Харриет Лернер - Всё сложно. Как спасти отношения, если вы рассержены, обижены или в отчаянии
Проблема всех любовных отношений – сохранить и «я», и «мы», не потеряв ни того, ни другого, когда наступают нелегкие времена. Встав перед выбором, мы должны предпочесть разговор молчанию, вести себя в соответствии с нашими заявленными ценностями и убеждениями и в первую очередь спасать себя.
Должна добавить, что мы узнаём много нового о партнере, наблюдая за ним в кругу как наших друзей и семьи, так и его. И наоборот, вы не узнаете его или ее независимо от того, сколько вы беседуете, если изолируете свои отношения от других ключевых отношений. Поэтому вам нужно много говорить (и слушать, наблюдать и думать) в самых разных местах и ситуациях, чтобы глубже узнать близкого человека и стать узнанным самим.
Медовый месяц закончился
Брак или совместное проживание часто решает проблему этапа ухаживания (когда мы прощаем, не замечаем или романтизируем различия между собой). На следующем этапе отношений два человека со злостью занимают противоположные позиции в отношении отличий, которых прежде не замечали или считали привлекательными. Они упираются, не желая честно рассмотреть точку зрения партнера и проявить уважение к его просьбе изменить поведение, путая злобные пикировки с откровенностью и подлинным голосом.
Даже если вы состоите в отношениях уже четыре – или сорок четыре – года, вы все равно сталкиваетесь с проблемой различий. Долгосрочные отношения страдают, когда мы не проявляем терпимости, юмора и уважения. Не идет им на пользу и ситуация, когда мы проявляем такую терпимость, что слишком мало ждем от близкого человека или соглашаемся с несправедливыми и унизительными требованиями, которые разрушают наше собственное «я».
В таких обязывающих, близких отношениях, как брак, есть две основные проблемы, связанные с голосом. Во-первых, мы должны ясно изложить пределы допустимого и твердо отстаивать эту позицию. Во-вторых, необходимо обращаться к положительным сторонам близкого человека и отношений и говорить с теплотой. Давайте внимательно рассмотрим эти подходы: оба они принципиально важны для успеха наших отношений.
Глава 8
Брак: где ваш предел дозволенного?
Мой муж Стив довольно долго боролся со мной, требуя поддерживать порядок в спальне, не бросать одежду на пол, когда я забиралась ночью в постель, или хотя бы вешать ее в шкаф в первой половине дня, перед уходом на работу. Он периодически жаловался, и я на какое-то время исправлялась, но потом возвращалась к старым привычкам. Я знала, что Стив «просто жалуется». Он хотел, чтобы я изменилась, но это было для него не так уж страшно. Когда Стив действительно серьезен – какой бы это ни был повод, – я это чувствую.
Я знаю, например, что не могу обращаться со Стивом грубо и неуважительно, не извиняясь за это и не признавая своего плохого поведения. Конечно, я иногда бываю вредной и капризной. Но если бы это вошло у меня в привычку, мой брак закончился бы. Конечно, Стив не объявит после 30 лет совместной жизни: «Харриет, если ты будешь впредь грубить мне, я подам на развод». Ему и не пришлось бы. Я знаю, что Стив хочет, чтобы наши отношения длились долго, что уход – последнее, что приходит ему на ум. Но я также знаю, что, если бы стала грубой, невнимательной или несправедливой – если со временем боль или голос Стива перестали трогать меня, – мой брак закончился бы. Я знаю это потому, что знаю Стива.
Вот пример. Был момент, когда я работала очень много, слишком часто разъезжала и преувеличивала свою роль кормильца в семье. Я стала ворчать об этом и нападать на Стива. К его чести, он заявил, что не собирается выслушивать мою критику о том, что он недостаточно работает, чтобы удовлетворить мои запросы. Когда я «напустилась на него», как он выразился, он поднял руку и твердо сказал: «Прекрати! Я не хочу, чтобы ты говорила со мной в таком тоне». Если бы я не остановилась и не сменила тон, Стив тут же закончил бы разговор. Он сказал бы: «Я не хочу, чтобы меня критиковали, и не позволю так с собой разговаривать». В зависимости от настроения он давал это понять очень по-взрослому или очень по-детски. Но так или иначе, у него была четкая грань, какие разговоры он не потерпит.
Стив не пытался отрицать очевидное или наложить запрет на эту (или любую другую) тему. Он выразил готовность сесть со мной и вместе изучить наши рабочие графики. Он ясно давал понять, что готов к беседе по любому вопросу. Он настаивал только на том, чтобы я относилась к нему как к партнеру, готовому к сотрудничеству, а не как к полному неудачнику. Это и был его предел допустимого.
