Гельмут Фигдор - Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания.
Поэтому для нас остается недоступным метод свободных ассоциаций, являющийся чрезвычайно важным вспомогательным средством превращения бессознательного душевного содержания в сознательное.
Однако процессы становления сознательным в психоаналитической терапии чаще всего базируются не непосредственно на бессознательных аспектах жизненной практики пациента, а на бессознательных аспектах его отношения к психоаналитику (перенос) и особенно на переработке сопротивления (вступающего в силу в связи с переносами). Конечно, во время консультации мы тоже рассчитываем на «позитивные переносы», но здесь мы вынуждены избегать всякого рода негативных процессов переноса и, тем более, сопротивления, поскольку в условиях отсутствия терапевтического рабочего союза между аналитиком и пациентом они, скорее всего, приведут к провалу или обрыву консультации[110].
Дальнейшее основное правило психоаналитически-терапевтической работы именуется «принципом воздержания»: это означает, что вместо того, чтобы исполнять желания, психоаналитик лишь анализирует их, но сила желаний пациента необходима для его готовности к (трудной) аналитической работе. Однако как можно «удерживать» родителей «на расстоянии», когда они не проявляют готовности к терапии, мало того, они приходят к нам как раз в ожидании, что мы поможем им в их трудной ситуации и поддержим их в их полной беспомощности?
Отказ от защиты, как правило, вызывает большой страх, иначе в самой защите, собственно, не было бы надобности. Для того чтобы найти в себе силы выносить этот страх, необходимы надежные, стабильные (терапевтические) отношения и прежде всего – надежная цель. Итак, каким образом мы можем добиться всего этого в считанные часы?
Конечно, психоаналитик прошел чрезвычайно длительное обучение и получил весьма специальное образование. Должно ли это означать, что психоаналитически-педагогическая консультация родителей может осуществляться только силами психоаналитиков? Но тогда – при существующем огромном спросе – этот метод, собственно, не имел бы практического значения.
Однако технические проблемы представляются непреодолимыми лишь до тех пор, пока рассматриваются только с топографической точки зрения[111] и «экономических соотношений», то есть когда количество энергетической и контрэнергетической нагрузки упускается из виду. Иными словами, если не брать в расчет размер защиты или «глубину» вытеснения. Конфликты психической поверхности (среди них чувства вины и беспомощности, ненависть и желание мести, раненная гордость, страх перед одиночеством и потерей любви – это и есть те душевные побуждения, которые удерживаются в бессознательном проблематичными действиями родителей) чаще всего настолько плохо вытеснены, что располагаются в самой непосредственной близости от сознательного, их можно почти «почувствовать», они просто «рвутся» в сознание. И именно потому, что они так настойчиво стремятся стать сознательными, их необходимо постоянно отражать, и часто в довольно драматичных акциях. Итак, здесь, в отличие от терапевтического анализа, экономическое соотношение «на нашей стороне».
Разъяснение как технический инструментЗдесь нет необходимости в сложном психоаналитическом сеттинге, который призван преодолеть власть вытеснений. Эта сила в большинстве бессознательно детерминированных действий, знакомых нам по консультативной работе с разведенными родителями, далеко не так велика. Более того, здесь мы имеем дело вовсе не с вытеснением в узком смысле слова, а с феноменом «действия», когда конфликтные побуждения переходят непосредственно в действия, без предварительного размышления об их символике.
Для того чтобы заставить родителей прочувствовать мотивы этих действий и поразмыслить о них, то есть сделать их сознательными на долгое время, необходимо лишь немного редуцировать страх, связанный с их побуждениями, благодаря чему конфликт настолько разгружается на поверхности, что надобность в защите путем действий отпадает сама собой. Но как это сделать? Разве не является психоаналитически-терапевтическое вмешательство в инфантильные конфликты единственной для этого возможностью? Нет, оказывается, существует альтернатива. Технический инструмент, при помощи которого можно редуцировать эти страхи, в отличие от толкования, а именно от толкования реакций переносов или сопротивления, я назвал методом психоаналитически-педагогического разъяснения.
