Гельмут Фигдор - Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания.
• «Чтобы сохранить или вернуть себе свою гордость, я должна (должен) убедить себя, что вся история не стоит выеденного яйца».
Чаще всего следствием таких, отраженных механизмами защиты чувств и фантазий разведенных матерей становится затруднение, вплоть до невозможности, продолжения отношений ребенка с отцом. Тогда в силу вступают новые «духи» (чувства, фантазии):
• «Этот плохой отец наносит вред ребенку».
• «Отцу достается вся любовь моего ребенка, а мне остаются лишь его разочарования. Я просто не выдержу этого! Могу ли я предоставить этому негодяю возможность такого триумфа?!»
• «Если у ребенка установятся слишком тесные отношения с отцом, он меня однажды просто покинет».
• «Я разошлась, чтобы подвести наконец черту и начать новую жизнь. Я просто не выдержу, если отец – реально или в образе любви ребенка к нему – навсегда останется в моей жизни».
Точно таким же образом обрыв отношений с ребенком часто происходит по инициативе отца. Вот «духи» навещаемых отцов:
• «Мне вообще нечего не остается! Не дай Бог, если я вмешаюсь со своими соображениями, что для ребенка хорошо и что плохо, я рискую нажить большие осложнения в контактах с ним. В конце концов это унизительно, когда тебя превращают в старшего брата своего же собственного ребенка и указывают, что ты должен делать».
• «Меня просто лишают «прав состоятельности», что унизительно само по себе, но я еще и теряю свое лицо в глазах ребенка».
• «Когда ребенок рассчитывает на мою поддержку по отношению к матери, я оказываюсь совершенно беспомощен. Могу ли я в этих обстоятельствах все еще оставаться отцом?»
• «У меня всего несколько дней в месяце для отношений с ребенком. Если я не буду достаточно ему давать, он, скорее всего, отвернется от меня и я потеряю его любовь».
• «Когда ребенок у меня, он постоянно спрашивает о матери, ему ее не хватает. Судя по всему, я значу для него не настолько много, чтобы он чувствовал себя со мной хорошо».
Подобные педагогические «духи» часто вызывают у родителей настолько невыносимые чувства и представления, что их просто невозможно допустить в сознание. Мало того, они сами часто служат функциям защиты, то есть заботятся о том, чтобы другие «духи» оставались бессознательными. Так, например, вышеупомянутый «дух» отца («Могу ли я при моей беспомощности все еще оставаться отцом?») может служить защитой желанию окончательно освободить себя от отцовской ответственности. Подобная функция защиты ясно видна также в некоторых «духах», которые появляются, когда родители вступают в новый брак. Они подвергают опасности новое супружество и (или) продолжение отношений ребенка с родным отцом.
«Новая жена моего мужа только делает вид, что она такая хорошая; на самом же деле она просто хочет отнять у меня детей». Это представление не в последнюю очередь служит защите против пережитой обиды и против ненависти к этой женщине. Нередко ненависть проецируется на «соперницу»[113]. Чаще всего этот «дух» помогает рационализовать желание удерживать ребенка исключительно при себе.
«Представления о воспитании и вообще о жизни у нового мужа моей разведенной жены подвергают опасности развитие моего ребенка». Подобные педагогические упреки прикрывают нарциссические обиды, ревность и страх перед потерей любви ребенка. Этими же причинами объясняется желание при помощи суда заполучить право на воспитание ребенка.
Отчимы и матери вообще склонны из трудностей в отношениях с ребенком извлекать такой вывод: «Контакт ребенка с отцом вносит разлад в нашу семью и наносит вред ребенку». Этот «дух» помогает спасаться от целого ряда неприятных чувств: от ревности к отцу и бывшему супругу; от обиды, когда ребенок вдруг отворачивается от тебя; мать таким образом удовлетворяет желание мести; и наконец, страх у обоих, что любовь ребенка к отцу разрушит их новые отношения.
Педагогическое убеждение отчима: «С этим ребенком следует обращаться построже» также «подкармливается» теми же чувствами. Оно скрывает мысль, что было бы неплохо, если бы этого ребенка вообще не было на свете, и дает возможность рационализовать вытекающую их этого ненависть по отношению к существованию ребенка.
