Александр Цейтлин - Труд писателя
С глубоким волнением переживали писатели прошлого свое первое выступление в художественной литературе. Их радостное возбуждение, однако, вскоре уступало место беспокойству. Молодому писателю предстояло закрепить первоначальный успех в труднейших условиях «головокружения», в «чаду», когда некогда было опомниться и работать.
Удержаться в последующих созданиях на высоте дебютного произведения — труднейшая задача. Путь Пушкина и Лермонтова, Некрасова, Толстого, Маяковского ознаменован быстрым и органическим движением вперед. Каждое их новое произведение отличалось новизной и непрерывным расширением тематики, возрастающей глубиной характеров, чеканкой языка и стиха. У Гоголя, Тургенева, Щедрина и Чехова дебют не имел самостоятельной художественной ценности. Он являлся лишь отправной точкой этого движения вперед, постепенного, но безостановочного «набирания высоты».
Неудачный дебют писателя способен посеять в нем чувства усталости и разочарования, вынудить его к отклонению от первоначально избранной дороги. Такой дебют грозит писателю сделаться «автором одной книги», резко оборвать его деятельность в литературе. Наоборот, удачный дебют укреплял в писателе решимость целиком отдать себя литературе. Так случилось, например, с Островским, который еще до напечатания своего первого произведения прочел его избранному московскому обществу в одном из литературных салонов. «С этого дня, — вспоминал драматург, — я стал считать себя русским писателем, и уже без сомнений и колебаний поверил в свое призвание».
Творческое развитие писателя
Психология изучает культурного человека в процессе постоянного развития его духовных интересов, в непрерывном изменении всех сторон его сознания. Развиваются не только потребности человека, но и навыки, приобретающие все большую гибкость в процессе их непрерывного упражнения. Величайшие художники человечества сознавали эту беспредельную динамику собственной личности. «Я, — говорил Эккерману Гёте, — все время находился в процессе развития». «Писатель, — заявил в 1909 году Александр Блок, — растение многолетнее. Как у ириса или у лилии росту стеблей и листьев сопутствует периодическое развитие корневых клубней, так душа писателя расширяется и развивается годами, а творения его — только внешние результаты подземного роста души».
Процесс непрерывного развития дает себя знать уже в росте его творческих интересов. Бальзак признавался за пять лет до смерти: «вот уже двадцать семь лет, как я занимаюсь так называемыми физиологическими вопросами». Но эти занятия «физиологией» французского общества не приводили Бальзака к узкой специализации — в каждом его романе читателям открывались новые стороны действительности, новые темы и образы. Путь Островского в литературе проходил под знаком непрерывного расширения его творческих интересов: от купцов он обращался к мелкому мещанству и помещичьему классу, позднее — к буржуазным дельцам нового типа, актерам и т. д.
Писатель не только пишет то или иное произведение — он проходит дорогу творчества. И «первым и главным признаком того, что данный писатель не есть величина случайная и временная, — является чувство пути» (А. Блок).
Творчество подлинного и значительного писателя сохраняет внутреннюю органичность: оно, подобно дереву, питается собственными корнями. Произведения, которые пишет писатель, объединены между собою глубокой внутренней связью. Байрон сам указывал на внутреннюю связь поэм «Лара» и «Корсар». Столь же определенно высказывался и Золя: «То, что вы называете повторениями, есть во всех моих книгах». Писателю предстояло не «повторяться», но по-новому развивать то, что уже содержалось до того в его творчестве. И нигилистическим неверием в собственную устойчивость полно признание Андреева, который «каждую вещь свою... хотел бы писать под новым именем», ибо ему было «тяжело зависеть от своего собственного прошлого» (Горький). Это отрицание преемственности не типично для писателей, бо́льшая часть которых готова сказать вслед за Руссо: «Я писал о разнообразных предметах, но всегда руководился одними и теми же принципами».
