Питер Богоссян - Евангелие от атеиста
Итак, вот мои предложения: будьте искренни и честны сами с собой и с другими. Все остальное приложится. Прошу прощения, но больше мне нечего предложить.
Я всегда готов поговорить. В любое время.
ПитЭто глава небольшая, потому что научной литературы по данной теме мало, а еще потому, что моя первичная цель – помочь людям избавиться от веры, а не предложить им «план выздоровления». Те, кто примирился с сомнениями, очень часто тратили на выздоровление годы: интеллект был их гидом, честность и жажда знаний – их мотивацией, а открытие в себе мужества – их терапией. В отличие от представителей Бога – раввинов, священников, имамов – я никогда не рискну указывать кому-либо, какой путь для него самый лучший. Патернализм[37] и самоуверенность – как раз те виды поведения, которые отталкивают людей от религии.П1
Одна из моих ролей заключается в том, чтобы предоставить содержательную информацию тем, кто выздоравливает от веры. Кроме того, я не позволяю себе указывать уличным эпистемологам, что они должны или не должны говорить своим клиентам. Слишком много переменных (личная история, религиозные традиции, образование, культурное наследство, психологическая предрасположенность, отношения, жизненная ситуация и т.д.), чтобы можно было давать универсальные советы по поводу того, что делать и чего не делать.П2
Эта глава содержит рекомендации, касающиеся посттерапевтического периода, за ними следует перечисление широких целей создания общества, в котором процветали бы разум и рациональность. Глава заканчивается двумя короткими диалогами.
Покоряйте безграничные возможности скептического интернет-сообщества и своих соседей
Вы создали когнитивное пространство, разоблачили ошибочную эпистемологию, помогли кому-то начать отдаляться от своей веры, и что теперь?
После вмешательства не оставляйте субъекта в подвешенном состоянии. Будьте готовы снабдить его именами, контактной информацией и ресурсами, которые могут помочь. Первоначально отказ от веры может одновременно нести с собой ощущение свободы и быть душевной травмой, особенно если друзья и семья такое решение не поддерживают. Отказавшимся от веры нужно знать, что есть группы поддержки, готовые оказать помощь. Всегда будьте готовы предоставить необходимую информацию в конце вмешательства, держите все контакты под рукой, если вдруг столкнетесь с субъектом позже. В моем бумажнике всегда хранятся визитки с указанием телефонных номеров и веб-адресов местных ресурсов (Центр исследований – Портленд; Гуманисты большого Портленда, клубы по интересам и Портлендский государственный университет FreeThinkers).
Если у вас есть время, продолжайте оказывать поддержку после проведенной терапии. Я предлагаю людям внести меня в друзья на Фейсбуке, где они смогут получить хотя бы онлайн-помощь. Также я приглашаю бывших верующих на ленч или на ужин, в офис и даже на занятия по джиу-джитсу, которые веду. Я дружу со многими людьми, которым помог.
Еще одно преимущество выстраивания личных взаимоотношений заключается в том, что вы сможете предложить людям новые сообщества и новых друзей, использующих надежные эпистемологии. Формировать новые взаимоотношения важно, поскольку такие взаимодействия снижают риск рецидива и возврата в религиозные общины. Разрушая предыдущие межличностные связи индивида и предлагая ему другие поддерживающие отношения и сообщества, мы способствуем укоренению новых ценностей и новых, более надежных эпистемологий. Это особенно важно на ранних этапах (предварительного размышления, размышления, подготовки), когда индивид начинает сомневаться в своей вере.П3
Институциализация удивления
Мы живем в обществе, в котором людям не нравится не знать чего-то. Детей не учат говорить «я не знаю» и редко формируют у них честность в таком виде. Слишком часто они видят, как взрослые избегают вопросов и выдумывают ответы либо в замешательстве, либо из-за страха, и это дорого обходится. Чтобы решить самые острые проблемы в мире, нам нужны нестандартно мыслящие люди, которых вдохновляет состояние неуверенности. Давайте поддерживать родителей и преподавателей, воспитывающих следующее поколение креативных мыслителей.
Аннака Харрис (Secular News Daily, 2012)Вера пала. Что приходит на ее место? Удивление.
