Джим Дэвис - Теория притягательности
Третья причина состоит в том, что нам очень хочется, чтобы идеи, которые мы получаем извне, были нашими собственными. В психотерапии существует принцип недирективной терапии, согласно которому психотерапевт не просто указывает пациенту, что с ним не так, а пытается сделать так, чтобы пациент сам это понял. Идея данного подхода заключается в том, что, когда пациент сам осознает, что с ним происходит, он с большей готовностью соглашается с диагнозом и лечением, чем когда ему это просто скажут.
Возможно, вам приходилось бывать в ситуации, когда участники совещания сообща приходят к какому-то решению, но потом некоторые из них пребывают в уверенности, что это была их идея. Людям нравится, когда хорошие идеи приходят в голову именно им.
Четвертая причина заключается в том, что, когда вы сильно стараетесь, вам удается сделать открытие самостоятельно. А когда это происходит, вы придаете ему наивысшее значение, резонирующее с тем, во что верите в глубине души. В тех случаях, когда открытие допускает двоякое толкование, люди, как правило, истолковывают его в благоприятном для себя смысле.
Есть и пятая причина, по которой мы оправдываем свои умственные усилия. Дело в том, что речь идет об интерпретациях, которые первыми приходят на ум. В предыдущей главе я уже говорил о том, что мы больше склонны доверять идеям, которые легче поддаются интеллектуальной обработке. Когда нам удается в чем-то разобраться, мы запоминаем не только то, в чем разобрались, но также все те рассуждения и оправдания, которые подвели нас к сделанному выводу. Читая трудный текст, вы размышляете над тем, что имел в виду автор и что означает то или иное слово. Все эти умозаключения сохраняются в памяти, оставаясь привязанными к окончательной интерпретации. Идеи, которые тесно связаны в памяти с другими идеями (в данном случае с оправданиями), легче запоминаются. Информация, созданная вашими собственными рассуждениями, запоминается и усваивается намного лучше, чем просто прочитанная вами. Это называют эффектом генерации.
Если написанное очевидно, над пониманием прочитанного не приходится слишком трудиться. Но если вы ломаете голову над трудной статьей, то любой смысл, который вам удастся оттуда извлечь, вы будете считать исключительно более ценным – хотя бы для того, чтобы оправдать затраченные усилия.
Еще одна причина заключается в том, что, когда мы докапываемся до смысла сами, обнаруживается, что он вполне соответствует нашей системе убеждений. Некоторые тексты, такие как постмодернистская литература, поэзия и многие религиозные писания, написаны как раз с таким расчетом, чтобы каждый человек понимал их по-своему. Всякий раз, когда люди сталкиваются с двусмысленной ситуацией и благожелательно относятся к автору, они стараются выбрать такое истолкование, которое больше соответствует тому, во что они верят (систематическая ошибка согласованности). Любые сомнительные ситуации они истолковывают в свою пользу, предполагая, что подразумевается все-таки то, что они считают правильным. И, разумеется, вам нравится текст – ведь там говорится о том, во что вы верите! Здесь свою роль играет эффект подтверждения (тенденция лучше запоминать и замечать ту информацию, которая соответствует тому, во что вы верите), помогающий сделать текст более привлекательным.
Если ответ удовлетворяет и радует вас, когда вам приходится потрудиться, чтобы найти его, то тот же самый ответ может показаться вам куда менее интересным, когда вам сразу предоставляют его.
Факт заключается в том, что мы скорее верим в те идеи, которые легко запоминаются, чем в те, которые доступно изложены. Вы хуже запомните и меньше поверите в информацию, изложенную в тексте, который совершенно не заставляет задумываться.
Хорошо, но почему эти эффекты проявляются в отношении постмодернизма и некоторых гуманитарных наук, но не в отношении точных наук? В точных науках результаты вашей деятельности более объективны. В каком-то смысле данные говорят сами за себя – чего нет в искусстве и гуманитарных науках. Вы можете быть плохим писателем, но если у вас есть реальные научные открытия, то они скажут за себя сами, и вашу статью опубликуют. В литературе дело обстоит совсем не так. Если о научных данных речи нет, тогда по каким критериям должны судить о ваших литературных достоинствах критики? Вот тогда-то и выходят на первый план сложность композиции и прочие вещи.
