Иоганн Гете - Торквато Тассо

С улыбкой на меня, Элеонора,
Ты смотришь и, взглянувши на себя,
Смеешься вновь. О, что с тобой, подруга?
Ты и задумчива и весела.

Я вижу с удовольствием, княжна,
Обеих нас средь сельской тишины.
Беспечны, как счастливые пастушки,
Мы заняты веселою работой,
Мы вьем венки. Пестреющий цветами,
Простой венок растет в моей руке.
Тебе ж, с умом возвышенным и сердцем,
Приличен этот нежный, стройный лавр.

Сплетенный мной в раздумий венец
Себе чело достойное находит,
Я в дар Вергилию его несу.

Венчаю полным, радостным венком
Твое чело, учитель Людовико.

Ты, чье неувядаемо веселье,
Прими участье в празднике весны.

Как мило с нами поступил мой брат,
Что нас послал в деревню эти дни,
Мы можем вместе целые часы
О веке золотом поэтов грезить.
Люблю я Бельригуардо; здесь в веселье
Я проводила молодости дни,
И эта зелень юная и солнце
Дают мне чувство прошлого на миг.

Да, здесь нас окружает новый мир!
Отрадна тень дерев вечнозеленых,
Прохладного источника журчанье
Нас освежает, молодые ветви
Колышутся от утреннего ветра,
С душистых гряд приветливо цветы
Глазами детскими на нас глядят,
Уже садовник смело отворил
Теплицы померанцев и лимонов.
Покоится над нами синий свод,
На горизонте чуть белеет снег
Далеких гор, переходя в туман.

Приход весны мне был бы так желанен,
Когда бы он не отнимал подругу.

Княжна, о том, что мы должны расстаться,
Не вспоминай в отрадный этот час.

То, что теряешь, ты найдешь вдвойне
В том городе большом, куда поедешь.

Меня зовет обязанность моя —
Любовь к супругу, ждущему давно.
Ему везу я сына, что возрос
За этот год и развился так быстро,
И я делю отеческую радость.
Флоренция прекрасна, велика,
Но всех ее сокровищ не сравнишь
С Феррары драгоценными камнями.
Народом был воздвигнут город тот,
Феррару же возвысили князья.

Скорее люди добрые, что здесь,
Случайно встретившись, соединились.

Но случай разрушает, что собрал,
И только благородный человек
Влечет к себе, связуя благородных.
Твой брат и ты объединили души,
Достойные обоих вас, как вы
Достойны ваших предков благородных.
Здесь был зажжен науки чистый свет,
Свободной мысли, в дни, когда кругом
Скрывало варварство тяжелым мраком
Печальный мир, и уже в детстве мне
Звучало имя Геркулеса Эсте
И Ипполитом полон был мой слух.
Феррара, как Флоренция и Рим,
Моим отцом была ценима! Часто
Сюда стремилась я, и вот я здесь,
Где был Петрарка принят и любим,
Где образцы созданий Ариоста.
Ведь нет в Италии имен великих,
Кто б не был гостем принят в этот дом,
Нам выгодно бывает гения
Принять: ведь за гостеприимство он
Нам воздает сторицею всегда.
Места, где жил великий человек,
Священны: через сотни лет звучат
Его слова, его деянья — внукам.

Коль внуки живо чувствуют, как ты,
Завидую тебе я в этом счастье.

Которое так чисто, как никто,
Вкушаешь ты. От сердца полноты
Хочу сказать, что чувствую так живо:
Ты глубже чувствуешь, и ты молчишь,
Тебя мгновенья блеск не ослепит,
Тебя остроты не подкупят, лесть
Вотще, ласкаясь, льнет к твоим ушам,
Твой разум тверд, безукоризнен вкус,
К великому участие велико,
Которое ты знаешь, как себя.

Ты не должна утонченную лесть
Рядить в наряд доверия и дружбы.

Нет, дружба справедлива, лишь она
Вполне твои достоинства оценит.
Допустим, что в развитии твоем
Участвовали счастье и случайность.
В конце концов ты овладела им:
Тебя с твоей сестрою чтит весь мир
Как величайших женщин в наши дни.

