Гарри Гантрип - ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ
Таким образом, Фэйрберн считал инфантильную зависимость, а не эдипов комплекс, базисной причиной психопатологий. Шизоидный пациент считает, что он сам и те люди, в которых он нуждается и кого любит, неразрывно связаны, так что при сепарации он растерян и не чувствует себя в безопасности, а при воссоединении — ощущает себя проглоченным и утратившим индивидуальность, вернувшимся к инфантильной зависимости. Поэтому он всегда должен усиленно стремиться к взаимоотношениям ради безопасности и сразу же вырываться из этих взаимоотношений ради свободы и независимости: колебания между регрессией к матке и борьбой за рождение, между поглощением своего эго и его отделением от человека, которого он любит. Шизоид не может оставаться одиноким, однако всегда отчаянно борется, защищая свою независимость, — подобно тем звездам кино, которые проводят свои лучшие годы, быстро вступая в браки и разводясь.
* * *
Такая «то внутрь, то наружу» программа, всегда приводящая к разрыву с тем, за что в данное время индивид держится, возможно, является наиболее характерным поведением для шизоидного конфликта. Так, молодой человек, собирающийся жениться, говорит: «Когда я с Дороти, я кажусь спокойным; мне кажется, я не могу позволить себе дать волю чувствам и продемонстрировать свои желания. Поэтому я держусь от нее в стороне и выгляжу безразличным». Тот же конфликт определял его отношение к работе. Он говорил о желании получить работу в Южной Америке или Китае, но на самом деле отвергал любые предложения, которые заставили бы его находиться вдали от дома. Девушка на третьем десятке лет жизни говорит: «Когда я дома, то хочу уйти, а когда я не дома, то хочу вернуться домой». Медсестра, живущая в общежитии, говорит: «Прошлой ночью я решила, что хочу остаться в общежитии и не ходить домой, затем у меня возникло такое чувство, что общежитие — это тюрьма, и я пошла домой. Как только я пришла туда, мне сразу же захотелось уйти. Вчера я позвонила матери и сказала ей, что собираюсь придти домой, затем я сразу же ощутила полный упадок сил, перезвонила матери и сказала, что я слишком устала, чтобы идти. Мое настроение всегда быстро меняется; как только я оказываюсь рядом с человеком, с которым хотела быть вместе, то сразу чувствую, что он ограничивает мою свободу. Я думаю, если бы я действительно сошлась с одним из двух моих ухажеров, не захотела ли бы я после этого снова стать свободной?» Сорокалетний холостяк, который был помолвлен, говорит: «Если я целую Мэри, то не от всего сердца. Я задерживаю дыхание и веду счет. Я могу крепко обнимать и целовать лишь пса, потому что он ничего от меня не хочет, так как нет связывающих нас нитей. У меня всегда было много знакомых, но нет настоящих близких друзей. У меня возникают чувства, будто я одновременно хочу остаться дома и уйти прочь, читать и не читать, идти в церковь и не ходить туда. Я действительно пришел в церковь и сразу же вышел оттуда, а затем захотел вернуться обратно».
Жизнь таких людей проходит в смене мест обитания, одежды, работы, увлечений, друзей, занятий и браков, но они не способны создать стабильные взаимоотношения, всегда нуждаясь в любви и в то же время страшась связывающих уз. Этот же самый конфликт объясняет склонность обрученных или состоящих в браке пар воображать или испытывать привязанность к кому-либо еще, как будто они хотят сохранять свободу в своих чувствах, по крайней мере, в фантазиях. Один пациент заметил: «Я хочу любви, однако мною не должны обладать».
Колебание «то внутрь, то наружу», «стремительное приближение и отход», «цепляние и разрыв», естественно, крайне разрушительны и препятствуют всяким связям в жизни, и в какой-то момент тревога становится такой сильной, что ее нельзя вынести. Тогда человек полностью уходит от объектных отношений, становится явно шизоидным, эмоционально недоступным, отъединенным.
Это состояние эмоциональной апатии, отсутствие какого-либо чувства — возбуждения или энтузиазма, привязанности или гнева — может очень успешно маскироваться. Если чувство вытеснено, то часто человек действует автоматически, как робот. Сознательное эго превращается в дисциплинированный инструмент для «совершения правильных и необходимых дел» без какого-либо реального чувства вовлеченности.
