Леонид Кроль - Человек-оркестр: микроструктура общения
Согласно довольно известной и хорошо обоснованной экспериментально гипотезе Ekman и Friesen в европейской культурной традиции принято больше фиксировать и, следовательно, контролировать выражение лица, чем то, что происходит с телом в момент общения; в свою очередь, в пантомимическом поведении степень сознательного или автоматического контроля убывает, так сказать, «сверху вниз»: если плечи и руки чаще «подыгрывают» лицу, то нижняя часть тела при этом более самостоятельна и менее подконтрольна. Если мы припомним, что значительная часть общения, особенно делового, происходит за всякого рода столами, это соображение становится почти самоочевидным. Кстати, неодинаковое положение посетителя и «хозяина кабинета», кроме всего прочего, состоит в их информационном неравенстве: посетитель виден с головы до ног и в движении; его партнер, как правило, наполовину скрыт столом.
В одном зарубежном популярном психологическом журнале была опубликована статья под названием «Ноги не лгут» – видимо, имелось в виду, что все остальное не заслуживает ни малейшего доверия. И хотя поведение нижней половины человека действительно «правдивее», все же противопоставление «честных» ног изолгавшимся прочим частям тела несколько преувеличено. Разделение на подконтрольные, «сделанные», «поставленные» и своевольные, живущие более спонтанной жизнью части тела имеет смысл только с учетом жизненной ситуации, потребностей и интересов тех, кому все эти части принадлежат. Так, четкое разделение «поперек» работает в тех ситуациях и для тех людей, где постоянно существует опасность наблюдения и прочтения экспрессии верхней половины тела и – одновременно – полная безнаказанность для «выражений ног».
В американских руководствах в качестве примера такого «разрезанного по горизонтали» несловесного поведения часто приводится происходящее с играющими в покер. «Над столом» приятно расслабленные позы, непринужденные (и непроницаемые) лица; мягкие жесты, отточенные и невинные… ни тени напряжения. «Под столом» яростная раскачка с пятки на носок и обратно; ноги, удавом обвившие ножки стульев; ступни, вдавившиеся в ковер с мрачной силой… впившиеся друг в друга лодыжки… пальцы, в отчаянии скребущие нутро ботинок… наконец, всем известное постукивание носком туфли по полу.
Возможно, не столь драматично, но точно так же «разрезанную пополам» жизнь можно обнаружить, если, скажем, приподнять за краешек зеленое сукно стола президиума на каком-нибудь затянувшемся заседании – желательно в хорошую летнюю погоду, в пятницу во второй половине дня. Понятно, что совсем не обязательно, чтобы ноги «кипели», а верх благодушествовал: на заседании ученого совета во время второй защиты кандидатской диссертации с предсказуемым исходом все будет наоборот: вежливое академическое внимание, даже признаки работы мысли сверху и глубокое расслабление, граничащее с естественным сном или сильным опьянением – «под сукном».
Когда бледная диссертантка начнет вдохновенно произносить слова благодарности, ноги «под сукном» проснутся (не от полноты чувств, а в силу прочного знакомства с процедурой): чуть увеличивается тонус, колени подтягиваются ближе к корпусу, ступни получают возможность упора, необходимого для того, чтобы встать. Интенсивность поведения верхней и нижней половинок выравнивается, к моменту выпрямления отмучившегося тела в полный рост единство будет восстановлено.
Интересно, что создание искусственной ситуации наблюдения за непривычным каналом несловесной коммуникации (хотя бы и за ногами) дает быстрое переключение субъективно нежелательной экспрессии куда-нибудь «в другое место». Закономерность, в принципе, известная и даже иногда предлагаемая в качестве приема: так, в своей первой книге «Как приобрести уверенность и влиять на людей, выступая публично» – нашему читателю она известно гораздо меньше, чем знаменитая «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей», – Дейл Карнеги советует ораторам и лекторам, знающим за собой привычку к нервной, неуверенной жестикуляции и всякого рода странным движениям, «перегонять» напряжение в шевеление пальцами ног или сцепленных за спиной рук, сохраняя темп самым относительную невозмутимость «видимого тела».
Во время одного из проведенных авторами циклов тренинга для руководителей, включавшего использование видеоаппаратуры, возникла следующая любопытная ситуация. Во время первого просмотра отснятого материала минут десять на экране жили своей жизнью только ноги: раздраженные, побаивающиеся, ленивые, гневные и какие угодно еще. В это время с видевшими себя на экране происходила интересная метаморфоза: их ноги стали донельзя «благовоспитанными» (это не я! я не такой, я умею себя контролировать!) – но зато руки, плечи, лица резко ожили и стали вести себя намного спонтаннее и ярче. Это была не всегда симпатичная, но все-таки жизнь, что существенно отличалось от наивной попытки выдать себя за манекен, наблюдавшейся вначале.
