Аллан Фромм - Способность любить
Мы много слышим сегодня о связи. Наш главный интерес как будто переместился от институтов к индивиду. Как будто демократические принципы Джефферсона перенесены из политической жизни в личную, и теперь, согласно Фрейду, наше внимание привлекает не только то, за кого человек голосует, но все нюансы его личности, сознательные и подсознательные. Сегодня нас больше всего интересует, каков человек, каков его смысл, каковы стремления — от самых примитивных до наиболее благородных.
Чем важнее для нас становится наш собственный индивидуализм, тем трудней нам понять другого индивида. И что еще хуже, мы как будто и не хотим его понять. Наивное самоутверждение все чаще заменяет добросовестное стремление понять другого. Люди отмахиваются от трудностей, говоря: «Мне просто нужно...» Но почему? Какие потребности других людей при этом приносятся в жертву? Действительно ли в этом есть необходимость? Существует ли эта потребность независимо или определяется социальным окружением?
Любовь двух людей только выиграет от их стремления и готовности понять друг друга. Но люди часто разрываются в противоречии: сколько открыть в себе — и не только другим, но и себе самому? Даже в браке не часто раскрываются. Они и хотели бы, но просто не знают как.
Любовь — это все?
Мы можем спросить себя: не слишком ли многого требуем друг от друга в браке. Не слишком ли многого требуем от любви и даже от брака? Рискуя вступить в противоречие с собой, мы должны принять факт: наше обычное отношение к любви, представление о ней не подходит для брака, оно не может служить его прочным основанием. Исторически браки заключались безотносительно того, как будущие супруги, возможные женихи и невесты, относились друг к другу; часто они даже не были знакомы. Брак заключался по экономическим или социальным причинам, а на династическом уровне — по политическим причинам. Он мог принести в семью престиж, или земли, или деловые возможности; он мог заключаться дня защиты и приобретения собственности или просто для рождения наследников. Он мог быть направлен на достижение большого количества честолюбивых или благоразумных целей, но при этом редко заключался для того, чтобы соединить людей, которых влекло друг к другу.
Часто брак, заключенный по таким внешним причинам, складывался удачно. Конечно, партнеров воспитывали в сознании необходимости принять такой брак, и они не склонны были протестовать; в особенности не было альтернативы у девушек. Но мы должны отметить, что, хотя вначале у супругов и не было привязанности, стремление функционировать вместе в условиях существующего института брака приводило к сильному и приносящему удовлетворение чувству взаимного принятия.
Сегодня мы не признаем таким образом организованные браки; мы считаем, что единственным основанием для союза двух человек может быть их романтический выбор.
Но так ли это на самом деле? Многие по-прежнему вступают в брак по практическим причинам — из-за общих интересов, из-за стремления иметь семью, детей. С самого начала у таких людей возникает сознательное желание ужиться друг с другом. И если им это удается, общая цель все более сближает их, пока они не начинают испытывать друг к другу романтическую привязанность. Если бы им теперь пришлось выбирать, они бы выбрали друг друга.
Какие бы интенсивные чувства мы ни испытывали в любви, они не такие широкие и общие, как привязанность в браке. Любовь — это личные отношения; брак — общественный институт. В браке помимо супругов участвуют еще много других людей; вступление в брак не означает автоматического разрыва всех связей с семьей, друзьями, самыми разными группами. Каждый партнер приносит в брак все свои связи, и любовь, которую двое испытывают друг к другу, должна каким-то образом приспособиться к этим связям, иначе они будут ей угрожать. Ибо старые привязанности и интересы обязательно возникают после брака, как и старые привычки и черты личности, как бы старательно мы их ни скрывали во время ухаживания.
Новая фаза любви, фаза брака, может оказаться под угрозой из-за вторжения этих других интересов и отношений. Но они же могут и усилить любовь. Каждый партнер принимает у другого то, что находилось на периферии их жизни до брака: семью, друзей, коллег по бизнесу и профессии, хобби — весь набор разнообразных связей и характеров. Каждый должен быть готов пожертвовать чем-то ради вкусов или предпочтений другого. Но каждый готов принять и то, что для другого важно.