А вот, наконец, «дух» мачехи: «Я могу быть для ребенка моего мужа настоящей и особенно хорошей матерью». Скорее всего, «дух» этот является производным желания «уколоть» или превзойти бывшую жену и в этом. Он может также служить защите, как уже говорилось, против пока не исполненного желания иметь собственных детей.
Это лишь некоторые из мыслей, чувств и внутренних конфликтов родителей, которые могут быть настолько невыносимы, что их просто необходимо вытеснить или отразить «действием». Я обращаюсь к вопросу, каким видом «разъяснения» возможно избавиться от этих «духов» или, по меньшей мере, настолько лишить их власти, чтобы заставить мать (отца) трезво задуматься о своих стратегиях по отношению к ребенку и бывшему партнеру?
Возьмем, к примеру, чувства вины родителей. Представим такую ситуацию: в течение первых двух-трех сеттингов мне стало ясно, что чувство вины у этой матери или этого отца играет центральную роль и проблемы ребенка в большой степени проистекают из того обстоятельства, что родители постоянно должны искать новые способы для защиты против этого чувства. В этом случае я могу осторожно начать подводить мать (отца) к мыслям о том, что:
– непосредственная боль ребенка по поводу разъезда родителей абсолютно нормальна, поскольку она означает, что до сих пор его развитие протекало достаточно удачно;
– вытекающие из нее симптомы тоже вполне нормальны, и эта борьба, в определенном смысле, помогает восстановлению душевного равновесия;
– актуальная боль ребенка вовсе не означает, что развод для него непоправим, более того, в определенных обстоятельствах он может даже принести ему новые шансы развития. Но в то же время вероятность, что развод в дальнейшем принесет и ребенку некоторые выгоды, ничего не меняет в том, что сейчас он сильно из-за него страдает;
– очень хорошо иметь свои собственные жизненные планы и желать, например, для ребенка защищенности нормальной семьи; человек отвечает перед самим собой за свое собственное жизненное счастье;
– эта забота о своем собственном счастье и хорошем самочувствии ни в коем случае не противоречит заботе о благополучии ребенка. И хотя счастливые родители автоматически еще не становятся хорошими родителями, несчастные – просто не в состоянии дать детям душевного благополучия.
Для эмоционального развития ребенка огромное значение имеет идентификация с родителями, которые открыто идут по жизни и умеют ею наслаждаться. Кроме того, для детей это слишком большая нагрузка, если родители «во имя ребенка» отказываются от своего собственного счастья. Пусть неосознанно, но от детей тогда ожидается, что они будут приносить одну только радость, и уж ни в коем случае они не имеют права разочаровывать своих родителей. Исходя из этого с большой уверенностью можно сказать, что огромными жертвами, как правило, приходится платить за прорывы агрессивности, от которых так или иначе достается детям, даже если она проявляется в довольно субтильных формах – раздражительности, недостаточной способности к проникновению, несправедливости и т.д.;
– наконец, я говорю с родителями о том, что одной из труднейших жизненных задач является умение признать, что мы постоянно вынуждены причинять своим детям боль потому только, что у нас просто нет иного выхода, идет ли речь об общественных нормах или достаточной доле собственного счастья.
Однако эту вину в разочарованиях или страдании детей легче выносить, если я осознаю, что мне ничего иного не остается, что мои действия в дальнейшем так или иначе пойдут на пользу и ребенку и что я как мать или как отец в состоянии ответить за свою вину. И если я могу ответить за свою вину (в сиюминутной боли ребенка), то у меня нет необходимости отрицать эту вину или отражать ее при помощи механизмов защиты. Я могу открыто признаться, что сочувствую своему ребенку во всем, что мне пришлось ему причинить. Эти сожаление и сочувствие и являются условием моих дальнейших стараний все снова привести в норму. Только если я психически в состоянии признаться себе в своей вине – поскольку это та вина, за которую вполне можно ответить, – я в состоянии действительно помочь своему ребенку и утешить его в тяжелой жизненной ситуации.
Содержание и воздействие «разъясняющей интервенции»Посмотрим поближе на содержание таких «разъяснений». Например, что касается функций приспособления, присущих «реакциям переживаний», или того обстоятельства, что дети страдают из-за развода, но это не исключает возможности, что развод, тем не менее, может принести шансы для их лучшего дальнейшего развития и т.п.[114]
