Роберт Райт - Моральное животное
Осознав себя в роли режиссёра эволюции и пытаясь увеличить генетическую наследственность, вы быстро выясняете, что эта цель предполагает разные роли для мужчин и женщин. Мужчины могут воспроизводиться сотни раз в год, при условии, что они склонят к этому достаточное количество женщин, а также если не существует никаких запретов против полигамии (коих, разумеется, не могло быть в обстановке, в которой происходила большая часть эволюции). Женщины, с другой стороны, не могут воспроизводиться больше раза в год. Асимметрия связана частично с высокой ценой яйцеклетки; у всех видов она крупнее, а их самих меньше, чем крошечных и производимых в огромных масштабах спермиев. Это кстати, официальное биологическое определение женской особи — существа с большими половыми клетками. Но асимметрия усилена особенностями репродукции млекопитающих — длительное развитие от яйцеклетки до организма происходит внутри самки, и она не может поддерживать одновременно несколько проектов.
Поэтому у женщины имеется несколько эволюционных доводов в пользу практикования (до определённого момента) связей более чем с одним мужчиной (например, первый мужчина мог быть бесплоден), но после этого момента продолжение сексуальных поисков "не стоит свеч". Лучше немного отдохнуть или добыть что-нибудь поесть. Для мужчины, если только он не на грани голодного обморока, такая ситуация никогда не возникает. Каждая новая партнёрша (как считает Дарвин) даёт вполне реальный шанс передать больше генов следующему поколению — намного более ценная перспектива, чем возможность поесть. Как это лаконично выразили эволюционные психологи Мартин Дали и Марго Вильсон, для самцов "всегда открыта возможность достичь большего".
Для самок тоже есть возможность достичь большего, но только в смысле качества, а не количества. Рождение ребёнка влечёт большие затраты времени, не говоря уж об энергии, поэтому природа установила верхний предел на осуществимое количество таких предприятий. Поэтому каждый ребёнок, с точки зрения женских генов, это исключительно ценный генетический аппарат. Его способность выжить и далее произвести на свет собственные юные генетические аппараты — необходимость для млекопитающих. Значит, у женщины есть эволюционные доводы придирчиво относиться к мужчине, намеревающемуся помочь ей в создании упомянутого генетического аппарата. Она должна оценить домогающегося её партнёра перед тем, как разрешить ему внести свой вклад, спрашивая себя, что он принесёт в эту конструкцию. Из этого вопроса вытекает целый набор подвопросов, которые, (а у нашего вида — особенно), гораздо многочисленнее и сложнее, чем вы возможно догадываетесь.
Прежде чем заняться этими вопросами, необходимо сделать несколько замечаний. Одно из них состоит в том, что женщине не нужно задаваться ими буквально, или даже просто осознавать их. Существенная часть истории нашего вида происходила до того, как наши предки поумнели до такой степени, чтобы о чём-то спрашивать. И даже в относительно недалёком прошлом, когда уже был язык и самосознание, не было необходимости каждой эволюционировавшей поведенческой тенденции подпадать под контроль сознания. Вообще, иногда это решительно не в наших генетических интересах — осознавать, что конкретно мы делаем и зачем.
(Как Фрейд, который настаивал на чём-то, хотя (как бы сказали некоторые эволюционные психологи), не знал точно, на чём). В случае полового влечения, уже даже повседневный опыт подсказывает, что естественный отбор распространяет своё влияние через эмоциональные краны, которые открывают и закрывают такие ощущения, как робкое влечение, горячая любовь и полуобморочная страсть.
Обычно женщина, оценивая мужчину, не раздумывает рационально — дескать, "он выглядит достойным вкладчиком в мою генетическую наследственность". Она просто воспринимает его образ и чувствует (или нет) к нему влечение. Весь мыслительный процесс произошёл несознательно, метафорически — с помощью естественного отбора.[4] Гены, обеспечивающие влечение (что означает хорошую с точки зрения её предков наследственность), процветают, а те гены, которые обеспечивали менее продуктивное влечение — увы, нет.
