Коллектив авторов - Польша в ХХ веке. Очерки политической истории
13 мая получившие подкрепление правительственные части сумели несколько улучшить свои позиции, но на следующий день военное счастье вновь улыбнулось путчистам. Им на помощь прибыли части из виленского гарнизона, а войска из Великой Польши с трудом продвигались к столице, поскольку железнодорожное сообщение на западном направлении было парализовано объявленной ППС забастовкой. А вскоре мятежники заняли расположенный в черте города аэродром. На последнем заседании кабинета с участием президента и военных по предложению Витоса было решено прекратить сопротивление. Премьер последнего конституционного правительства опасался возникновения широкомасштабной гражданской войны, а также возможного вмешательства Германии и СССР{32}, только что, в апреле 1926 г., заключивших между собой политический договор, который в Варшаве считали направленным против Польши. Министры согласились со своим председателем, после чего Войцеховский заявил, что слагает с себя полномочия главы государства. Согласно конституции, исполнение его обязанностей до выборов нового президента перешло к маршалу сейма. Затем аналогичное решение приняло правительство.
Хотя бои в столице длились целых три дня, провинция в целом, за исключением пожалуй Познани, отнеслась к происходящему выжидательно. В какой-то мере это можно объяснить результатом партийной пропаганды, направленной против модели парламентаризма образца 1921 г. Парадокс заключался в том, что в дни переворота существовавшую политическую систему защищали только правые и центристы, которые сформировали коалицию именно для того, чтобы в будущем ее радикально трансформировать.
Победа путчистов завершила демократический этап в межвоенной истории Польши. Оформленная конституцией 1921 г. политическая система показалась польскому обществу, охваченному настроениями социально-политического нетерпения, недостаточно эффективной, ибо не были обеспечены быстрое решение задач в области экономики и внутренней политики, безопасность страны от внешних угроз. В условиях, когда ни одна из влиятельных польских политических сил не считала эту систему заслуживающей безусловного сохранения[319], у нее не было серьезных шансов на выживание и последующее эволюционное развитие.
Очерк III
На пути к квазипрезидентской республике
III.1. Легитимизация режима «санации» и корректировка политической системы
14 мая казалось, что победу одержали левые политические силы, ведь именно с ними в сознании многих поляков ассоциировалась личность Пилсудского. Однако маршал немедленно развеял эту иллюзию. Без консультаций с исполнявшим обязанности президента М. Ратаем и руководителями политических партий 15 мая Пилсудский поручил формирование правительства профессору Львовского политехнического института Казимежу Бартелю, одному из лидеров Партии труда и члену группы гражданских конспираторов. За собой он оставил пост военного министра. Маршал будет занимать его до смерти, так же как и реально руководить внешней политикой Польши. Все министры были людьми новыми в коридорах исполнительной власти. Полностью меняя правительственную команду, Пилсудский показал, что не чувствует себя обязанным победой каким-либо партиям. Он явочным порядком присвоил себе право назначать правительство без консультаций с парламентом. И политические партии с этим согласились. Таким образом, на следующее утро после переворота, стоившего стране 379 погибших и 920 раненых[320], Польша проснулась с новой политической системой, вскоре получившей анемичное название режима «санации» (оздоровления).
Кабинет К. Бартеля был немедленно утвержден М. Ратаем. В первую очередь правительство занялось преодолением раскола в армии. 15 мая Ратай декретом запретил дальнейшие военные действия[321]. 16 мая представители противостоявших войск подписали соглашение о прекращении боевых действий и подчинении приказам военного министра. 22 мая Пилсудский издал приказ по армии, в котором интерпретировал майскую трагедию как братскую ссору. Он выразил пожелание, чтобы пролитая в столице кровь стала «новым посевом братства» и поставил задачу заняться «работой по укреплению и возрождению нашей земли»[322].
Маршал публично пообещал не преследовать вчерашних противников, но своего слова не сдержал. Командовавшие в дни переворота верными правительству войсками генералы Ю. Мальчевский, Т. Розвадовский, Б. Язьвинский и В. Загурский были арестованы и заключены в военную тюрьму в Вильно, а затем уволены со службы. Судьба Загурского после выхода из военной тюрьмы сложилась особенно трагично: он без вести пропал. Широко было распространено мнение, что к его гибели имел отношение Пилсудский. Всего к 1927 г. из армии уволили 37 генералов[323], в том числе прославившихся во время польско-советской войны С. Галлера, Ю. Галлера, М. Кукеля, С. Маевского, С. Шептицкого. Некоторые офицеры ушли в отставку по собственному желанию. Но большинство защитников законного правительства продолжили службу в Войске польском, а некоторые из них, например, В. Андерс, Г. Пашкевич, С. Гжмот-Скотницкий дослужились до генеральских лампасов.
