Георгий Михайлов - Нравственный образ истории
Когда в лето 1605-е в Москве воцарился Дмитрий I, то первое, что он предпринял, было освобождение всех бояр, репрессированных Годуновым. Из заточения тогда вышли Нагие и сама прежняя Царица Мария (инокиня Марфа), признавшая «Самозванца» своим сыном. Возвратились из ссылок и оставшиеся в живых Романовы, причём инок Филарет (Феодор Никитич) был возведён в сан митрополита Ростовского (на вторую кафедру после патриаршей). Его бывшую супругу с сыном отроком Михаилом поместили в Костромском Ипатьевском монастыре, где жили мирно и благоденствовали, пока не разгорелась «Московская смута».
17 мая 1606 года Царь Дмитрий I был убит. Чернь волокла его тело из Кремля на Красную площадь. Поравнявшись с Вознесенским монастырём, где находилась инокиня Марфа (мать царевича Димитрия), толпа остановилась, и многие стали кричать ей: «Твой ли это сын?» Она ответила: «Вы спрашивали бы об этом раньше, когда он был жив, а теперь он уже, разумеется, не мой». В горькой иронии бывшей Царицы сквозила явная двусмысленность, но чернь её не поняла. Бояре же повсюду твердили и писали, что Марфа более не признаёт в убитом сына, что она отреклась от «Лжедмитрия», так же как и Шуйский отказался от прежних своих слов.
Трудно сказать, что было на уме у вдовы Иоанна Грозного. Ведь если в Угличе, в 1591 г. Нагие спасли (подменили) царевича Димитрия, то всё равно ими было совершено другое человекоубийство (во всяком случае - избиение Битяговских), а Шуйский тогда солгал, будто царевич «зарезался сам». Потом, весною 1605-го, он заверял народ в обратном, говорил, будто знал о спасении царевича с самого начала, что погребли вместо него другого убиенного отрока, некоего «попова сына», и что Царь Дмитрий I - подлинный наследник Иоанна Грозного. Но уже в июле 1605-го Шуйский распустил слух, будто Дмитрий - «Самозванец». Из трёх раз он солгал, как минимум, дважды, и верить ему было нельзя. Тем не менее, князь Василий Иванович намеревался занять престол.
19 мая 1606 г. в 6 часов утра, когда на Красной площади ещё лежали тела убиенных - Царя Дмитрия и П.Ф.Басманова - там собралась небольшая толпа людей, очевидно, подготовленных заранее. «Вышедшие из Кремля духовенство, бояре и другие начальные люди, - пишет А.Д.Нечволодов, - предложили народу избрать патриарха на место [низложенного] Игнатия, с тем, чтобы патриарх до созыва Общеземского Собора для избрания Царя стал бы во главе правления. На это из толпы раздались крики, что теперь нужнее Царь, а не патриарх». Шуйский торопился (ведь Собор Земский мог его не выбрать). Потому он пошёл на нарушение закона и обычая. А крики его приверженцев из толпы были так внушительны, что чиноначальники прямо на площади стали поздравлять его с «избранием на Царство».
«Так просто и скоро, - добавляет Нечволодов, - воцарился на Московском Государстве Василий Иванович Шуйский, но далеко не так просты были события, разыгравшиеся в Русской Земле по его воцарении».
Уже на следующий день, 20 мая, народ, собравшийся в куда большем количестве и настроенный отнюдь не так мирно в отношении «боярского царя», потребовал от него ответа: «Кто и за что убил Царя Дмитрия, и где же правда, если убиенный - "Самозванец"?» Ответы Шуйского и бояр были один нелепее другого. Заговорщики твердили, что лишь недавно узнали о «самозванстве» покойного и потому потщились совершить переворот. Верить в это никто не хотел, и толпа едва не забила Царя Василия камнями.
Волнения не утихали несколько дней. На дворе стоял мороз, небывалый для конца мая. Стрельцы разгоняли народ оружием. Бояре, духовенство и сам Царь пытались увещевать и ублажать толпу. Наконец, всем объявили новость: «Бог... являет мощи нового чудотворца, царевича Димитрия».
Кем бы ни был отрок, невинно убиенный в Угличе, перед Господом он всё равно предстоит как Святой мученик, и чудеса от его мощей совершаются закономерно. Что же до современников тех событий, то по их сведениям, мало кто тогда верил в столь поспешное прославление царевича, совершённое с явной целью - смягчить недовольство людей. Тем не менее, ход Шуйского оправдал себя, да и мученик святой без такой вот интриги ещё долго бы мог ожидать прославления. Так что всё промыслительно. А народ наш отходчив и доверчив. Понемногу волнения улеглись, и новый монарх воцарился. Тогда начались расправы над подозрительными лицами.