Я умышленно использую понятие «разъяснение», а не, казалось бы, близлежащее – «информация». Информация подразумевает лишь прибавление знания. Разъяснение же предполагает обогащение особым знанием, которое заставляет увидеть мир в ином свете и означает своего рода прыжок на новый уровень сознания. Оно разрушает ограниченность традиционных, мифических, устрашающих представлений и, наконец, дает ощущение свободы и эмансипации. Итак, здесь речь идет не о простом прибавлении знания, а о действенном, инициативном обогащении знанием. (В этом смысле вся психоаналитическая терапия является разъясняющей, поскольку она позволяет достаточно глубоко заглянуть в инфантильные мотивы чувств и поступков.) Посмотрим, чего можно добиться в условиях консультации для родителей таким освобождением от страхов.
Не случайно понятие разъяснения используется для посвящения в тайны сексуальности. Сегодня мы знаем (благодаря именно психоанализу), какие беспокойство, растерянность и страх приносят с собой инфантильные сексуальные «теории» или то, что дети случайно узнают о сексуальности (своих родителей). И напротив, разъяснение в этой области открывает ребенку существование любви, иной по своей природе, чем его любовь к родителям. Оно обещает ему любовь по ту строну зависимости и страха перед взрослыми. Особенно ярко видна полярность знания и страха (или зависимости) в ритуальных формах сексуального разъяснения для юношей, которые и по сей день существуют во многих культурах. В инициативных разъяснениях подчеркивается различие «между мужчинами, знающими тайну, и женщинами и детьми, которые не имеют права ее знать» (Erdheim/Hug, 1990)[112]. Основное значение данной инициации по Эрдгейму и Хугу заключается в открытии, «что духов, которые им до этого причиняли столько страха, на самом деле не существует, что те выдуманы для устрашения женщин, чтобы их можно было получше держать в руках».
А не имеем ли и мы в консультации для родителей дело именно с такими «духами»? Посмотрим внимательнее, что это за «духи», от которых необходимо избавить разводящихся (и разведенных) родителей?
Да, такие педагогические «духи» действительно существуют в представлениях родителей, и особенно разведенных родителей. Посмотрим на некоторых из тех, которые внушали столь огромное чувство вины фрау Г.
• «Хорошая мать или хороший отец отодвигают на задний план свои собственные потребности (сексуальные, эмансипационные и т.д.) и думают только о ребенке. Я же поступила иначе...»
• «Разводом я причинила боль моему ребенку, отняла у него чувство защищенности и, может быть, тем самым нанесла ему непоправимый ущерб».
• «Решением о разводе я разрушила все свои жизненные планы».
• «Разрушение брака, даже если виноват мой муж, доказывает мою неспособность дать ребенку защищенность полной семьи».
С чувством вины тесно связана неспособность родителей выносить агрессивность детей. Этой неспособностью тоже часто руководят соответствующие «духи».
• «Из-за развода (в котором так или иначе виновата я сама) я потеряла любовь моего ребенка».
• «Если я не буду бороться с его агрессивностью, мой ребенок все свое отчаяние станет вымещать на мне, а бывшему мужу достанется только его привязанность».
• «Я рассталась (расстался) со своим мужем (своей женой), потому что он (она) меня больше не любит и его (ее) агрессивность стала совершенно невыносимой для меня. Но куда мне теперь деваться от агрессивности собственно ребенка?»
• «Агрессивность ребенка вызывает во мне такую ярость, что я сама начинаю бояться своей собственной ненависти по отношению к нему».
Страх внушает не только ярость, направленную на ребенка, но и ненависть и желание мести по отношению к бывшему супругу. Но признаться – даже самому себе – в подобных чувствах чрезвычайно трудно.
• «Я не имею права на ярость, иначе я становлюсь не лучше, чем он».
• «Ярость – это еще ничего, но я не имею права на ненависть».
• «Даже если я и ненавижу своего бывшего супруга, это ужасно нехорошо – мечтать о мести».
• «Моя ярость придает ему (ей) слишком большое значение и унижает меня. Я не удостою его (ее) этого...»
• «Чтобы сохранить или вернуть себе свою гордость, я должна (должен) убедить себя, что вся история не стоит выеденного яйца».