Вы можете возразить, что научные тексты тоже чрезвычайно сложны для понимания. Достаточно открыть научный журнал по биологии или физике, чтобы убедиться в том, что неспециалисту ни за что не разобраться в опубликованных там статьях. В чем же разница? Может быть, и постмодернистскую литературу можно уподобить научной с той точки зрения, что она насыщена жаргонными словами и ориентирована на экспертов?
Не так быстро. Да, научный текст определенно насыщен профессиональным жаргоном. Вот пример из статьи по биологии: «RPA стимулирует активность хеликазы BLM, а также активность двойной структуры Холлидея в комплексе BLM-топоизомеразы III». Что все это означает, понятия не имею. Главное в научной статье – чтобы читатели-эксперты истолковали прочитанное совершенно однозначно. В постмодернистском искусстве и литературе авторы создают свои произведения так, чтобы они допускали множество возможных истолкований – даже со стороны специалистов в этой области.
Можно ли сказать, что труды Иммануила Канта исследованы и проанализированы до конца? Философ, которому я задал этот вопрос, только посмеялся. Труды Канта, славящиеся тем, что чрезвычайно трудны для понимания, представляют собой бездонный кладезь всевозможных интерпретаций. Это меня поразило, потому что о великих произведениях искусства говорят то же: чем дольше эксперты изучают некоторые картины, тем больше открытий совершают. Это указывает на то, что непонятное наукообразное письмо само по себе является формой искусства (или напоминает таковое) и сродни скорее поэзии, чем истинно научной литературе. Чтобы в этом разобраться, нам надо понять, какую роль в нашей любви к поэзии играет стремление к оправданию интеллектуальных усилий.
В юности я не питал большой любви к поэзии. Но, поступив в Карлтонский университет, записался в литературный кружок, собиравшийся вечерами по понедельникам.
Мы читали свои произведения вслух и обменивались мнениями. Я писал короткие рассказы, но большинство в кружке составляли поэты. И над их стихами мне пришлось немало поломать голову.
И произошло чудо. Мне стали нравиться стихи. Только потрудившись над осознанием их смысла, я понял, что же в них особенного. И по сей день моими самыми любимыми остаются стихи, написанные студентами Карлтонского университета, потому что только над ними я по-настоящему задумался.
Эту идею можно проверить. Если мы любим отыскивать в стихах смысл, тогда нам должно больше нравиться воспринимать их зрительно, а не на слух. Я готов утверждать, что если людям нравится слушать стихи, то их привлекает не глубинный смысл произведения, а такие его характеристики, как размер, рифма и буквальный смысл слов.
Аналог этого эффекта можно найти в сфере искусственного интеллекта, а конкретнее в сфере разработки компьютерных программ, способных создавать литературные произведения и произведения искусства. В этой области было сделано важное открытие: чем больше труда приходится приложить зрителям, чтобы по достоинству оценить произведения определенного жанра, тем легче искусственному интеллекту работать в этом жанре, создавая вещи, которые понравятся людям. Например, компьютерные программы способны составлять интересные хоку, но они все еще не способны сочинять интересные романы или хотя бы романы, имеющие хоть какой-то смысл.
Поэзию можно считать противоположностью ясному письму. Есть поэтические школы, приверженцы которых намеренно используют туманные, непонятные речевые образы. Исследования показывают, что одно и то же стихотворение может иметь множество совершенно разных истолкований, которые зачастую базируются на индивидуальных ассоциациях между словами и личными переживаниями. Однако, в отличие от аналитической философии, в поэзии это приветствуется. Ведь мы ценим поэзию, в частности, потому, что хотим оправдать приложенные интеллектуальные усилия.
Самое поразительное – то, насколько схожа наша оценка поэзии с истолкованием религиозных текстов и мифов.
Во многих религиях люди с младых ногтей приучаются слушать проповеди и выполнять обряды. Как пишет Харви Уайтхауз, «осознание того, что ты столько лет носил эту ношу, выполняя все обряды и соблюдая строгую дисциплину, вызывает нежелание отречься от всего этого или терпимо относиться к тем, кто отрекается». Мы продолжаем по инерции верить в то, чему посвятили столько времени и сил; это оправдание усилий в чистом виде.