Стив тоже знает моменты, когда я очень серьезно настроена, даже в мелочах. После уборки в своем кабинете в одну из суббот он оставил несколько больших коробок на кухне, а не отнес их в подвал. Коробки не загораживали проход, но портили вид, и в воскресенье я попросила его убрать их. Вечером в понедельник они оставались там же. Тогда я сказала: «Стив, пожалуйста, отнеси свои вещи в подвал. Меня это очень раздражает».
К моей чести, должна сказать, я выдвинула конкретное поведенческое требование («Пожалуйста, отнеси свои вещи в подвал»), которое является отличительной чертой правильной коммуникации. Часто в раздражении мы не останавливаемся на просьбе к партнеру об изменении конкретной поведенческой модели и идем дальше, добавляя какой-нибудь укол в адрес характера близкого человека или вспоминая прошлые грехи. Например, вы только разожжете конфликт, если скажете: «Стив, ты так невнимателен. Ты не думаешь о других. Ты никогда не доводишь дело до конца. Пожалуйста, отнеси свои вещи в подвал. Меня это действительно раздражает».
Наверняка мы все не раз и не два делали такие глобальные обобщения, представляющие собой рецепт не того, как добиться, чтобы тебя услышали, а как поссориться. Но я хочу поговорить не о коммуникативных навыках. Речь идет о чем-то более важном, чем слова, которые мы выбираем. Смысл ситуации с коробками Стива состоит в том, что я была очень серьезно настроена. Несколько коробок на кухне – не такая уж большая проблема, но игнорирование простой и вполне разумной просьбы – вещь очень важная для меня. Так что, если бы во вторник коробки оставались на месте, я нашла бы способ перевести разговор на новый уровень. По какой-то причине коробки на кухне были для меня гораздо более серьезной проблемой, чем для Стива – порядок на полу в спальне.
Если бы мне пришлось вести разговор дальше, я хотела бы попробовать не говорить со злостью и не слишком остро реагировать. Например, не стала бы упирать руки в бока и не заявила бы строго: «Стив, я объявляю тебе бойкот, пока не уберешь эти коробки. Не рассчитывай на меня ни в чем». Но мне как минимум нужно было знать, когда он планирует убрать коробки, чтобы мы сели и насладились совместным ужином, сходили в кино или продолжили заниматься обычными делами. И я хотела бы, чтобы он знал, насколько это меня расстраивает – не столько то, что коробки по-прежнему не убраны, сколько то, что он игнорирует мои чувства.
Я не хочу сказать, что мы со Стивом разрешаем все противоречия, устанавливая друг другу границы того, с чем можем и с чем не можем ужиться. За эти десятилетия у нас бывали довольно драматические, контрпродуктивные ссоры, где каждый из нас продолжал делать то же самое. Иногда мои попытки изменить поведение Стива по какому-то конкретному вопросу только усугубляют проблему. Обычно справиться с небольшими разногласиями и со сложными тупиковыми ситуациями нам помогают легкость и юмор. Когда же этого не происходит, мы ищем другой способ договориться или смириться с различиями.
Тем не менее мы оба знаем, что есть линия, которую нельзя пересекать, что есть определенные модели поведения, с которыми партнер не смирится с течением времени. Даже тогда, когда это не проговаривается, пары знают о границах допустимого друг для друга – так же, как дети знают, что им сойдет с рук, а что – нет. И как ребенок, партнер иногда продолжает испытывать эти границы, пока близкий человек со всей серьезностью не скажет: «Хватит!» Этот момент и отмечает собой наш предел дозволенного.
Установление пределов дозволенного
Разъяснить, где проходит эта граница, пожалуй, самая сложная задача в процессе поиска голоса и того, чтобы быть услышанным. Настоящая твердая позиция в отношении этой границы – не ультиматум. Это не угроза и не эмоциональная позиция, импульсивно занятая в момент высокой напряженности («Черт побери! Если ты сделаешь так еще раз, я уйду!»). Это не выражение отчаяния и не последняя безнадежная попытка заставить партнера измениться. Это не смешанный посыл, когда мы говорим одно («Я не могу больше это терпеть»), а наше поведение выражает совсем другое (мы продолжаем это терпеть). Позиция, обозначающая границу допустимого, вырабатывается в результате того, что мы фокусируем внимание на себе в результате глубокого познания своего «я», которое нельзя подделать, сымитировать или заимствовать, – того, что нам нужно и на что, как нам кажется, мы имеем право, и пределов нашей терпимости. Мы проясняем, где пролегает эта граница, в первую очередь не для того, чтобы изменить или контролировать близкого человека (хотя желание сделать это, конечно, может присутствовать), но, скорее, чтобы сохранить достоинство, целостность и благополучие собственной личности. Все люди разные, и «правильной» границы для каждого человека не существует. Но если у нас нет никакого предела допустимого по важным вопросам (мы жалуемся, но ничего не меняется, а мы не отстаиваем свою позицию), отношения – и наше самоощущение – сходят на нет.