Когда мужчина видит, что жена старается быть приветливой с его другом, с которым у нее, возможно, очень мало общего, он будет доволен и даже благодарен. Он знает, что жене не нравится, как его друг сбрасывает пепел на новый ковер, забывает пользоваться подставкой для стакана и оставляет на столе «кольца»; она может ничего не знать о том, что он хочет обсудить, ее это совершенно не интересует. Но она видит, что дружба этого человека много значит для ее мужа, и включает его в их круг. Она идет на уступки и тем самым спасает мужа от угрызений совести и чувства вины. Она показала, что любит мужа таким, каков он есть, вместе с его привязанностью к друзьям. Ее любовь к нему не вступает в противоречие с его другими привязанностями или видами любви.
Возможно, это покажется мелочью: вероятно, муж отка зался бы от отношений с другом, если бы она его попросила, и при этом не очень пострадал бы. Но любовь, которая укрепляет брак, основана именно на таких мелочах — на принятии, а не на отвержении друг друга.
Любовь и брак — это только часть жизни. Успех брака и расцвет любви в нем зависят от того, насколько он гармонизирует с другими аспектами жизни супругов. Прочная супружеская любовь вырастает на основе способностей партнеров управляться со всем остальным в жизни. Она укрепляется в зависимости от того, как они уживаются с родственниками, друзьями, как воспитывают детей, насколько успешно разрешают свои противоречия относительно денег, как переживают бурные времена и наслаждаются хорошими промежутками. Таковы строительные блоки любви в браке.
Романтика в браке
Что происходит с романтикой, когда влюбленные вступают в брак? Многие считают, что она умирает. Тайна исчезла. Когда муж видит жену в бигуди, или с трудом переносящую беременность, или сражающуюся с грязными тарелками и кастрюлями, с пылесосом и пеленками, ему нелегко думать о ней как о Прекрасной Елене. Пылкое воображение влюбленного даже на мгновение не может сделать ее такой. Блаженное невежество влюбленного, готовность любить избранницу, даже не понимая ее, — все это в браке быстро исчезает. Если в браке и есть что-то, так это прежде всего знание и понимание друг друга.
Рано или поздно поженившиеся влюбленные начинают поддаваться реальным силам гравитации. Они видят друг друга такими, каковы они в реальности, а не в воображаемом радужном освещении. В браке непрактично преувеличивать чувства и безответственно относиться к требованиям реальности. И наконец, достигнув ответственного положения в бизнесе или в профессии, мы нуждаемся в необходимых условиях комфорта, и теперь нелепо мечтать о куске хлеба и кувшине вина среди развалин. Мы больше не страдаем от лишений или неуверенности друг в друге, которые кажутся необходимым обрамлением романтической любви. Мы больше не хотим страдать ради нее.
Холодный свет разума заставляет нас очнуться и с дрожью принять реальность. Но неужели реальность так непереносима? Многие ли из нас согласятся всю жизнь спотыкаться в тусклом свете свечей под игру цыганской скрипки? Мы ностальгически говорим о романтике, но не готовы отказаться ради нее от комфорта.
На самом деле мы даже не хотим, чтобы нас подхватила великая страсть. Мы хотим этого примерно так, как тот, кто говорит: «Хотел бы я уметь играть на пианино», или «Хотел бы я сесть в самолет и улететь в Европу», или «Когда-нибудь я брошу эту крысиную гонку и стану бездельничать». Мы никогда не реализуем наши фантазии — во всяком случае абсолютное большинство нас, — потому что на самом деле мы этого и не хотим. Все это пустые мечтания.
Большинство из нас гораздо сильней хочет устойчивых отношений и упорядоченной жизни в браке, чем безумного полета на крылатом коне. Это не означает, что мы никогда не хотим романтической любви. В начале жизни мы не только хотим ее, но и вряд ли сумеем ее избежать.
Но и в дальнейшей жизни, хотя нами владеют гораздо более практические цели, мы не чуждаемся прикосновения романтики. Мы только не хотим, чтобы она господствовала в нашей жизни. Мы предпочитаем в какой-то степени контролировать свою судьбу. Но желали бы сохранить немного романтики, если за это не нужно платить полной катастрофой.
