Дэвид Сэджвик - Раненый целитель: Контрперенос в практике юнгианского анализа
52. Сон пациентки
Я нахожусь в аудитории, наблюдая за низким, темным, нарциссичным мужчиной, стоящим на столе.
Затем я на сессии с вами. Вы похожи на (актера) Уильяма Херта — большой, мягкий, надежный, уверенный в себе, излучающий нечто материнское. Я сижу на полу, положив голову вам на колени, послушно, как маленькая девочка.
Тирана упрятали в сумасшедший дом, потому что он потерял рассудок, утратив свою харизму. Такое чувство, что люди притворялись и обманывали его вместо того, чтобы бороться.
Наша сессия резко оборвалась. Тиран понял правду, более не скрываемую от него. Я не чувствую себя плохо., поскольку вы выходите, чтобы помочь ему. Я иду с вами. Это делаете вы, но я с вами.
Обсуждение
Красивый образ того, как пациентка и терапевт вместе выходят, чтобы встретиться с тиранической нарциссической проблемой. Здесь кажутся очень уместными цитаты из Юнга. Первая касается данной конкретной сессии и эмоциональной вовлеченности аналитика, вторая — удачно выбранного имени для терапевта, — Доктор «Херт»[36]:
Где царит любовь, нет стремления к власти; а там, где возобладало стремление к власти, нет любви.
(Jung, 1943, р. 53).
Ничего страшного, когда терапевт чувствует, что пациент ранил его или даже совершенно сбил его с толку: именно рана терапевта является мерой его способности исцелять. В этом, и ни в чем другом, и заключается смысл греческого мифа о раненом враче. (Юнг, 1951а, р. 116).
Случай второй: Мисс Д.
Д. была жертвой насилия — ее изнасиловал гувернер в возрасте 7 лет. У нее были серьезные проблемы веса. По ее словам, родители были не эмпатичны, и она никому не рассказывала об изнасиловании до 20 лет. Отношения Д. с отцом были эмоционально инцестными (фактический инцест отрицался, хотя его близость вызывала у Д. тревогу). Мать страдала алкогольной зависимостью и была для нее «хорошей». Д. была старшей из сестер, которые, в отличие от нее, были замужем. Она чувствовала себя аутсайдером в семье, и это ее чувство собственной чуждости распространялось и на сферу работы, откуда она регулярно уходила, или ее увольняли приблизительно с интервалами в год. Она пришла ко мне с рассказом о навязчивых идеях совершить суицид и попытках его осуществления в прошлом, а также о длительной, но по ее оценке, неудовлетворительной предыдущей терапии.
Курс лечения и контрпереносПервые контрпереносные переживания с мисс Д. были почти целиком отличными от моих переживаний с предыдущей пациенткой, миссис Ф. Тогда как к Ф. я испытывал большую симпатию, с Д. мне хотелось поскорее прекратить работу. Если бы такой термин существовал (в том же смысле, как мы говорим о негативном переносе), было бы достаточно точным назвать мои чувства к Д. «негативным контрпереносом». Дело было не в том, что она мне не нравилась, скорее мне недоставало позитивного настроя. «Сопротивление» было бы более подходящим термином. Я предчувствовал трудности. Однако, хотя у меня было меньше желания заниматься ее анализом, чем в первом случае с «привлекательной» клиенткой, процесс контрпереноса в других отношениях был подобным.. Главная трудность в переносе — контрпереносе заключалась в том, чтобы сформировать невраждебную связь между нами, и как можно догадаться, в самой истории Д. Случай Д., который будет представлен здесь без такого же детального описания как предыдущий, показывает, что негативный контрперенос может быть настолько же сильно вовлекающим аналитика и информативным, как и позитивный. и равно подверженным трансформации.
1. Суицидальные мысли Д. и ее состояние, близкое к пограничному, насторожили меня с самого начала. С объективной точки зрения, суицид был маловероятен с тех пор, как она установила со мною контакт и заключила соглашение, а также признала свой гнев, вызванный разочарованием в предыдущем терапевте, который и направил ее ко мне. Но состояние Д. было весьма неустойчивым. Мне не нравился ее импульсивный характер поведения, являвшийся бессознательным, а также не нравилась атмосфера напряжения, окружавшая ее.
