Чарльз Маккей - Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы
Ло находился на прямом пути к богатству. Его тридцатилетняя карьера увенчалась тем, что он стал руководителем собственного банка. Его банкноты при предъявлении подлежали оплате той монетой, которая имела хождение на момент их запуска в обращение. Последнее было умным политическим ходом и сразу же сделало его банкноты более ценными, чем монеты из драгоценных металлов. Последние постоянно обесценивались из-за неразумных действий правительства. Тысяча серебряных ливров могла в один день иметь одну номинальную стоимость, а на следующий день обесцениться на одну шестую, но банкноты банка Ло сохраняли при этом свою первоначальную стоимость. В то же время он публично объявил, что банкир, печатающий недостаточно обеспеченные банкноты, заслуживает смерти. В результате его банкноты моментально выросли в цене и стали приниматься на один процент дороже металлических денег. Это случилось незадолго до начала в стране торгового бума. Хиреющая коммерция начала поднимать голову, налоги платили более регулярно и с меньшим ропотом, и установилась та степень доверия к власть предержащим, которая при условии неизменности выбранного курса неизбежно сделала бы коммерческие операции более прибыльными. В течение года стоимость банкнот Л о выросла на пятнадцать процентов, в то время как billet? d'etat, облигации, запущенные в обращение правительством как средство платежа по долгам расточительного Людовика XIV, обесценились до семидесяти восьми с половиной процентов от номинала. Сравнение было настолько в пользу Ло, что его репутация росла день за днем. Филиалы банка были почти одновременно учреждены в Лионе, Ла-Рошели, Туре, Амьене и Орлеане.
Регент, видимо, был чрезвычайно удивлен успехом Ло и постепенно пришел к мысли, что бумажные деньги, способные до такой степени поддержать металлические, могут полностью их заменить. Эту фундаментальную ошибку он впоследствии и совершил. Между тем Ло затеял свой знаменитый проект, оставивший о нем память спустя многие поколения. Он предложил регенту (который не отказывал ему ни в чем) основать компанию, которая имела бы исключительную привилегию на торговлю в провинции Луизиана, расположенной на западном берегу великой реки Миссисипи. Считалось, что эти земли богаты залежами руд драгоценных металлов, а компания, поддерживаемая исключительными льготами в торговле, должна была стать единственным сборщиком налогов и чеканщиком монеты. Регистрационный патент был выдан компании в августе 1717 г. Капитал поделили на двести тысяч акций по пятьсот ливров каждая, и все они могли быть оплачены в billet d'etat по номинальной стоимости, несмотря на то, что на фондовом рынке они стоили не более ста шестидесяти ливров за штуку.
Нацию охватила безумная спекуляция. Дела у банка Ло шли настолько хорошо, что любым посулам на будущее верили безоговорочно. Регент ежедневно давал удачливому прожектеру новые привилегии. Его банк получил монополию на продажу табака, исключительное право на аффинаж золота и серебра и в конце концов был преобразован в Королевский банк Франции. Среди этого опьянения от успехов и Ло, и регент забыли тот самый принцип, который ранее столь громко провозглашался первым из них: банкир, печатающий банкноты, не обеспеченные необходимыми фондами, достоин смерти. Как только банк из частного учреждения превратился в государственное, регент довел выпуск банкнот до объема в один миллиард ливров. Это было первым случаем отхода от основополагающих принципов, в котором несправедливо обвиняют До. Когда он управлял делами банка, выпуск банкнот никогда не превышал шестидесяти миллионов ливров. Неизвестно, выступал ли Ло против этого чрезмерного прироста, но в силу того, что последний имел место после преобразования банка в королевское учреждение, справедливее возложить вину за измену принципам на регента.
Ло понимал, что живет при деспотичном правительстве, но все еще не осознавал всей пагубности влияния, которое правительство может оказать на такой тонкий процесс, как кредитование. Позднее он узнал это на собственном опыте, но тогда страдал от того, что регент втягивает его в дела, которые его собственный рассудок не одобрял. Со слабостью, достойной наивысшего порицания, он способствовал наводнению страны бумажными деньгами, которые, не имея под собой прочного основания, рано или поздно ждало обесценивание. Исключительное везение тогда ослепило его настолько, что он вовремя не почувствовал опасность. В первую очередь, влияние иностранца раздражало членов парламента, которые помимо этого серьезно сомневались в безопасности его проектов. По мере того, как росло его влияние, усиливалась их враждебность. Канцлер[16] д'Агессо был бесцеремонно уволен регентом за свое противодействие чрезмерному приросту бумажных денег и постоянному обесцениванию золотых и серебряных монет королевства. Это лишь усилило враждебность членов парламента, а когда на вакантное место канцлера был назначен д'Аржансон, человек, преданный интересам регента, получивший, кроме того, пост министра финансов, это привело их в ярость. Первая же принятая новым министром мера вызвала дальнейшее обесценивание монеты. Для погашения billetx d'etat было объявлено, что те, кто принесет на монетный двор четыре тысячи серебряных ливров в монетах и одну тысячу ливров в billets d'etat, получат обратно монеты с меньшим содержанием серебра на общую сумму в пять тысяч ливров. Д'Аржансон был страшно доволен собой, превратив четыре тысячи старых ливров большего достоинства в пять тысяч новых, меньшего достоинства. Но, будучи слишком невежественным в области торговли и кредитования, он не отдавал себе полный отчет в том, какой огромный ущерб наносит и тому, и другому.
