Евгений Торчинов - Пути философии Востока и Запада
Таким образом, восточные философские учения не враждебны ни рациональности, ни духу свободы, ни ценностям личностного и личного развития и самосовершенствования.
Теперь рассмотрим еще более деликатную и постоянно мистифицируемую тему – ценность изучения измененных состояний сознания (ИСС) и ценность этих состояний как таковых.
Первую проблему, связанную с изучением состояний сознания, я назвал бы общекультурологической. Сама многовековая направленность западной мысли на внешний мир, что выразилось не только в характере европейской философии, но и в типе науки, сформировавшейся на Западе, является неким априорным препятствием к осознанию важности исследования всех аспектов сознания (за исключением его познавательной функции, ставшей объектом таких почтенных областей философии, как гносеология и эпистемология). Конечно, и на Западе всегда были мыслители (от Платона и Плотина до Шопенгауэра), которые рассматривали самопознание и интроспекцию как путь к истинному познанию истинносущего, но и их подход, как правило, не выходил за рамки гносеологического паттерна. Укорененная в западном сознании вера в неколебимую устойчивость и объективность (общезначимость) законов мироздания в целом мешала европейским мыслителям высказаться в духе известного буддийского суждения «Один и тот же ум есть источник как сансары, так и нирваны», предполагавшего, что изменение сознания есть также и изменение мира, что в целом не способствовало разработке онтологии сознания или придавало последней определенный теологический привкус. В принципе, теоретически признавалось, что весь мир существует для нас лишь как данный в сознании, как «фанерон», если использовать терминологию Ч. Пирса, но укоренившаяся вера в то, что этот фанерон вполне аналогичен и конгениален реальному, вне сознания лежащему миру или в то, что если он и отличен, то путь к реальному миру нам заказан и мы должны принимать за таковой некий общезначимый «среднестатистический» фанерон, выступающий в таком случае как согласованная реальность (которая есть некий абстрактный фанерон, очищенный от особенностей чисто индивидуальных восприятий). Отсюда и феноменологическая редукция, вынесение за скобки вопроса о реальном мире и тому подобные оговорки и ограничения западной мысли. Однако даже при таком подходе следовало бы признать, что понимание «строения» сознания и его возможностей, реализуемых, в частности, в ИСС, чрезвычайно способствовало бы и решению ряда эпистемологических проблем, не говоря уже о проблемах метафизического характера, всегда считавшихся собственно философскими и стыдливо избегавшихся западной мыслью после метафизического агностицизма Канта и его позитивистского извода. Для понимания согласованной реальности необходимо понимание сознания, а целостное понимание сознания невозможно без исследования всех типов его состояний.
Второе препятствие я назвал бы обывательским. Этому предрассудку подвержены даже вполне серьезные ученые. Понятно, что никаких серьезных исследований в области ИСС не может быть, если смотреть на них как на «глюки», достойные в лучшем случае интереса со стороны психиатра. Сюда же можно добавить и проблему психоделиков и психотропных веществ, без применения которых в научных целях специалистами, видимо, никакое серьезное исследование в области ИСС невозможно. В общественном сознании они настолько связаны с мыслью о наркотиках и наркомании, что наше общество не готово даже к достаточно абстрактному обсуждению позитивной (научной, философской) значимости психоделического опыта. Но и на Западе во многом сформированное СМИ общественное мнение оказалось настолько сильным, что под его давлением правительства практически всех стран Европы и Америки были вынуждены запретить использование психоделиков даже в медицинских целях в клинических условиях, несмотря на имевшиеся положительные результаты (например, Станислав Гроф успешно использовал ЛСД-терапию для лечения не только серьезных психических расстройств, но и алкоголизма и наркотической зависимости). Некоторые послабления содержатся в законодательствах латиноамериканских стран в связи с применением психоделиков в нативных индейских культах этих стран. Таким образом, целые пласты сознания, изучение которых исключительно важно для философии, науки и культуры, остаются для нас terra incognita из-за обывательских предрассудков и отсутствия должной информированности.
И тем не менее я остаюсь оптимистом. Для науки нет границ, познание запредельного обладает беспредельной силой, и рано или поздно препоны на пути как межкультурного диалога в области философии, так и изучения сознания и его состояний будут устранены и наше понимание человека и мира поднимется на новую ступень. На этой оптимистической ноте я и позволю себе попрощаться с читателем.
