Георгий Михайлов - Нравственный образ истории
Из содержания писем Марины Мнишек к папе Павлу, к папскому нунцию, к королю Сигизмунду и панам-сенаторам польский историк Валишевский делает вывод о её тогдашнем психическом состоянии: «В головке этой женщины, честолюбивой до безумия, к самым тяжёлым и важным заботам постоянно примешивались пошлые мысли и хлопоты о пустяках... доводы, один другого глупее и смехотворнее».
После бегства Марины из Тушинского лагеря дела оставшихся там пошли совсем плохо. С одной стороны, им теперь угрожал Вор Калужский, с другой - наступавший на Москву Михаил Скопин-Шуйский. Чтобы унять внутренние свары, порой доходившие до перестрелок, Рожинский поднял войско, поджёг село Тушино, и в первых числах марта 1610 г. двинулся к Волоколамскому монастырю, захватив с собою пленного митрополита Филарета. Часть тушинцев отправилась в Калугу виниться перед Самозванцем.
Скопин-Шуйский тем временем вступил в непокорившуюся ляхам Свято-Троицкую Лавру, а его воеводы продолжали рвать «воровскую петлю» в других местах. С частью шведов и русских дружин князь Куракин от Троицкой обители по снегу на лыжах дошёл до Дмитрова, где разбил Сапегу. Боярин Валуев разбил Рожинского под Волоколамском. Филарет Никитич Романов получил свободу. Сам Рожинский в том бою упал на собственную незажившую рану и от этого умер. Из тушинцев только Лисовский держался ещё в Суздале, да и тот весной бежал к Пскову вместе с атаманом Просовецким.
«Таким образом, - заключает Нечволодов, - к весне 1610 года трудами князя М.В.Скопина Москва была освобождена от польско-воровских отрядов, её окружавших».
Двенадцатого марта Царь Василий Иванович и вся столица вышли навстречу победителю. Народ падал на колени перед князем Михаилом. Имя Скопина-Шуйского было у всех на устах. Герой, избавитель, кто кроме него одолеет смуту? И уже находились гадалки, прорицавшие скорое воцарение Михаила.
Василию Шуйскому это всё не нравилось. Но особенно не мог сносить похвал племяннику царский брат, Дмитрий Иванович. От брака Царя Василия с Буйносовой родились две дочери, но они скоро умерли. Так что по кончине пожилого бездетного Государя Дмитрий Шуйский мог смело рассчитывать на престолонаследие. А тут явился любимец народа Михаил. Теперь, случись что с Василием, в выборе Земского Собора можно было не сомневаться. Князь Дмитрий со своею женой Катериной ненавидели племянника. Во время въезда Михаила в Москву Дмитрий не выдержал и заскрипел зубами: «Вот идёт мой соперник!», а 23 апреля, после застолья на крестинах у князя И.М.Воротынского, Скопин-Шуйский внезапно занемог и через две недели скончался (так же, как честный Германик во времена кесаря Тиберия). «Мнози же на Москве говоряху то, - сообщает летописец, - что испортила его тетка, княгиня Катерина, князь Дмитреева Шуйскова».
Сбылось предостережение Делагарди, который видел, что затевается. Он уговаривал Михаила Васильевича покинуть Москву как можно быстрее и вести полки на Смоленск. Тогда бы Сигизмунд, возможно, и без боя снял осаду и бежал бы в Польшу от победоносного Скопина. Но видимо, тогда ещё «чашу смуты» Русь до конца не испила.
Для Царя Василия кончина племянника-героя оказалась роковой. «Его смертью, - пишет С.М.Соловьёв, - порвана была связь Русских людей с Шуйским». Недавно перешедший из воровского лагеря покаявшийся Прокопий Ляпунов первым поднял голос за свержение «боярского царя», а брат его Захар организовал дворянский заговор. Князья В.В.Галицын, Ф.И.Мстиславский и И.С.Куракин, возглавлявшие боярский круг, также решили, что лучше удалить Шуйского, а на место его призвать польского королевича Владислава. И при таких, зловещих для себя обстоятельствах, Царь Василий направил к Смоленску армию под началом своего бездарного брата Дмитрия. Ратники ненавидели этого горе-воеводу, а Сигизмунд выслал ему навстречу опытного в военном деле гетмана Жолкевского.
Старый гетман умел не только полки водить, но и владел искусством тонкой дипломатии. Он имел дар, что называется, «уживаться с людьми», и таким способом «ладил» с соперниками, чтобы потом наносить им коварные удары. Против Жолкевского Дмитрий Шуйский вёл 40000 московского войска и 8000 шведов. Под Клушино (недалеко от Гжатска) 24 июля 1610 года противники встретились. Ловким манёвром Жолкевский отсёк от растянувшихся русских колонн отряд шведских наёмников и прямо в ходе битвы вступил с ними в переговоры. Он склонил шведов к сдаче и одновременно к переходу на его сторону; после чего рассёк полки неспособного командовать князя Дмитрия, и те рассыпались на мелкие части. Войско Шуйского разбежалось по разным городам, а сам воевода-неудачник вернулся в Москву без армии, без коня и даже без сапог. Он потерял из в болотной трясине, когда убегал с поля боя. Летописец сказал о нём: «Изыде со множество воин, но со срамом возвратися».
