Аманда Палмер - Хватит ныть. Начни просить
– Я не беспокоюсь о деньгах, – сказала я. – Ты поможешь мне с расходами, правда?
– Конечно, помогу. Погоди… – он посмотрел скептически. – То есть ты позволишь мне помочь? – спросил он.
– Да, дорогой. Я позволю. Это не то, что было в прошлом году. Здесь все просто.
– Почему просто? – спросил он.
– Это невероятно просто… – сказала я. – Это же Энтони.
Было достаточно больно.
Я наступила на гвоздь.
* * *Второй раз в жизни я увидела, как Энтони плачет, спустя десять лет после того, как я дала ему письмо о Лоре.
Ему нужна была химиотерапия. Тридцать шесть поездок в госпиталь, и он не мог сам добраться туда и вернуться назад из-за побочных эффектов, которые настолько утомляли его, что он не мог водить машину. Его друзья пришли на помощь, они договорились по очереди возить его на лечение и привозить обратно домой.
Мне казалось, что Нил боялся моей печали, боялся, что он сделает что-то не то, скажет что-то не то, среагирует не так. Но я чувствовала, как сильно он хотел помочь, увидеть меня. Нил и Энтони сблизились, но я все еще не знала, понимал ли Нил, насколько Энтони был важен и дорог. Все, что я хотела сделать – это подключить Нила к своему мозгу и показать всю историю нашей дружбы. Любовь.
Всю мою жизнь Энтони был человеком, к которому я приходила из-за каждой проблемы, неприятности и разбитого сердца.
Единственным человеком, которому я реально доверяла свои чувства по поводу болезни Энтони был сам Энтони, и я не могла позвонить ему и высказаться. Это даже не обсуждалось, у него был рак. Просить его о помощи в этом вопросе было бы нечестно. Я почувствовала одиночество, которое раньше никогда не испытывала.
Я везла его домой после лечения. Мы были на автомагистрали, и я не знала, стоило ли мне ехать медленнее (его тошнило, он был таким хрупким) или же мне стоило перестроиться в левый скоростной ряд (он также хотел побыстрее доехать до дома и лечь в постель). Первые десять минут все было относительно нормально – знаете, настолько нормально, насколько это возможно, когда твой друг-которого-только-что-приговорили-к-смертному-приговору сидит молча после курса химиотерапии, а ты пытаешься быть спокойным. Впереди мы приближались к пробке.
– Съезжай, – сказал он.
– Ты хочешь, чтобы я выехала? То есть я могу. Но…
– Съезжай. Съезжай, – он попытался схватить руль и перестроить машину в правый ряд.
– Эй! Эй. Эй, – резко вскрикнула я. – Осторожнее. Серьезно. Не убей нас.
Потом он ударил рукой по бардачку. Очень сильно.
– Я не хочу через все это проходить, Аманда.
Его голос стих, и он еще раз ударил по бардачку. И еще, и еще.
– Я не хочу через все это проходить.
Я почувствовала, как в глазах начало щипать, я сделала глубокий вдох.
– Я не хочу через все это проходить.
– Я не хочу через все это проходить.
– Я не хочу через все это проходить.
Он так сильно ударил по приборной доске, что мне стало страшно.
И он начал плакать.
Он вытер глаза, он выглядел таким слабым и уставшим.
– Я не хочу через все это проходить, Аманда.
Я сделала вдох и выдох. Я взяла его руку в свою и продолжала смотреть на дорогу.
– Я знаю.
– Я знаю.
– Я знаю.
Я больше ничего не могла сказать.
Я не хотела видеть его в таком состоянии, я не хотела ничего испортить, я не хотела сказать что-то не то.
Я чувствовала себя ужасно и эгоистично. Я не хотела, чтобы он болел. Я не хотела, чтобы он расклеивался.
Я хотела, чтобы он привел меня в чувства и помог мне. Он так всегда делал.
Но все было кончено. Он ломался у меня на глазах. Я поняла, что это был предельный акт доверия и любви.
Он просил меня, чтобы я увидела его.
Не как наставника, не как мужчину, который мог ответить на все мои вопросы, а просто его.
Человека. Который боится.
Он заботился обо мне всю мою жизнь.
Теперь настала моя очередь.
* * *До этого я особо не рассказывала фанатам об Энтони. Он был волшебным другом за кулисами.
Мои близкие друзья знали всю ситуацию, а теперь мне нужно было рассказать об этом в Twitter и в блоге. Это была ужасная причина знакомства («Дорогие все, познакомьтесь с моим лучшим другом и наставником! А кстати, он умирает!»), но у меня не было другого выхода, мне нужно было объяснить, почему я откладываю свои гастроли.
После Kickstarter я совершенно по-иному стала гордиться своими фанатами, но та поддержка, которую они мне оказали, когда я рассказала им об Энтони и раке, поразила меня. Они по-настоящему поддержали меня, своей любовью, но, более того, они стали делиться своими историями, прошлыми и настоящими: родители, болеющие раком, жены, больные раком, учителя, дети. Я не чувствовала себя одинокой.
