Гарольд Гринвальд - Знаменитые случаи из практики психоанализа
Мы можем сделать еще один шаг, оспаривая случайную природу этого шума. Однако мы не требуем от наших читателей безусловно следовать за нами, поскольку отсутствие более глубокого аналитического исследования не позволяет нам в данном случае выходить за пределы вероятного. В нашем первом разговоре пациентка упомянула о том, что она немедленно потребовала объяснения шума и получила ответ, что это, по-видимому, тиканье часов на письменном столе. Однако я рискну объяснить то, что она мне сказала, как ошибку памяти. Мне кажется гораздо более вероятным, что поначалу она вообще не реагировала на шум и что шум получил свое значение только после того, как она встретила двух мужчин на лестнице. Ее любовник, который, по-видимому, даже не слышал шума, вполне мог позднее, когда она атаковала его своими подозрениями, объяснить это таким образом: «Не знаю, какой шум ты могла слышать. Может быть,это были небольшие часы; они иногда довольно громко тикают». Такое отсроченное использование впечатлений и смещение воспоминаний часто происходит именно при паранойе и характерно для нее. Но поскольку я никогда не встречался с этим мужчиной и не имел возможности продолжить анализ женщины, моя гипотеза не может быть доказана.
Можно пойти еще дальше в анализе этой якобы реальной «случайности». Не думаю, что это было тиканье часов или вообще был какой-либо шум. Женщина могла испытать ощущение удара или стука в клиторе, а впоследствии спроецировать его как восприятие внешнего объекта. Такого рода ощущения могут появляться в сновидениях. Одна моя пациентка, страдавшая истерией, как-то рассказала мне короткое пробуждающее сновидение, к которому она не могла подобрать никакой ассоциации. Ей просто приснилось, что кто-то постучал в дверь, и она проснулась. Никто не стучал, но предыдущие несколько ночей она просыпалась от тревожащих ощущений поллюций: таким образом, у нее появился мотив просыпаться, как только она чувствовала первый признак полового возбуждения. Таким был «стук» в ее клиторе. В случае с нашей параноической пациенткой я бы предположил за случайным шумом подобный процесс проецирования. Разумеется, я не могу ручаться, что за время нашего короткого знакомства пациентка, которая довольно неохотно уступила принуждению, правдиво поведала мне обо всем, что произошло во время двух встреч любовников. Но изолированное сжатие клитора не противоречило бы ее словам о том, что не было никакого контакта гениталий. В том, что она впоследствии отвергла мужчину, наряду с «совестью» несомненно сыграло свою роль и то, что она не получила достаточного удовлетворения.
Давайте снова рассмотрим тот примечательный факт, что пациентка защищалась от своей любви к мужчине с помощью параноической мании. Ключ к пониманию этого может быть найден в истории развития мании. Как мы и ожидали, поначалу эта мания была направлена против женщин. Но теперь на этой параноической основе был совершен переход от женского к мужскому объекту. Такое движение необычно для паранойи; как правило, мы находим, что жертва преследования остается фиксированной на том же человеке и, следовательно, привязанной к тому же полу, к которому принадлежали объекты ее любви до того, как произошла параноическая трансформация. Но невротическое расстройство не может препятствовать движению такого рода, и возможно, наше наблюдение типично для многих случаев. Не только при паранойе может происходить множество подобных процессов, которые еще не рассматривались с этой точки зрения, - и среди них хорошо известные. Например, так называемая бессознательная привязанность неврастеника к инцестуозному объекту любви препятствует ему в выборе незнакомой женщины в качестве объекта и ограничивает его сексуальную активность фантазией. Но в пределах фантазии он достигает прогресса, который заказан ему в реальности, и преуспевает в замещении матери или сестры внешними объектами. Поскольку вето цензуры не включается в действие по отношению к этим объектам, он может осознать свой выбор в фантазиях этих замещающих образов.