Не забывал Пилсудский и о политической сфере. Многие ожидали, что он провозгласит себя диктатором и разгонит парламент. Но этого не случилось. Маршал не нуждался в сейме, сформированном по итогам новых выборов, тем более что он не был уверен в их результатах. На период укрепления режима его больше устраивал парламент униженный, не пользующийся авторитетом в обществе[324]. Такой «ход» Пилсудского показал иллюзорность расчетов лидеров левых партий на приход к власти с его помощью.
Следующим шагом Пилсудского было заполнение вакантной должности президента. За две недели, которые отделяли завершение переворота от выборов президента, он ни разу не сказал, что не собирается сам баллотироваться на этот пост. Зато в ряде интервью достаточно откровенно излагал свое видение оптимального государственного устройства Польши: сильная власть, но не личная диктатура, как в Италии, а американская модель, приспособленная к польским условиям таким образом, чтобы президент представлял не какую-то партию, а всю нацию. В ряду необходимых изменений он называл наделение президента правом самостоятельно принимать решения по важнейшим вопросам государственной жизни и формировать правительство, ослабление роли парламента в пользу кабинета министров, упрощение законодательства[325].
Одновременно маршал психологически давил на парламентариев, запугивая правых и центристов тем, что если они не выберут «достойного» президента, то он, Пилсудский, не будет защищать их от возмущенной «улицы», и тогда поневоле придется править «с помощью кнута». Надежды левых были развеяны заявлением, что он совершил «нечто вроде революции без всяких революционных последствий»[326].
31 мая 1926 г., в третий раз после 1922 г., было созвано национальное собрание. ППС предложила на пост президента Ю. Пилсудского, национальные демократы и Национально-христианская партия – познанского воеводу графа А. Бниньского, не признававшего кабинет К. Бартеля. Это означало, что правые не собирались без сопротивления мириться с новой политической реальностью. Независимая крестьянская партия назвала своим кандидатом А. Фидеркевича, а коммунисты решили демонстративно голосовать за находившегося в заключении С. Ланьцуцкого.
В зале заседаний присутствовали 546 депутатов и сенаторов, одним из 9 отсутствовавших был В. Витое{33}. Результаты тайного голосования были следующими: Пилсудский получил 292 голоса, Бниньский – 193, а 61 бюллетень оказался незаполненным. Пилсудского поддержали левые, национальные меньшинства и значительная часть центра. Воздержались от голосования главным образом коммунисты, фракция Независимой крестьянской партии, часть белорусских и украинских депутатов.
Известие об избрании президентом вчерашнего путчиста молниеносно облетело всю страну. Повсеместно его почитатели организовывали митинги и шествия{34}. Однако Пилсудский в тот же день направил Ратаю письмо, в котором благодарил за происшедшую легализацию переворота и отказывался от поста президента. Свое решение он мотивировал тем, что не хочет становиться главой государства по воле сейма, к которому не питает доверия, что слишком хорошо помнит трагическую судьбу Г. Нарутовича, кроме того потрясен жестоким нападением на своих детей (имелся в виду мифический обстрел его виллы в Сулеювеке в ночь с 11 на 12 мая 1926 г.). К тому же он любит конкретную работу, а конституция его от такой работы «отстраняет и отдаляет»: ему пришлось бы «мучиться и ломать себя», чего ему его характер не позволяет[327].
Логика поведения Пилсудского понятна. Согласившись стать президентом, он потерял бы непосредственный контроль над армией, которую считал своим любимым детищем, гарантом безопасности Польши и главной опорой создаваемого режима. Строго говоря, пост конституционного главы государства был ему не нужен. Имея в своем распоряжении тот самый «кнут» в виде армии и доказав политикам, что в любой момент может пустить его в дело, Пилсудский де-факто уже обеспечил себе место своеобразного «суперглавы» государства. Его больше устраивала роль «серого кардинала», остававшегося в тени, но при этом единолично принимавшего основные политические решения.