После разгрома под Клушино рязанское ополчение вновь отошло от Царя и стало на сторону Самозванца. Вор почувствовал силу и двинулся на Москву через Медынь, Боровск и Серпухов. Недобитый Скопиным Ян Сапега тоже присоединился к царику. Коломна сдалась. Отряд, оборонявший Боровский монастырь, - тоже. Не отступил лишь воевода князь Михаил Волконский. Увидев, как воры вряваются в обитель Св. Пафнутия Боровского, князь заслонил собою двери храма и воскликнул: «Умру у гроба Пафнутия чудотворца!» И бился с врагами до тех пор, пока не пал сражённым.
Не сдался Вору и город Зарайск, где воеводою сидел доблестный князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Он незадолго до того отверг предложение Прокопия Ляпунова перейти к Самозванцу и остался верен Государю. Когда же и зарайцы вздумали царику крест целовать, князь Пожарский заперся от них в Кремле, не желая знаться с изменниками. Глядя на князя, горожане усовестились и согласились присягнуть тому, «кто сядет в Москве». Сказав сие, они настолько укрепились духом, что под начальством Пожарского отразили все приступы, побили воровских людей, а затем и Коломну освободили. Вот такого героя Бог предызбрал для окончательного одоления смуты!
В Москве же в то время царил хаос. Наперегонки с Самозванцем к столице спешил гетман Жолкевский. Склонив русских воевод Елецкого и Валуева присягнуть королевичу Владиславу, если тот, став Царём, перейдёт в Православие, хитрый гетман овладел крепостью Царево-Займище. Потом он занял Можайск, Борисов, Боровск, Ржев. Бояре в этих городах также присягнули «грядущему» Владиславу, а всего к войску Жолкевского присоединилось 10000 Русских. Торопился же гетман оттого, что в Москве произошёл переворот.
17 июня 1610 года Захар Ляпунов (брат Прокопия), Феодор Хомутов, Иван Салтыков и другие заговорщики открыто потребовали свержения Шуйского. Князья Галицыны, Мстиславский и Куракин остались безучастными. Патриарх Гермоген защищал Государя перед собравшейся толпой, но вече на Красной площади постановило: «Свести Царя Василия!».
От имени народа князь Иван Михайлович Воротынский отправился во дворец и просил Шуйского оставить престол. В удел ему назначался Нижний Новгород (самый верный из городов в период «смуты»). Шуйский вынужден был согласиться. Он покинул Кремль и перешёл в свой старый боярский дом в Москве. Отставка Царя была согласована с воровскими людьми. Те обещали взаимно отречься от присяги Самозванцу. Однако обманули. После их обмана удаление Шуйского теряло смысл. Василий Иванович мог вернуться на трон. Но этого не допустили заговорщики. Ляпуновцы ворвались в дом низложенного Государя, прихватив с собою Чудовских иноков, скрутили старика и против его воли постригли в монахи. Гермоген объявил это насильственное пострижение недействительным. Только ему никто не внял.
Вор находился уже в 15 верстах от Москвы. Подобно хану басурманскому, он по пути жёг сёла и монастыри и усиливался новыми толпами жадных грабителей.
Жолкевский тоже был обременён добычей. О своём приближении он уведомил бояр, будто освободитель, идущий к ним на выручку. Ему ответили, что Москва не требует помощи от поляков, но гетман не для того спешил сюда, чтоб уступить богатейшую русскую столицу другому хищнику. Для овладения Москвой с использованием хитрости Жолкевский подходил Сигизмунду как нельзя кстати.
Старый гетман был прожжённым дипломатом. Подмётные письма его с призывами присягать королевичу Владиславу в Москве читались уже давно. Идея носилась в возухе. И сами бояре думские говорили, что лучше уж перекрестить в Православие польского принца, нежели поклониться Вору, о тайном жидовстве которого говорили почти все.
Москва тогда управлялась «Семибоярщиной» - думою из семи знатнейших князей. В число которых, наряду с Галицыным, Мстиславским, Воротынским, Трубецким, Шереметьевым и Лыковым, входил Иван Никитич Романов, брат митрополита Филарета и дядя будущего Царя Михаила Феодоровича. Несколько позже этот состав изменился, и дума пополнилась предателями. Тогда же, в момент переговоров с Жолкевским, «Семибоярщина» ещё рассматривала русских кандидатов на престол. Патриарх Гермоген выдвигал двоих: старого князя Василия Васильевича Галицына и 14-летнего сына Филаретова, Михаила Романова. После освобождения митрополита Филарета будущий Царь Михаил с матерью жили при отце в Москве. Народ стоял за его избрание. Духовенство же поддерживало кандидатуру В.В.Галицына. Только гетману Жолкевскому не нужен был ни тот, ни другой. Пользуясь бедственным положением москвичей, под угрозой воцарения Вора, гетман навязывал им своего претендента - королевича Владислава.