Удивление, восприимчивость, открытость новому, готовность смириться с незнанием, неуверенность, скептическое и научное мировоззрение и искреннее желание знать истину – вот признаки свободного ума. Давайте наблюдать, записывать, тщательно документировать. Давайте будем открытыми для неудобных нам выводов. Исследование и удивление должны прийти на смену догматизму и уверенности. Долгосрочная цель – создание условий, при которых любопытство и удивление будут общепризнанными культурными ценностями.П4
Одно из наиболее разочаровывающих открытий для необстрелянного уличного эпистемолога – это понимание, до какой степени любопытство и удивление оказываются узниками социальных ценностей. Как в трагическом романе Джеймса Эйджа «Смерть в семье», где мальчик лишается любопытства и надежды, в жизни разум и любопытство зачастую истребляются разрушительными силами общества (Agee, 2009, р. 54–55). Разрыв связи между любопытством и этими институтами и силами, подавляющими процессы познания, потребует создания сильного социального и интеллектуального движения – Нового Просвещения, которое позволит стремлению к рациональному мышлению распространиться на широкие слои населения.
В девятой главе я предлагаю заимствовать средства и методы движения за гражданские права, чтобы оттолкнуть людей от определенных ценностей и предрасположенностей и направить их в сторону надежных эпистемологий.
Когда удивления недостаточно
В течение двух недель у моей матери были диагностированы инфаркт, почечная недостаточность, сепсис, а затем – рак матки, метастазы от которого пошли в кишечник и кости. Живая, энергичная, великодушная, острая на язык и невероятно веселая и любящая женщина была приговорена к медленной, мучительной смерти. Она умерла 27 октября 2012 года дома, в окружении глубоко любивших и уважавших ее людей.П5
Моя мать воспитывалась в католической вере, но не была особенно религиозной, возможно, я не знал ее. Она никогда не посещала церковь и, насколько мне известно, никогда не молилась и не говорила о вере в католического Бога. Но когда она должна была отправляться в операционную на кардиологическую операцию, то сжала статуэтку младенца Иисуса в яслях. Во время своего пребывания в больнице она просила отца приносить ее, что он и делал каждый день.
Не думаю, что моя мать боялась смерти. Я знаю, что она жила ради внуков и очень хотела увидеть, как они вырастут. Даже несмотря на боль, которую она испытывала в последние месяцы, самым ужасным для нее было осознание, что она больше не увидит детей.
Размышляя об этом и вспоминая, как моя мать творила крест перед статуэткой Христа, я понимаю, что предложить ей удивление было бы недостаточно. Почти недостаточно. Она нуждалась в чем-то другом… возможно, в уверенности, что внуки будут живы-здоровы и у них все будет хорошо… возможно, в том, что я и мой папа, ее муж, здесь, с ней, держим ее за руку и любим от всего сердца. Или, может, в чем-то совершенно ином?
Что мы можем предложить таким людям, как моя мать, в самые мучительные моменты их жизни? Я много размышлял над этим вопросом, и ответ на него столь же расстраивает, сколь и вызывает сомнения. Возможно, это пустяк. Если человек был заражен верой и попал под влияние определенных идей, мы не можем предложить ему ничего такого, что дало бы ему такой же психологический и эмоциональный комфорт, какой дает беспричинная вера в непознаваемое.
Однако все мы знаем, что умрем. Хотя жизнь без уверенности может вызвать ощущение отчаяния и безнадежности, идея, что все люди равны перед смертью, дает надежду. Человеческий вид становился сильнее от понимания того, что в конце концов все мы умираем.
Возможно, что самая привлекательная сторона религии – это утешение, комфорт и умиротворенное состояние даже в невероятно тяжелые времена. Семьдесят две девственницы в загробной жизни меркнут перед обещанием вечного блаженства с близкими и любимыми.П6 Какое успокоение может предложить рациональное мышление тому, кто страдает или близок к смерти? Я не знаю. В подобные тяжелые времена если мы и можем что-то предложить, то только свое физическое присутствие. Сидеть у постели умирающей матери и держать ее за руку было одновременно и тяжело, и прекрасно, и я знал, что одно только мое присутствие облегчало ее страдания. Когда я спросил, можно ли мне присесть на кровать и взять ее за руку, она прошептала: «Да, конечно» – и улыбнулась. Это были ее последние слова.