Приложение
Е. А. Кий
Евгений Алексеевич Торчинов (1956–2003)
Евгений Алексеевич Торчинов (22.08.1956 – 12.07.2003) был выдающимся синологом-религиоведом, буддологом, историком философии и культуры Китая, а его глубокие познания и эрудиция простирались далеко за пределы этих областей ориенталистики. С его именем связан качественно новый этап отечественных даологических исследований, ему принадлежат многочисленные переводы важных даосских и буддийских текстов, новаторские методологические разработки в теоретическом религиоведении.
Евгений Алексеевич родился 22 августа 1956 г. в г. Орджоникидзе (Владикавказ), но вскоре вместе с матерью переехал в Саратов, где получил среднее образование. Рано возникший интерес к культуре традиционного Китая привел его на кафедру китайской филологии восточного факультета Ленинградского (Санкт-Петербургского) государственного университета, куда он поступил в 1973 г. и с отличием закончил в 1978 г. Своими университетскими учителями Евгений Алексеевич считал преподавателей этого факультета Т. Н. Никитину (р. 1929) и В. В. Петрова (1929–1987). В 1970-х гг. он посещал также семинары созданного А. А. Терентьевым студенческого общества по изучению восточной философии, заседания которого проводились на философском факультете ЛГУ.[361] В 1978–1981 гг. он продолжал образование в аспирантуре Государственного музея истории религии и атеизма (с 1990 г. – Государственный музей истории религии) и в 1984 г. защитил кандидатскую диссертацию по теме «Трактат Гэ Хуна «Баопу-цзы» как историко-этнографический источник» [Т, 1984], написанную под руководством Л. Н. Меньшикова (р. 1926), научного сотрудника ЛО ИВ АН. Е. А. Торчинов принадлежал к третьему поколению отечественных китаистов, обучавшемуся у учеников акад. В. М. Алексеева (1881–1951), основателя отечественной синологической школы и самой значительной фигуры в советском китаеведении первой половины XX в.
С 1981 по 1984 г. Евгений Алексеевич являлся научным сотрудником Музея истории религии и атеизма, а затем перешел в ЛО ИВ АН (с 1992 г. – Санкт-Петербургский филиал Института востоковедения РАН), в котором работал до 1994 г. В 1993 г. Евгений Алексеевич опубликовал свою первую монографию под названием «Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания» [Т, 1993-II], по которой в конце того же года им была успешно защищена докторская диссертация. В следующем году, когда, по словам самого Евгения Алексеевича, «работа вне системы высшего образования стала понемногу терять смысл» [Воробьева, 2004, с. 31], он оставил Институт востоковедения и перешел в Санкт-Петербургский университет, где был доцентом, а затем профессором кафедры философии религии и религиоведения философского факультета.[362] В 1998 г. на этом же факультете Е. А. Торчинов создал и возглавил кафедру философии и культурологии Востока, которой руководил практически до своей кончины.[363] Можно сказать, что именно с ним связано возникновение и организационное оформление университетского изучения философии и культурологии народов Востока, являющееся принципиально новым направлением отечественного востоковедения.
В апреле-мае 2003 г. Евгений Алексеевич по гранту Maison des Etudes de l'Homme (Центр исследований человека) находился во Франции, стране, издавна считавшейся центром западной даологии. По возвращении из Европы он на заседании кафедры философии и культурологии Востока, состоявшемся 26 июня, сделал доклад об этой поездке, а также официально объявил о своем уходе с поста заведующего кафедрой, который занимал с момента ее создания. Он надеялся, что, оставив административную работу, сможет полностью сосредоточиться на собственных исследованиях, при этом в будущем планировал заниматься главным образом даологической проблематикой.[364] К сожалению, этим планам не суждено было сбыться – 12 июля Евгений Алексеевич скоропостижно скончался.
За время своей активной научной деятельности Е. А. Торчинов стажировался в Китае (1990–1991), участвовал в нескольких крупных международных конференциях,[365] читал курсы лекций в Израиле и Канаде, работал в академических библиотеках Франции. Он хорошо осведомлен о достижениях мировой синологической науки в интересовавших его областях и широко использовал их в собственных исследованиях.[366]