Соответственно, я испытывал сомнения по поводу того, стоит ли мне браться за работу с ней. В ответ на ее вопросы о страховке я сказал, что не знаю, будут ли оплачиваться наши сессии. Я поговорил с ее бывшим терапевтом о ее диагнозе, истории и суицидальных настроениях. Я подробно расспросил о ее нынешних суицидальных чувствах. В итоге я сказал, что буду работать с ней только в том случае, если она согласится на встречи два раза в неделю. Я чувствовал, что ей нужна, по крайней мере, такая частота, и мне также, для того чтобы иметь возможность отслеживать ее процесс, и еще, честно говоря, по денежным соображениям.
Д. также, и возможно, не без оснований, относилась ко мне настороженно. Она сказала мне на первой встрече, что сейчас не хочет проходить терапию или становиться «профессиональной пациенткой». Она отменила вторую сессию по телефону, «до тех пор, пока я не узнаю точно о возможностях своей страховки».
Обсуждение
Пациентка хочет и нуждается в том, чтобы терапевт взял на себя обязательства по ведению анализа, но терапевт сначала может быть не готов к этому. Похоже, здесь присутствует взаимная амбивалентность и сопротивление по поводу начала анализа. Условия иногда устанавливаются аналитиком не только на основе клинических данных, но и потому, что они его устраивают. В данном конкретном контрпереносе также присутствует своего рода компенсаторный компонент с элементами торговли: если я возьму эту требовательную пациентку, то ожидаю, по крайней мере, финансового вознаграждения. Так что мои первые фантазии были о том, что терапия будет для меня утомительной и истощающей.
Основная тема, стоящая за всем этим, относится к борьбе вокруг «вовлеченности» аналитика. По моему опыту, подобное происходит каждый раз, когда работа ведется из контрпереносной позиции. В отличие от работы с пациенткой Ф. проблема здесь заключается в «недостаточной включенности» (хотя в ином смысле присутствует также «излишняя загруженность» тревогами по поводу Д., как субъективными, так и объективными). Поскольку данный способ работы означает «включение» в пациента — «заражение» его проблемами, терапевт на бессознательном уровне может быть подвержен тревогам из-за процессов сепарации, слияния и отвержения. Эти тревоги вступают в игру с самого начала лечения и могут быть связаны с «характерологическими» нарушениями самой. Д. Не отрицая необходимости проработки аналитиком своих проблем, такого рода амбивалентность и «недоверие» в контрпереносе могут быть также использованы как барометр собственного уровня тревожности клиентки, связанного со страхом интимности. С этой точки зрения здесь присутствует сочетание невротического, конкордантного и комплементарного контрпереносов, которые предстоит рассортировать или проработать.
2. Не только диагноз, депрессия или неустойчивость Д. вызывали у меня тревогу. И это беспокойство было довольно осознанным. Выходя за пределы уровня слов и воспринимая ее непредвзято, я находил, что ее манеры и все ее существо выбивают меня из колеи. Я впервые увидел Д., когда она пыталась остыть, сидя на внутренних ступеньках в здании моего офиса. Было лето, но такое необычное поведение при ожидании вызвало у меня чувство неловкости. Кроме того, она редко смотрела на меня. Иногда я переоценивал важность контакта глаз, и она казалась мне не включенной и что-то замышляющей. Хотя вес Д. без сомнения наводил на разные размышления, сами по себе ее размеры не слишком меня отталкивали. Скорее, трудности в контакте, были вызваны массой ее горячих, беспокойных вибраций — она была подобна расстроенному ребенку, готовому разреветься. Д. позже подтвердила это, сказав, что чувствовала себя «бомбой», готовой разорваться.
Обсуждение
Хотя может показаться, что вышеприведенное описание страдает недостатком симпатии, тем не менее, «переживание» пациентки терапевтом способно дополнить более рафинированную, интеллектуальную оценку. Такое живое впечатление в значительной степени является эмоциональной невербальной реакцией аналитика на невербальные сигналы пациентки: внешний вид, манеры поведения, стиль речи и т.д. Все это составляет картину того, чем является для него данная пациентка, а не что он о ней думает — т. е. бессознательное представление о ней.
Например, первая пациентка, Ф. по началу виделась романтической, богиней подобной Психее; очень приятной, полной эротического потенциала. К Д., однако, было весьма сложно почувствовать эмпатию. Сформировавшийся у меня ее темный примитивный образ и чувство опасения, возможно, были вызваны примитивными аффективными состояниями (и защитами), которые она привносила в общее эмоциональное поле.