Парламент сразу же заметил неразумность и опасность такой политики и неоднократно выдвигал протесты регенту. Последний отказывался принимать их петиции к рассмотрению, и парламент, смело и очень необычно для себя превысив власть, постановил не принимать к оплате никакие деньги кроме старых. Регент созвал lit de justice[17] и аннулировал декрет. Парламент сопротивлялся и издал еще один. Регент вновь воспользовался своей привилегией и аннулировал его, а парламент, став еще более оппозиционным, утвердил новый декрет, датированный 12 августа 1718 г., который запрещал банку Ло каким-либо образом, напрямую или косвенно, участвовать в управлении государственными доходами, а всем иностранцам, под угрозой суровых наказаний, вмешиваться от своего имени или от имени других в руководство государственными финансами. Парламент считал Ло виновником всех зол, и некоторые парламентарии в порыве злобы предлагали привлечь его к суду и в случае признания вины повесить у ворот Дворца правосудия.
Не на шутку встревоженный Ло поспешил в Пале Рояль[18] и бросился искать защиты у регента, умоляя того призвать парламент к повиновению. Регент тоже хотел этого всей душой, как в свете вышеописанных событий, так и из-за диспутов вокруг легитимации герцога Менского и графа Тулузского, сыновей последнего короля. В конце концов парламент усмирили, арестовав его председателя и двух депутатов, которых отправили в отдаленные тюрьмы.
Так была развеяна первая туча, нависшая над планами Ло, и он, свободный от мрачных предчувствий, сосредоточился на своем знаменитом Миссисипском проекте, акции которого стремительно поднимались в цене, несмотря на деятельность парламента. В начале 1719 г. был издан указ, дарующий Мисси сноской компании исключительную привилегию торговли с Ост-Индией, Китаем и странами южных морей, а также со всеми владениями Французской ост-индской компании, основанной Кольбером. Компания после этого бизнес-прорыва присвоила себе более соответствующее ее статусу название — Компания двух Индий и выпустила пятьдесят тысяч новых акций. Планы, вынашиваемые Ло в то время, были самыми грандиозными. Он обещал годовой дивиденд в двести ливров за каждую акцию стоимостью пятьсот ливров, который, так как акции оплачивались в hilleti d'etat по номинальной стоимости, но стоили менее 100 ливров, составлял около 120 процентов.
Так долго накапливавшийся общественный энтузиазм не смог противостоять столь блестящей перспективе. На покупку пятидесяти тысяч новых акций было подано по меньшей мере триста тысяч заявлений, и дом Ло на улице Куинкампуа с утра до ночи осаждали страждущие просители. Так как было невозможно угодить всем, прошло несколько недель, прежде чем был составлен список новых удачливых держателей капитала; за это время царящее в обществе возбуждение превратилось в безумие. Герцоги, маркизы, графы и их герцогини, маркизы и графини каждый день часами ждали результатов на улицах у дома господина Ло. Наконец, дабы избежать толкотни среди толпы простолюдинов, тысячами заполонивших все близлежащие улицы, они сняли меблированные комнаты в прилегающих домах и теперь могли постоянно находиться рядом с заветным домом, откуда новый Плутос[19] разбрасывал сокровища. Ежедневно стоимость акций первого выпуска росла, а новые заявки на покупку акций — результат золотых грез целой нации стали столь многочисленными, что сочли целесообразным выпустить не менее трехсот тысяч новых акций по пять тысяч ливров каждая, чтобы регент на волне общественного энтузиазма смог выплатить национальный долг. Для этой цели требовалась сумма в пятнадцать миллиардов ливров. Рвение нации было настолько велико, что эта сумма могла бы быть собрана в трехкратном размере, если бы правительство санкционировало это.