Преемственность творческого развития проявляется уже в характерных темах писателя. Так, например, романы Флобера при всей их разнородности построены на одной и той же теме — мечтательства, гибнущего от столкновения с действительностью. Так, общим мотивом всей драматургии Лермонтова является семейная драма с кровавой развязкой. Преемственность тем может быть прямой («Исповедь» Лермонтова — ранний очерк, а «Боярин Орша» — второе звено на пути к созданию «Мцыри») и косвенной (факты, собранные в «Дневнике писателя», во многом подготовили собою замысел «Братьев Карамазовых»). Часто тема получает для себя в новом произведении больший простор; писатель как бы объединяет ряд прежних тем или же шире охватывает в нем действительность: Легко увидеть этот процесс «интегрирования» б переходе Бальзака от новелл к романической эпопее, в «Думе» Лермонтова по сравнению с прежними произведениями на эту же тему, в «Былом и думах» Герцена по сравнению с «Записками одного молодого человека», в последующем развитии у Щедрина темы «города Глупова». Может быть, с особой рельефностью этот процесс интегрирования тематики выразился в «Войне и мире», как бы вобравшем все произведения Толстого предшествующего периода.
Аналогичный процесс развития проходят и образы писателя. Припомним Езерского, подготавливающего собою Евгения из «Медного Всадника», шекспировскую Розалинду, затем развивающуюся в Беатриче, Сганареля, в котором в зародыше содержатся Данден и Оргон, или бросающееся в глаза сходство всех главных героев Байрона. В русской литературе примерами такого развития и постепенного усложнения образов могут служить: лермонтовский Александр Радин в отношении его к Печорину, образ Кочкарева, в котором намечены Хлестаков и Ноздрев, а также многочисленные предшественники Рудина, над образами которых Тургенев работал в течение десятилетия.
В отношениях взаимной преемственности находятся между собою не только образы, но и композиционные приемы, а также различные элементы языка. Факт «самоповторений» обычен в творческом развитии Пушкина, нередко использующего для нового произведения давние черновики и заимствующего материал даже из вполне законченных, но ненапечатанных произведений. Примерно так же поступал и Лермонтов, который в изобилии использовал накопленный им до того материал эпитетов, сравнений и пр.
Вообще творчество художника слова экономно, оно неизменно прибегает к использованию такого материала, который, казалось бы, уже не представляет для писателя интереса. Так, например, Шатобриан переносит из «Мучеников» в «Дневник путешествия» отрывки об Иудее, а Некрасов, убедившись в том, что роман «Жизнь и приключения Тихона Тросникова» не может быть напечатан, в изобилии черпает оттуда картины, образы, выражения. Так же точно поступают с романом в письмах Пушкин, с «Исповедью Ставрогина» Достоевский, со своими ранними очерками (в частности с «Записками Данилушки») Помяловский, с черновиками поэмы «Возмездие» Блок, который выделяет из них стихотворение «Коршун». Психологическая разгадка этого явления заключается в том, что ненапечатанная рукопись мешает и писатель стремится убрать её со своего пути, одновременно используя все наиболее в ней ценное.
Работая над определенным произведением, писатель очень часто не оставляет других, и, таким образом, его творческая энергия течет одновременно по нескольким руслам. Это представляет для писателя опасность, он зачастую стремится ограничить себя одной вещью. Доде бросает только что начатый им роман «Набоб» для «Джека». Гоголь оставляет «Аннунциату», то есть повесть «Рим», так как она мешает его работе над «Мертвыми душами». Особенно заботлив был на этот счет Достоевский, который никогда не мог писать «разом две различные вещи» и даже публицистический «Дневник писателя» оставил для того, чтобы заняться «Братьями Карамазовыми».
Полную противоположность этому типу работы представляло собой творчество Бальзака, исключительно сложное и пестрое по составу, ибо великий французский писатель сразу работал над несколькими произведениями. Так же постоянно обращался от одного произведения к другому и Пушкин, который, например, оставил еще не завершенного им «Медного Всадника» для «Сказки о мертвой царевне». Причина этого не только в многообразии творческих интересов Пушкина, но и в том, что некоторые задания в данный момент было трудно осуществить.