Мне это безразлично, Леонора,
Когда помыслю, как ничтожны мы.
Тем, что он есть, другим обязан каждый.
И знаньем древних языков, и лучшим,
Что мы имеем, матери мы нашей
Обязаны, но с ней в уме и знанье
Нельзя сравнить обеих дочерей,
А если сравнивать, то надо мною
Сестра Лукреция одержит верх,
Могу тебя уверить, никогда
Я не считала собственностью то,
Что мне дано природою и счастьем.
Людей разумных слыша разговоры,
Я рада, что могу понять их мысли.
О человеке ль из былых времен
Ведется речь и подвигах его
Иль о науке, что путем познанья
Растет все шире, пользу человеку
Всегда приносит, возвышая ум, —
О чем ни шел бы умный разговор,
Слежу за ним, и это мне нетрудно.
Я слушаю охотно умный спор,
Когда о силах, что волнуют грудь
Так сладостно и страшно в то же время,
С изяществом оратор говорит,
Когда желанье славы у князей
И жажда обладанья — матерьял
Мыслителю дает, и тонкий ум
Высокоразвитого человека
Нас поучает, не вводя в обман.

И после этих важных разговоров
Внимать мы любим слухом и умом
Стихам поэта, что нам в душу льет
Заветные и дорогие чувства,
Звучащие мелодией любви.
Владеет царством твой высокий дух,
А мне всего милей волшебный остров
Поэзии среди лавровых рощ.

У нас в стране, как говорили мне,
Растет охотнее других деревьев
Прекрасный мирт. И если много муз,
То люди редко ищут между ними
Себе подруг, чтоб разделить забавы,
Но жаждут все поэта повстречать.
Он избегает нас, бежит от нас,
Он ищет то, чего мы все не знаем.
Чего, быть может, он не знает сам.
Но если нас он встретит в добрый час,
Он нас признает, быстро восхищен,
За то сокровище, что он искал
Так долго и бесплодно на земле.

Должна я с этой шуткой согласиться,
Она меня задела, но слегка.
Я каждого лишь по заслугам чту,
И к Тассо только справедлива я.
Едва скользит он взором по земле,
Он внемлет ухом голосам природы;
Что нам дают история и жизнь,
Его душа воспринимает жадно.
Что было врозь, связует он умом
И мертвое одушевляет чувством.
Порой облагораживает он
То, что для нас казалось повседневным;
Блуждает в собственном кругу волшебном
Чудесный человек, и нас влечет
Бродить с ним вместе, быть его друзьями.
Он кажется нам близким, но далек,
На нас как будто смотрит он, но могут
Над нами духи грезиться ему,

Поэта тонко ты обрисовала,
Что в царстве грезы сладостной живет.
Но думаю, что и действительность
Его влечет к себе и крепко держит.
Прекрасные стихи, что мы находим
Привешенными на деревьях наших,
Подобно золотым плодам Гесперии,
Благоуханьем веющие, — что же
Как не плоды действительной любви?

Я также этим радуюсь листкам.
Единый образ прославляет он
На все лады в своих стихотвореньях.
Его подняв до неба звездного,
В сияющую славу, богомольно
Он перед ним склоняется, как ангел
Над облаком; он бродит по лугам
И все цветы сбирает для венка.
Во дни разлук он освящает след,
Оставленный прекрасною ногой.
Таясь в кустах, подобно соловью,
Он полнит из больной любовью груди
Рыданьем жалоб воздух и леса.
Чарующая грусть его манит
Всеобщий слух, и все сердца должны…

И если надо милую назвать,
Он назовет ее Элеонора.

Да, так зовут тебя, как и меня,
Другое имя было б мне обидно.
Я рада, что свою любовь к тебе
Он может так двусмысленно скрывать
И что он помнит также обо мне
При милом звуке этом: Леонора.
Ведь здесь вопрос идет не о любви,
Которая желает для себя
Владеть возлюбленною и ревниво
Ее от всех других оберегает.
Когда в блаженном созерцанье он
Тобою занят, может в то же время
Пленяться мной, беспечным существом.
Прости меня! Но верь: не нас он любит,
Из сфер других он перенес любовь
На имена, которые мы носим,
И с нами делит чувство. Мы, как будто
Любя мужчину, любим вместе с ним
Лишь высшее, что может быть любимо.

В прекрасную науку углубись,
Ты вещи говоришь, Элеонора,
Которые мне задевают ухо,
Не проникая до моей души.

Ты ль не поймешь, Платона ученица,
То, что болтать дерзает новичок?
Возможно, что я сильно ошибаюсь,
Но все же ошибаюсь не совсем.
По этому прекрасному ученью
Любовь не есть капризное дитя,
Но юноша, вступивший в брак с Психеей,
Имеющий в собрании богов
Свой трон и голос. Не порхает он
Из груди в грудь, он не стремится жадно
Лишь к чувственной, телесной красоте
В обмане сладком и не искупает
Мгновенный хмель досадой и тоской.

Идет мой брат. Не дай ему заметить,
Куда опять склонился разговор!
Пришлось бы пережить его насмешки,
Уж он одежды наши осмеял.