«Мораль» примера не в том, что руководители, как правило, имеют неразвитую экспрессию, и много заблуждений на свой счет – это и так общеизвестно. Но даже простое наблюдение показывает, что чем меньше телом пользуются для выражения мыслей и чувств, чем выше иллюзия полного самоконтроля и непроницаемости, тем скорее найдется какой-нибудь неподходящий выход для «убранных» с поверхности проявлений. Он может быть нелеп, неудобен и даже вреден с медицинской точки зрения; нам может не нравиться, что мы не вполне распоряжаемся своей эмоциональной жизнью – но выход есть всегда.
Разумеется, все соображения относительно несловесного «проговаривания» относятся не к любой информации и попытке ее исказить или скрыть, а прежде всего к эмоционально окрашенной и небезразличной для говорящего. Никакое, даже самое тонкое и тренированное внимание к противоречиям в коммуникативном поведении не может распознать нечестный ответ на вопрос, который не представляет для человека ни важности, ни интереса.
7. Человек-оркестр
Гораздо чаще – так часто, что мы этого почти не замечаем, – несловесные составляющие общения находятся с содержанием речевого сообщения не столько в конфликтных, сколько во взаимодополнительных отношениях. Истинный смысл сказанного возникает из всего объема наблюдаемого и слышимого; жест или интонация не только окрашивают текст, но могут придавать ему важные смысловые нюансы: «В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов» (Ф. де Ларошфуко).
Попробуйте представить себе 6–8 интонаций, жестов и выражений лица, с какими может быть произнесена короткая «деловая» фраза – что-нибудь вроде: «Я с Вами полностью согласен». Окажется, что ее смысл может меняться, что называется, «с точностью до наоборот», может карикатурно утрироваться; расплываться, как бы смазываться; может раздваиваться, а может, к примеру, порождать дополнительные смыслы, никак в самой фразе не присутствующие. Более того, возникшие ассоциации позволяют представить себе что-то о ходе и атмосфере предшествующего разговора, что-то – об отношениях говорящих…
К этому следует добавить, что при ближайшем рассмотрении экспрессивное поведение человека оказывается не просто «вторым голосом», а, пожалуй, целым «оркестром».
Всем хозяйкам хорошо знакома ситуация, когда разные события вдруг начинают происходить одновременно, требуя немедленного участия: в дверь звонит долгожданный сантехник (уж он-то ждать не будет), телефон разрывается трелью «междугородки», на только что вымытую плиту начинает убегать кофе, а кошка – именно в этот момент – решает совершить экскурсию за окно, где на уровне двенадцатого этажа летает много симпатичных птичек.
Деловая приветливость (сантехник), гнев (кофе и собственная растяпистость), страх (кошка, ее отбитые почки, кошмарная очередь в ветлечебнице), озабоченность (кто звонит) – все это смешивается и тащит в разные стороны, притом буквально. А именно: к лицу приклеивается бессмысленная улыбка, левая рука тянется выключит газ, правая – снять трубку (или кошку), одна нога делает большой шаг к двери, другая – к окну; в глазах застыл ужас (кошка), а на губах – нечленораздельное горестное восклицание (кофе). Распавшееся на части тело застывает в нелепом столбняке. Впрочем, все образуется – до сих пор обычно бывало так. Занавес.
То, что мы делаем в общении при наличии противоречивых чувств или устремлений – а они, как на грех, обычно противоречивы хоть в какой-то степени – не так похоже на кинокомедию, а по сути во многом аналогично. Противоречивые намерения или чувства так же требуют телесного выражения, как требует физического действия на глазах убегающий кофе.
Можно легко себе представить, как герой нашего основного примера, «посетитель с бумагой», решительно и крепко берется за ручку двери – а его ноги как бы сомневаются, стоит ли вообще туда ходить: чуть переступают, притормаживают движение вперед, буквально и фигурально колеблются. Чувствуя взгляд в спину, он незаметно для себя слегка приосанивается, но его плечи немного приподняты и напряжены, что часто соответствует ощущению неловкости и даже страха; лицо вполне может во всем этом не участвовать, а – с точки зрения наблюдателя – выражать сосредоточенность, то ли вспоминаются имя и отчество того, к кому несут бумагу, то ли повторяются не раз проговоренные про себя первые фразы… А вот эта промелькнувшая мгновенная гримаса вполне могла относиться совсем не к ситуации, а, скажем, к некстати занывшему больному зубу.