Понимание подсознательности природных генетических механизмов — первый шаг к пониманию того, что все мы — во многих сферах, и не только половой, — куклы, и лучшее, что мы можем сделать для обретения хотя бы какой-то свободы — это попытаться понять логику кукловода. Полный обзор его логики займет некоторое время, но я не думаю что испорчу удовольствие от «детектива», сказав прямо сейчас, что кукловод, похоже, имеет нулевое желание сделать кукол счастливыми.
Есть ещё один пункт, который надо осознать перед нашими размышлениями о том, как естественный отбор «решил» сформировать сексуальные предпочтения женщин и мужчин. Нужно осознать, что естественный отбор — не ясновидец. Эволюцией управляет среда, в которой она происходит, а окружающие условия непостоянны. Естественный отбор не мог, например предвидеть, что когда-нибудь люди начнут использовать контрацепцию, и что их страсти приведут их к требующим времени и энергии половым отношениям, которые однако будут гарантированно бесплодными; или что появятся видеомагнитофоны, которые откроют возможность сладострастным мужчинам без усилий проводить свободное время за их просмотром вместо стремления к реальной, живой женщине, которая только и может передать их гены следующему поколению.
Это не означает, что есть что-то неправильное в непроизводительном сексуальном отдыхе. Только из-за того, что естественный отбор создал нас, мы не должны рабски следовать исключительно его программе (иначе мы должны делать назло — за весь нелепый багаж, которым он нас нагрузил). Дело в том, говорить о человеческой психике как устройстве, должном лишь наращивать свою приспособленность, свою генетическую наследственность, неправильно. Теория естественного отбора напротив, гласит, что человеческая психика была создана для увеличения адаптивности человека к среде, в которой он развивается.
Такая окружающая среда известна как СЭА — среда эволюционной адаптации. Или (если выражаться менее замысловато), наследственная, родовая, древняя среда обитания. В этой книге родовая среда обитания останется на заднем плане. Временами, прикидывая, является ли психическая черта эволюционной адаптацией, я буду задаваться вопросом — отвечает ли она генетическим интересам её носителя? Например, отвечает ли неразборчивая похоть генетическим интересам мужчин? Но это просто заметки.
Правильно поставленный вопрос нашего рассмотрения — это всегда вопрос о том, отвечает ли признак генетическим интересам кого-либо в СЭА, а не в современной Америке, Викторианской Англии или где-либо ещё. Только те признаки, которые за них ответственные гены поддерживали из поколения в поколение в нашей родовой среде обитания, должны, (по крайней мере — в теории), быть частью человеческой природы и в наши дни.
Каким было родовое окружение? Наиболее близкие примеры охотничье-собирательского общества в 20 веке — это такие, как Кун Сан в Калахарской пустыне в Африке, эскимосские общества арктического региона, или Аче в Парагвае. Неудобно то, что охотничье-собирательские общества очень различны между собой, затрудняя обобщения о человеческой эволюции на их основе. Это разнообразие напоминает, что идея единственного СЭА — по сути дела фикция, искусственное построение; наше родовое социальное окружение без сомнения сильно менялось в процессе человеческой эволюции.
Тем не менее, существуют повторяющиеся особенности в современных охотничье-собирательских обществах, и предполагается, что некоторые черты, возможно остались практически теми же самыми в течение большей части эволюции человеческого мозга. Например, люди состояли в близком родстве, вырастали в маленьких деревнях, где все друг друга знали и где чужеземцы появлялись очень редко. Люди состояли в браке, моногамно или полигамно, и женщины обычно выходили замуж при наступлении детородного возраста.
В любом случае, это надёжная ставка — каким бы ни было родовое окружение, оно не было похоже на окружение, в котором мы находимся сейчас. Мы не предназначались для того, чтобы стоять на переполненных платформах метро, или жить на окраинах по соседству с людьми, с которыми мы никогда не разговаривали, и не для того, чтобы наниматься на работу и быть уволенными, и не для того, чтобы смотреть вечерние новости. Несоответствие условий, для которых мы были предназначены, тем, в которых мы живём, — это возможно ответ на причины многих психопатологий, как и других, менее драматических отклонений. (И похожим образом важность бессознательной мотивации отмечена в наблюдениях Фрейда, за которые ему спасибо; это центральный момент в его "Цивилизации и её проблемах").