Нил и я собирались переехать в Нью-Йорк, но мы отменили наши планы и сняли дом в Кембридже, рядом с Гарвардской площадью, чтобы всегда быть в шаговой доступности от Энтони. Нил предложил оплачивать аренду, и в первые в жизни его желание помочь не вызвало во мне приступ тревоги. Деньги и кто будет платить аренду казались мне не такими важными вопросами, как рак, который занимал все мои мысли. Платил бы Нил, или платила бы я – какая разница.
Я отменила тур и уезжала из города только если надо было провести оставшиеся вечеринки, потом я возвращалась домой, чтобы отвезти Энтони на химиотерапию, когда наступала моя очередь. Я привыкла к такому режиму: я забирала его, отвозила в больницу, брала талон на парковку, отводила его на девятый этаж, ждала, пока начнется его лечение, приносила ему сэндвич, сидела и ждала, пока они все готовили, а Энтони лежал в постели, я шла за машиной четырьмя часами позже и отвозила его домой.
Нил присоединился к нашей договоренности, а иногда мы отвозили его вместе. Потом мы сидели в процедурной или выходили прогуляться до больничного кафетерия, пока Энтони отдыхал.
– Сначала они сказали, что у него есть шесть месяцев, – жаловалась я. – Потом они говорили, что на шестьдесят процентов уверены, что химиотерапия ему поможет. А сегодня сказали, что его шансы составляют пятьдесят на пятьдесят. Откуда они берут эти предположения? То есть если его рак настолько редкий… не кажется ли тебе, что все эти цифры – это бред? Пятьдесят на пятьдесят? Серьезно? Они думают, что мы поверим в это?
Нил молчал. Он всю ночь провел в Интернете, пытаясь побольше узнать о Т-клеточном лейкозе. Потом он сказал: – Я не знаю. Если верить Интернету, то все намного хуже. У него есть пять процентов на выздоровление, дорогая. Кто знает, что правда, а что нет. Я думаю, что шанс в пятьдесят процентов значит именно это. Он может выжить, он может умереть. И они не знают.
Где-то внутри я не сомневалась, что он выживет. Он должен был выжить: он же был Энтони.
Мы заехали за ним, отвезли его, сели и ждали.
Он очень устал после химиотерапии.
Иногда, когда я сидела рядом с ним, я начинала чувствовать вину за те решения, которые я принимала. Я наконец выпустила свой альбом, и вместо гастролей, промоушена, общения с фанатами, я осталась дома, сидела в больнице и смотрела, как в руку моего друга вливают химические вещества.
Но потом я смотрела, как он спит.
Пятьдесят на пятьдесят.
Энтони.
Он любил меня больше, чем достаточно.
Он любил меня намного больше, чем достаточно.
Я бы все ему отдала.
ПЕСНЯ В ПОСТЕЛИ
Мы друзья в спальном мешке; делимся теплом, у нас одна грязная подушка на двоих.
Твои губы касаются моих волос.
У кого-то сверху есть крыса, над которой мы смеялись, и люди пьют и плохо поют Scarborough Fair На укулеле.
Приложение Б:
Итак, мы нашли квартиру.
Там не на что смотреть:
Матрас на полу,
Разломанный стол вместо двери.
Весь декор сделан из ящиков для молока И скотча,
И если мы займемся сексом,
Нас услышат соседи снизу.
Но мы больше этим не занимаемся.
И я лежу там и думаю:
В чем дело?
Это к лучшему или наоборот?
Ты взял одеяло, поэтому я взяла простынь.
Но я бы обняла тебя, если бы ты позволил мне…
Приложение В:
Посмотри, насколько необычную и тихую, и приватную квартиру в городе мы сняли благодаря нашим чекам.
Это лучшая квартира в районе.
Ты выбрал матрас, и его доставили,
Я поднялась наверх, и при виде его мое сердце застучало чаще.
И я обняла себя.
И я стояла там и думала:
В чем дело?
Это к лучшему или наоборот?
Ты прошел мимо меня и расправил покрывало, но я бы любила тебя, даже если бы ты хотел завести любовницу…
И ты сказал:
«Ни за какие деньги в мире нельзя купить такую большую кровать, чтобы гарантировать, что ты не тронешь меня случайно в
ночи…»
Приложение Г:
Сейчас мы вдвоем почти полностью парализованы,
Не знаю, сколько мы здесь лежали в страхе.
Я нашла очки, а ты выключил свет,
Перекатился на свою сторону, будто делал так уже долгое время,
Сдерживая слезы.
И я все равно не спрашиваю, в чем дело.
Это к лучшему или наоборот?
Ты займись остановкой сердца,
А я займусь раком.
Я уже перестала думать, почему ты не отвечаешь.
Приложение Д:
Ты без сомнения знаешь, как заполнить жизнь камнями из нашего последнего места жительства.
У нас есть неплохие под вишневым деревом,
Мы с тобой лежим бок о бок и Без движений,
Замерзшие.
И я наконец спрашиваю тебя: в чем дело?
Это к лучшему или наоборот?
Ты потягиваешься и смотришь на меня.
Ты говоришь:
«Я бы сказал тебе,
Если бы ты только попросила,
Если бы ты только попросила,
Если бы ты только попросила.»
– Theatre Is Evil, 2012