В таком случае эти феномены представляют собой попытку продвижения, исходя из нового основания, которое, как правило, было приобретено в порядке регрессии; мы вполне можем поставить рядом с ними прилагаемые при некоторых неврозах усилия возвратить позицию либидо, некогда им занимаемую, но затем потерянную. Разумеется, вряд ли можно провести концептуальную черту, разделяющую эти два класса феноменов. Мы слишком склонны думать, что конфликт, который лежит в основе невроза, приходит к своему завершению с формированием симптома. В действительности, борьба может продолжаться различными путями и после этого. Все новые и новые компоненты инстинктов могут исходить от обеих сторон, тем самым продлевая эту борьбу. Ее объектом становится сам симптом; определенные тенденции, стремящиеся сохранить его, находятся в конфликте с другими, которые добиваются его устранения и восстановления status quo ante[3]. Нередко наряду с другими направлениями работы обращаются к поиску методов сделать симптом ненужным посредством попытки обрести вновь то, что было утрачено и что теперь захвачено симптомом. Эти факты проливают свет на высказывание К. Г. Юнга по поводу того эффекта, что «психическая инерция», противостоящая изменениям и прогрессу, является фундаментальной предпосылкой невроза. Эта инерция поистине в высшей степени своеобразна; она является не общим, но весьма специализированным свойством психики; она не всемогуща даже в пределах своей собственной сферы, но борется против тенденций к прогрессу и выздоровлению, которые сохраняют активность даже после формирования невротических симптомов. Если мы попытаемся найти исходный пункт этой инерции, то обнаружим, что она является проявлением довольно ранних сцеплений — разложить которые очень трудная задача — между инстинктами и впечатлениями и объектами, связанными с этими впечатлениями. Эффект этих сцеплений заключается в том, что они приводят развитие соответствующих инстинктов к состоянию покоя. Или, иными словами, эта специализированная «психическая инерция» всего лишь другое название (хотя вряд ли лучшее) для того, что в психоанализе мы привыкли называть «фиксацией».
КАРЛ АБРАХАМ
Карл Абрахам (1877 - 1925) был одним из наиболее ранних последователей Фрейда. В 1907 г. Абрахам приехал в Вену в качестве гостя Общества психоаналитических сред, небольшой группы тех, кто встречался для обсуждения проблем психоанализа, из которой впоследствии образовалась разветвленная структура психоаналитических организаций. Среди членов этого общества и его первых гостей были Адлер, Юнг, Ранк и Ференци.
Практикуя психоанализ в Берлине, где он был лидером небольшой группы немецких психоаналитиков, Абрахам одновременно входил в круг наиболее близких к Фрейду психоаналитиков. Одним из первых он применил психоанализ к изучению психозов, в особенности к лечению депрессивных состояний.
Главный вклад Абрахама в развитие психоаналитической теории был результатом его интереса к стадиям детского развития: оральной, когда ребенок получает удовольствие от сосания или покусывания; анальной, когда удовольствие протекает от экскреторной деятельности, и, наконец, генитальной, или сексуальной стадий.
В данном случае, связанном с определенными формами фетишизма, мы видим интерес Абрахама к эротическим зонам. Заметим, между прочим, что с тех пор, как психоаналитические знания стали достоянием широкой публики, симптомы фетишизма стали редкостью. В этом случае, описанном в 1910 г., объясняется важная роль, которую играет фетишизм в определенных типах эмоциональных затруднений. Абрахам также указывает на то, что при перверсиях возможно значительное ослабление сексуальной активности вопреки тому общему представлению об извращенцах как о представляющих опасность ввиду своей чрезмерно активной сексуальной жизни.
Этот случай* также помогает уяснить механизмы вытеснения и частичного вытеснения. Под термином вытеснение психоаналитики обычно подразумевают исключение из сознания чувств или мыслей, которые сознательный разум находит неприемлемыми.
Мужчина, который любил корсеты
(1910)
Лишь недавно психоанализ стал уделять пристальное внимание проблемам фетишизма. Наблюдение показало, что во многих случаях фетишизм и невроз присутствуют у одного и того же индивида. Фрейд коротко затронул этот факт и проследил связь феноменов с определенными и разнообразными формами вытеснения, которое он назвал «частичным вытеснением». Вследствие этого с противопоставлением невроза и фетишизма, некогда настойчиво утверждаемым, было покончено.
Анализ случая фетишизма туфли и корсета, который я собираюсь рассмотреть, привел меня к определенным выводам в отношении психогенезиса этой формы фетишизма; это воззрение было подтверждено также и другими случаями.
