Екатерина Калмыкова - Опыты исследования личной истории
В результате подобной защиты ребенок может оказаться в ситуации, когда ему приходится иметь дело с двумя несовместимыми рабочими моделями себя и значимого другого: сознательно принимаемой, основанной на ложной информации, и недоступной сознанию, но отражающей реальный опыт ребенка. В некоторых случаях ребенок может исключить из сознания только собственно персону значимого другого, по отношению к которому он испытывает враждебные чувства, и заменить его менее значимым человеком из своего окружения, осуществляя тем самым так называемое «смещение аффекта». Или же перенаправить гнев на самого себя – такая защитная операция характерна для депрессивного склада характера.
Систематическое описание переживаний привязанности в детстве позволяет сконструировать теорию привязанности, охватывающую весь жизненный цикл человека (Ainsworth, Bowlby, 1991). Поскольку ранние привязанности, по-видимому, влияют на формирование отношений во взрослом возрасте, возрастает интерес к представлениям взрослых о своих привязанностях. Таким образом, теория привязанности и концепция «внутренней рабочей модели» Боулби, обладая незаурядной эвристической ценностью, продолжают стимулировать и питать исследовательский интерес к постижению закономерностей функционирования мира, свойственных ментальной репрезентации взрослого человека. Большинство исследований взрослой привязанности основываются на предположении, что существует параллель между индивидуальными различиями паттернов и репрезентаций привязанности у взрослых и детей. Боулби предполагал, что паттерны привязанности у взрослых могут меняться под влиянием новых отношений и развития новых мыслительных операций (формальных). В целом все исследователи сходятся в том, что система репрезентаций и паттернов привязанности взрослых, будучи глубоко индивидуализированной, базируется на трех источниках: ранние взаимоотношения с родителями, отношения (в первую очередь романтические) со сверстниками в подростковом возрасте, актуальные отношения привязанности во взрослом состоянии.
Методы исследования привязанности у взрослых
Теория привязанности Дж. Боулби послужила источником многочисленных исследований, направленных на выяснение природы отношений привязанности, их формирования в детском возрасте, развития и функционирования на протяжении всего жизненного цикла человека (обзор см. Solomon., George, 1999; Crowell et al., 1999; Hesse, 1999). Начало этим исследованиям было положено работами М. Эйнсворт, сотрудницы Дж. Боулби (см.: Смирнова, 1995). В результате ее исследований были выявлены следующие типы привязанности детей к матерям (Ainsworth et al., 1978): избегающий, надежный, амбивалентный, дезорганизованный. Валидность и устойчивость этой классификации были подтверждены на популяциях США и Западной Европы. Были разработаны методы, позволяющие изучать поведение привязанности более старших детей, проведены разнообразные лонгитюдные исследования и т. п. (Solomon, George, 1999).
Принципиально новый этап в исследовании привязанности представляют собой работы М. Мэйн и ее сотрудников, связывающие поведенческие стратегии детей с ментальными репрезентациями их родителей (Main et al., 1985; Main, 1995). В начале 1980-х годов Мэйн предложила использовать нарратив для оценки привязанности, исходя из того, что ментальные процессы различаются столь же очевидно, как и поведенческие и что те и другие отражаются в языке (Main et al., 1985). М. Мэйн с сотрудниками разработала полуструктурированное интервью для взрослых людей, содержащее вопросы, касающиеся их детского опыта привязанности к значимым другим и того значения, которое они в настоящее время приписывают этому детскому опыту. В основу этого метода легли следующие идеи, почерпнутые из теории привязанности Боулби: а) рабочие модели привязанности функционируют, по крайней мере, частично, неосознанно; б) рабочие модели базируются на реальном опыте взаимодействия ребенка; в) рабочая модель начинается формироваться уже на первом году жизни ребенка; г) представления ребенка о привязанности детерминируют его поведение и аффективную оценку опыта; д) мышление на уровне формальных операций позволяет индивиду наблюдать и оценивать данную систему отношений и, следовательно, модель может быть изменена при неизменности реального опыта.
