о их движении и послал Зборовского на перехват. Две тысячи польских всадников легко одолели сопротивление русского конвоя; да он и не сопротивлялся особенно, зная настроение пленников. Марина с отцом жаждали предаться Вору. Воевода Сандомирский задумал получить с царика за признание его Марининым мужем огромные деньги. Посол Олесницкий был заодно с Мнишеками, Гонсевский и другие поляки спешили домой. Их вместе с русским конвоем тушинцы отпустили, и они благополучно добрались в своё отечество. Те же, кто решил остаться и бороться за Русский престол, попали в желанный плен. И почти в то же время, во второй половине августа 1608 г., на пополнение армии Самозванца из Польши выступил Ян Сапега.
«16 сентября, - пишет А.Д.Нечволодов, - состоялась в присутствии всего воровского войска нежная встреча мнимых супругов - Марины и Вора, а через четыре дня ксёндз-иезуит тайно обвенчал их». Это данные самих иезуитов. По другим историческим сведениям, встреча «супругов» не была столь идиллической. Потому что, во-первых, Вор был крещён Православным чином; а во-вторых, как потом выяснилось, он вообще оставался тайным иудеем. Юрий Мнишек за 300000 рублей и права на владение четырнадцатью Северскими городами уступил Самозванцу дочь, после чего уехал в Польшу. Сама же Марина ещё торговалась. Есть мнение, что она согласилась признать Вора мужем (разумеется, без повторного венчания) с тем условием, чтобы с ним не сожительствовать. Предметом её симпатии с первых дней стал донской атаман Иван Мартынович Заруцкий. По описаниям современников, красота Заруцкого была неотразима, и в войске он имел огромное влияние. Именно с ним, после смерти Вора, Марина сошлась в открытую, и ребёнка, родившегося тогда же («ворёнка Маринкина»), Заруцкий лелеял, как своего. Но не будем гадать о его действительном отцовстве. Во всяком случае, самого царика поляки подчёркнуто презирали, а с Мариною были учтивы.
«Поживились» от встречи «супругов» в Тушине не только князь Мнишек, но и другие поляки. В частности, пан Олесницкий. Он тоже получил обширные поместья в России. Только всё это было на бумаге. Пока Москва стояла, и в ней правил, хоть «боярский», но всё-таки Русский Царь, мечты иноземных авантюристов оставались мечтами. Они лили русскую кровь и проливали свою, не разумея путей Господних, а земля наша принимала их прах.
Петля воровства продолжала обвиваться вокруг Москвы, однако отовсюду к ней протягивались руки, не дававшие сей злой удавке затянуться до конца.
«Да внидет пред Тя
воздыхание окованных»
(Пс.78,11).Ещё в начале похода на Москву пан Лисовский в Коломне захватил и мучил владыку Иосифа, постоявшего за правду вместе с Гермогеном перед «злополучной свадьбой» Марины с «Самозванцем». Теперь, осенью 1608 года, пленником поляков оказался и Ростовский митрополит. Отряд Сапеги ворвался в его кафедральный храм и, как пишет Авраамий Палицын, «сего убо митрополита Филарета исторгше силою, яко от пазуху матерю, от Церкви Божиа и ведуще путем боса токмо во единой свите». Затем митрополита посадили на возок и доставили в Тушино, где, по словам С.М.Соловьёва, «его ждали почести ещё более унизительные». Самозванец, по родству Романова с Царём Феодором Иоанновичем, за брата коего он выдавал сам себя, объявил Филарета «патриархом всея Руси». На что тот справедливо вознегодовал. Патриарх Гермоген, узнав об этом, в своей грамоте одобрил и почтил стойкость митрополита Ростовского, который, как говорит Палицын, «не преклонился ни на десное ни на шуее, но пребысть твердо в правой вере». Заполучить «собственного патриарха» Вору не удалось.
Стычки между войсками Шуйского и тушинцами не прекращались всю зиму. В одной из них, в феврале 1609 г., гетман Рожинский получил тяжёлую рану (она потом свела его в могилу). Незадолго до того Рожинский уничтожил своего соперника, гетмана Меховецкого. Москва же оставалась неприступной, а из областей, подвластных Самозванцу, шли бесконечные жалобы на грабежи и притеснения народа воровскими начальниками. Отношение к тушинцам менялось повсеместно.
В начавшуюся зиму в столице стало не хватать хлеба, цены поднялись. Келарь Троицкой Лавры Авраамий Палицын открыл московские закрома монастыря и снял ценовое напряжение. В самой же Троице-Сергиевой Лавре хлеб кончился по причине осады.
Ещё в сентябре 1608-го Сапега, стремясь отрезать Москву от всех возможных путей снабжения, вышел на Ярославскую дорогу, разбил там войска под командой Ивана Шуйского, затем взял Дмитров и осадил Свято-Троицкую Лавру - «этот курятник», как презрительно выражались поляки. Однако взять «это лукошко» спесивым панам не удалось, ни приступом, ни измором.
Оборона Лавры - сплошное чудо, остросюжетная захватывающая повесть и хвалебный гимн торжеству Православной веры Русского народа; это пример сверхчеловеческого мужества кротких иноков и бессилия нечестивых вояк латинских. Божией милостью, по молитвам Святого Сергия Радонежского, все атаки, все подкопы, все военные хитрости ляхов обратились на их собственные головы.
Сапега застрял у Троицы, Лисовский шёл в обход Москвы другим путём: на Суздаль и Шую. Он подчинил Самозванцу Владимирскую область. На соединение с ним спешил Хмелевский. Воровская петля вот-вот могла сомкнуться. Но под Коломной верные Шуйскому полки разбили Хмелевского. А тех воров, что шли к нему на подкрепление, перехватил и уничтожил Зарайский воевода, князь Дмитрий Михайлович Пожарский - будущий освободитель Москвы. Таким образом, план окружения столицы и удушения её голодом был сорван.
Тем не менее, московская знать унывала. Немощь «боярского царя» на фоне успехов Самозванца побуждала малодушных перебегать в Тушино. Вор жаловал перебежчиков высокими званиями, раздавал грамоты на владения поместьями. Одним словом, пускал пыль в глаза, ибо исход всякой борьбы определяется не числом изменников, а наличием хотя бы немногих Богом избранных героев, не запятнавших своей чести и готовых стоять до конца. Такими героями были: патриарх Гермоген, князь Пожарский и 22-летний племянник Царя Василия, Михаил Скопин-Шуйский.