Надо сказать, что, вступая на Царство, Василий Шуйский дал присягу: «Никого не казнить смертью без суда боярского; преступников не лишать имущества, но оставлять его в наследство женам и детям невинным; в изветах [доносах] требовать прямых и явных улик с очей на очи и наказывать клеветников теми же мерами, каким они норовили подвергнуть оклеветанных».
Действительно, явных казней новый Царь не производил, но рассылать неугодных ему князей под видом назначений воеводами в дальние края он начал тотчас же по занятии престола. Богдана Бельского, который целовал крест перед народом за «истинность Царя Дмитрия» и потом не участвовал в заговоре Шуйского, отправили в Казань; великий секретарь Дмитрия I, Афанасий Власьев, отбыл в Уфу; П.Ф.Шереметьев - во Псков; князь Григорий Шаховской - в Землю Северскую, в Путивль. Но Шаховской прихватил с собой государственную печать, похищенную им в день переворота, и потом использовал её, став одним из организаторов смуты. Князь Рубец-Масальский (убийца Годуновых) был отослан Шуйским в далёкую Корелу, а сообщник Масальского, Молчанов, сразу после расправы над «Самозванцем» бежал в Польшу, где объявил себя «спасшимся царём». С того времени самозванцы, сущность которых уже не вызывала сомнений, перестали церемониться и заботиться о доказательствах своей «подлинности».
В Путивле и Чернигове князья Шаховской с Телятевским «предъявили» Молчанова готовому к восстанию казачеству, и толпа загудела: «Пойдём все на защиту Царя Дмитрия против Шуйского!» Движение началось.
Сам же второй самозванец (Молчанов) уехал в Самбор (Сандомир). Там, в замке Мнишеков, где оставалась хозяйкой мать Марины, княгиня Ядвига, он устроился с большим комфортом, и рисковать собой во взбунтовавшейся России более не собирался. Его сторонники в Северской Земле созвали крестьянское ополчение, а хозяин Самборского замка Юрий Мнишек с дочерью и четырьмя сотнями поляков обретались в Ярославле, как заложники на случай войны с королём Сигизмундом.
Что же делалось тогда в Москве? Низложенного патриарха Игнатия заперли в келье Чудова монастыря. Первосвятительское место пустовало. Обязанность главы Церкви исполнял митрополит Ростовский Филарет, его уже и считали патриархом. Но Шуйский боялся возвышения Романовых. Потому он сначала отправил Филарета в Углич за мощами убиенного царевича Димитрия, а там митрополита задержали и отвезли в Ростов, в его епархию. В Москве же тем временем собрались почти все епископы. Не хватало лишь первого Русского патриарха Иова, уже одряхлевшего, ослепшего, на всех обиженного, и потому не желавшего возвращаться на кафедру. А также ставшего героем дня мужественного правдолюбца Гермогена Казанского. Святитель Гермоген был ещё в пути, когда члены Собора единодушно избрали его. По прибытии в Москву он был немедленно посвящён в патриарший сан.
Служа в Казани, владыка Гермоген сподобился стать участником чудесного обретения нерукотворенного образа Божией Матери, а затем написал знаменитый тропарь «Заступнице Усердная...» и другие песнопения и молитвословия чудотворной Казанской иконе. Его избрание на кафедру всея Руси оказалось промыслительным, ибо только такой, святой жизни муж должен был возглавить Церковь и страну (в отсутствие Царя) на время смуты. Подвигом своим Святитель и Священномученик Гермоген подтвердил впоследствии правильность соборного решения.
Митрополит Филарет стал патриархом через 14 лет, восемь из которых он провёл в польском плену, где рядом с ним претерпел страдания и скончался «боярский царь» Василий. Но пока о своих судьбах не ведали ни Гермоген, ни Филарет Романов, ни Василий Шуйский. Смута только ещё разгоралась.
За Путивлем и Черниговым к движению Шаховского примкнули города: Кромы, Новгород-Северский, Стародуб, Белгород, Оскол, Елец, Ливны. Царских воевод там побивали, сажали в остроги, изгоняли. Рать, направленная Шуйским на подавление мятежа, частью разбежалась, частью перешла на сторону изменников. И тогда настало их время.
К Молчанову в Самбор явился лихой человек Иван Болотников. Он был от рождения холопом князя Телятевского. В детстве он попал в плен к татарам, был продан в рабство на галеры, затем освободился вместе с группой немцев и венецианцев, побывал в странах Западной Европы и с большим опытом жизни возвращался через Польшу в Россию. В Молчанове Болотников охотно признал «Дмитрия» и взялся продвигать «его дело» в Путивле у Шаховского.