В соответствии с описанными выше положениями было разработано полуструктурированное «Интервью о привязанностях для взрослых» (Adult Attachment Interview, AAI), в котором респонденту задавали общие вопросы о том, как он представляет свои отношения с родителями (или замещавшими их людьми) в детстве; просили вспомнить повседневные эпизоды взаимоотношений с ними, в которых, как ожидалось, должна быть активирована потребность в привязанности (ситуации разлуки, болезни и т. п.); предлагали рассказать о переживаниях, связанных с утратой кого-либо из близких; и наконец, просили описать влияние, которое поведение родителей имело для развития личности респондента. Интервью записывалось на аудио– или видеокассеты и транскрибировалось. Получаемый материал подвергался дискурс-анализу в соответствии с определенными правилами.
В 1985 г. вышла в свет работа Мэйн, Каплан и Кэссиди (Main et al., 1985), в которой сообщалось, что классификация представлений о привязанности родителей на основе оценки AAI значимо коррелирует с типами поведения их детей в «ситуации чужого», полученными при обследовании пятью годами раньше. Спустя 18 месяцев было проведено новое исследование тех же детей и родителей, которое дало аналогичные результаты. Само интервью было при этом проверено с точки зрения его психометрических свойств. Система оценки на протяжении последующих 15 лет претерпела некоторые изменения и была усовершенствована, однако руководство к исследованию до сих пор не опубликовано, и обучение экспертов возможно лишь в непосредственном контакте с создателями метода.
Общие же принципы анализа вербальных транскриптов по М. Мэйн предполагают, что эксперты пользуются несколькими системами оценки: оценка родительского поведения со слов респондента, оценка ментальных репрезентаций респондента, а также оценка когерентности дискурса. Для оценки родительского поведения, отдельно отца и матери, используются следующие категории: любящее, отвергающее, пренебрегающее, вовлеченное, доминантное. Для оценки ментальных репрезентаций используются категории: идеализация, настойчивое отсутствие воспоминаний, активный гнев, умаление достоинств, страх утраты, метакогнитивный мониторинг и пассивность речи. Оценка когерентности дискурса основывается на правилах Грайса (Grice, 1975). Высокая когерентность отмечается в случаях, когда нарратив характеризуется: а) наличием хорошего качества (правдоподобностью, непротиворечивостью, логичностью); б) определенным количеством (нарратив достаточно развернут, но не чрезмерен, содержащаяся в нем информация позволяет эксперту понять изложенное); в) релевантностью (нарратив содержит ответ на заданный вопрос; г) определенной манерой изложения (респондент использует индивидуально окрашенный, лексически богатый язык, а не жаргон и «штампы»).
На основе экспертных оценок респондентов относят к одному из основных типов репрезентаций привязанности: «автономному» (надежному) или ненадежным – «дистанцированному» и «тревожному». Эти три категории корреспондируют с тремя типами привязанности у детей, выявленными М. Эйнсворт («надежный», «избегающий» или «амбивалентный»). Те респонденты, которые были классифицированы на основе AAI как «автономные», характеризуются сбалансированным представлением о своих ранних отношениях, ценят привязанность и придают большое значение отношениям привязанности в формировании их личности. В ходе интервью они ведут себя достаточно открыто, независимо от того, насколько тяжело им обсуждать тот или иной материал. В интервью излагаются когерентные, правдоподобные сообщения о поведении родителей респондентов. Хотя их сообщения о детстве не обязательно включают нарративы только о любящем поведении родителей, в целом оно воспринимается как любящее и подтверждается конкретными воспоминаниями
Два ненадежных паттерна репрезентаций привязанности коррелируют с некогерентным способом изложения: оценка, которую дают респонденты своим отношениям с родителями, не соответствует тем конкретным эпизодам, которые они сообщают. Отсутствуют или почти отсутствуют подтверждения того, что родители выполняли функцию «надежной гавани»; в дискурсе заметны проявления ограниченной готовности к исследованию и ощущается определенная ригидность респондентов. «Дистанцированные» респонденты демонстрируют дискомфорт в связи с темой интервью, отрицают влияние ранних отношений на свое развитие, испытывают значительные сложности в припоминании конкретных ситуаций и часто идеализируют свой детский опыт. «Тревожные» респонденты демонстрируют спутанность или существенные колебания в отношении раннего опыта, описания взаимоотношений с родителями отмечены пассивностью или агрессией, родители предстают как не любящие, но интенсивно вовлеченные в отношения вплоть до обращения ролей, когда ребенок был вынужден отдавать предпочтение потребностям родителей в ущерб своим собственным. Изложение детских воспоминаний у таких респондентов часто перемежается с сообщениями о событиях недавнего прошлого, об актуальных отношениях с родителями, наполненными, как правило, агрессией и обидами.