Пациентка с разрушительным конфликтом по отношению к своим приятелям-мужчинам искала временного облегчения, составляя список всего, что ей следовало сделать, и, систематически проходя весь этот список, пункт за пунктом, превращала таким образом в рутину всю свою жизнь. Она всегда была вынуждена «делать дела по порядку»; даже ребенком она составила в блокноте список игр и играла в них по порядку. Эта обсессивная наклонность была направлена на контроль и ослабление ее эмоций.
Фэйрберн провел крайне важное различие между «стремлением помогать людям», не испытывая чувств, и реальной любовью. В первом случае во главу угла ставится обязанность, а не расположение.
Мужчина с сильно выраженными, и, действительно, с исключительно глубокими религиозными интересами, проявлял это характерное стремление — оказывать людям помощь, не испытывая к ним какого-либо реального чувства. Он говорил: «У меня нет никаких реальных эмоциональных связей с людьми. Я могу помогать людям, но, когда они перестают страдать, моя помощь заканчивается. Я не могу присоединиться к радости и веселью. Я оказываю им помощь, однако сторонюсь их, если они начинают меня благодарить». Его сострадание людям было в действительности отождествлением себя как страдальца с любым другим страдающим человеком. Помимо этого, он не позволял развиваться никакой другой эмоциональной связи.
Возможно, даже еще более эффективно замаскировать подлинную природу компульсивного, поддельного рвения к осуществлению хороших дел путем симуляции заботы о других людях. Подлинное чувство к другим людям в действительности отсутствует. Такое поведение, конечно же, не является сознательно фальшивым. Оно представляет собой искреннее усилие делать все возможное при отсутствии способности высвобождения подлинного чувства. То, что обманчиво может выглядеть как подлинное чувство к другому человеку, в действительности основано на отождествлении с другим человеком и является, главным образом, чувством тревоги и жалости к себе.
Многие практически полезные типы личности являются, в своей основе, шизоидными. Усердные труженики, вынужденно неэгоистические люди, эффективные организаторы, интеллектуалы — все они могут достигать значимых результатов, но всегда возможно заметить равнодушие, скрывающееся за их хорошей работой, и отсутствие восприимчивости к чувствам других в том, как они не принимают во внимание людей в своей преданности делу.
Шизоидное подавление чувства и уход от эмоциональных связей могут, однако, зайти еще дальше. Тогда такой несчастный страдалец перестает сопротивляться: ничто не кажется ему стоящим усилий, интерес умирает, мир кажется нереальным, а эго — деперсонализированным. Может быть совершена попытка расчетливого самоубийства под аккомпанемент таких мыслей, как: «Я бесполезен, мерзок, самое лучшее для меня — уйти с дороги». Один пациент, который ранее никогда не доходил до такого конечного состояния, сказал: «Я чувствую, что люблю людей бесстрастным образом; это кажется мне ложной, лицемерной позицией. Возможно, я не испытываю никакой любви. Я в ужасе, когда вижу, как молодые люди стремительно продвигаются вперед и имеют успех, в то время как я нахожусь на самом дне, в абсолютном забвении, в полной изоляции».
Природа шизоидной проблемы (отход к идентификации)
Как уже упоминалось, проблемы шизоида включают идентификацию, которая обычно считается первоначальной инфантильной формой связи с объектами и зависимости от них. Иногда критикуют психоанализ, что он изобретает странную терминологию, которую неспециалист не может применять в реальной жизни. Мы попробуем проиллюстрировать состояние идентификации с объектом любви текстами Нгайо Марш (1935), известной писательницы детективных романов. В романе «Стать убийцей» она создает образ Сурбонадье, плохого актера, чья незрелость выражается в том, что он наркоман и шантажист. Стефания Согэн, основной персонаж романа, говорит: «Он был страшно влюблен в меня. Однако эти слова еще ни о чем не говорят. Он был полностью и целиком поглощен этим чувством, как если бы вне меня у него не было никакой реальности». Другими словами, этот мужчина был поглощен своим объектом любви, не имел своей подлинной индивидуальности и не мог существовать отдельно от нее. Дело обстояло так, как если бы он не отделился от психики своей матери и не дифференцировался как человек со своими правами, и идентификация с другим человеком остается основой для всех его личных взаимоотношений. Шизоидный человеку пойманный в сеть программы «то внутрь, то наружу» и не способный поддерживать реальные объектные связи, предпочитает уход и использует идентификацию для сохранения своего эго. Его трудности в объектных связях обусловлены тем, что он по сути застрял на идентификации.
