Аллан Фромм - Способность любить
С другой стороны, когда мы говорим, что мужчина любит свой гольф, свой музыкальный центр и свою жену, мы подчеркиваем еще что-то во всех этих видах любви. Мы говорим, что, хотя все они отличаются друг от друга, у них есть и нечто общее. Когда мы используем слово «любовь» для обозначения всех этих видов отношений, мы признаем, что у них есть общая особенность.
Давайте установим, что же есть общего во всех видах любви. Назовем это общее для удобства привязанностью. Если мы скажем, что все эти виды любви, хобби, деятельности, интересов выражают привязанность, нам будет легче увидеть общее в любви мужчины к гольфу и в любви к жене.
Привязанность означает, что два объекта каким-то образом прикреплены друг к другу: будут ли это два куска дерева, скрепленные гвоздями или винтами, или два человека, преследующие общие интересы, или индивид и деятельность, с которой он связан каким-то интересом или желанием.
Интерес или желание индивида могут послужить той силой, которая сближает и образует узы привязанности. Но привязанность не обязательно начинается с интереса или желания. Мужчина может начать играть в гольф из желания завязать связи в обществе или продвинуть какую- то деловую сделку; сама игра может его не интересовать. Она ему не нравится, но он продолжает в нее играть по одной из тех причин, которые заставили его ею заняться. С другой стороны, если он играет часто и особенно если проявляет в игре мастерство или чувствует связанный с ней какой-то вызов, его привязанность к игре может усилиться.
Точно так же мужчина и женщина могут невольно встретиться в офисе, или в отпуске, на конференции и, как часто бывает в кино, вместе пережить много душераздирающих приключений за ночь, за неделю или за несколько месяцев, прежде чем обнаружат, что привязаны друг к другу. Мужчина вдруг понимает, подобно профессору Хиггинсу в «Моей Прекрасной леди»[1], что «привык к ее лицу», что эта женщина его интересует. У него возникла привязанность.
Эта привязанность может продолжать приносить ему радость, удовлетворение, комфорт, удовольствие, как и при первом ее осознании. Но все может получиться и по-другому. Мы все знаем любовь (некоторые даже испытали ее), которая приносит горе, боль, раздражение — все что угодно, кроме радости, и тем не менее мы остаемся привязанными. Подобно двум кускам дерева, мы остаемся соединенными. Больше того, когда двух человек разрывает развод, они часто идут на это не в искренней попытке улучшить жизнь, не для того чтобы избавиться от источника своего несчастья, а скорее из мстительности. Развод — самый выразительный способ сказать бывшему мужу или бывшей жене: «Я тебя не люблю». Если бы люди были заинтересованы только в разрыве привязанности, развод осуществлялся бы самым спокойным и быстрым способом. Но они затягивают процедуру, спорят из-за условий и часто продолжают сражение и после того, как разведутся по закону. Таким образом, хотя брак прекратился, привязанность на самом деле не была разорвана.
Даже когда два человека сохраняют брак и продолжают любить друг друга, любовь эта не всегда приносит радость. Они страдают от трений, разочарований, потери иллюзий и часто от нестерпимой скуки друг с другом. Человек, который любит свою работу, тоже способен скучать и страдать от ее однообразия, однако работу не бросает. Романтический влюбленный на самом пике своей страсти способен испытывать боль, не меньшую, чем счастье, а иногда и большую. Во всех этих случаях привязанность сохраняется независимо от того, приносит она удовольствие или нет.
Таким образом, хладнокровный взгляд на любовь обнаружил некоторые значительные ее аспекты. Все наши разновидности любви, все то, что мы описываем словами «я люблю» по отношению к объекту, к деятельности или к личности, — все это имеет общее — привязанность. Эта привязанность, даже когда мы называем ее любовью, не обязательно дает нам радость и счастье.
Но если она не приносит нам радости, счастья, удовольствия, почему мы остаемся привязанными? Какие же желания удовлетворяет эта привязанность? И удовлетворяет ли желания вообще? Возможно, любовь возникает по другим причинам, из других потребностей и мотиваций? Как мы начинаем любить, как создаем эту самую привязанность?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы снова должны взглянуть на себя как на любящих.
Любовь и любящий
Одна из самых замечательных встреч в Стране чудес произошла у Алисы с Чеширским котом, сидящим на дереве. Она поболтала с ним, и вдруг кот начал исчезать — вначале исчез хвост, потом понемногу исчез и весь кот и осталась только его улыбка. Алиса удивилась: она видела кота без улыбки, но никогда не видела улыбку без кота.
Мы тоже можем выразить сомнение: можно отвечать на вопросы о любви и изучать любовь без любящего. Единственный способ понять любовь — изучать влюбленных и то, как они любят. В отличие от кота в «Алисе в Стране чудес», мы не позволим объекту нашего изучения исчезнуть. Наши усилия понять любовь начинаются с понимания нас самих в качестве любящих.
Не нужно говорить о том, что в жизни мы испытываем много различных чувств, помимо любви. Все наши переживания, весь наш опыт действуют на нас и на наши отношения с другими людьми. Мы не можем изолировать один набор чувств и переживаний и рассматривать только его. Любовь существует в контексте всей нашей жизни, всего опыта. Иными словами, чем лучше мы понимаем человеческую природу вообще, тем потенциально мы более способны понять любовь.
Таким образом, ответ должен быть у психологов, поскольку их задача — изучение природы человека. Однако две тысячи лет исследований этого объекта не дали ответов на вопросы. Одна из причин в том, что долгие годы психология была лишь отраслью философии и физиологии. Лишь в конце XIX века психология обрела независимость и приняла современную форму. Сегодня мы, конечно, зсе признаем, что человеком, которому психология в наибольшей степени обязана свободой от прежних уз, был Зигмунд Фрейд. Любопытно, что именно Фрейд написал о любви больше, чем любой другой исследователь.
Большинство связывает имя Фрейда не с любовью, а с сексом, но на самом деле Фрейда прежде всего интересовала любовь. Секс он рассматривал лишь как почву, на которой вырастает любовь; главной его темой была любовь.
Фрейд считал, что индивида легче всего понять в терминах истории его любви, что любовная жизни индивида — его лучшая психологическая био1рафия. Фрейд считал также, что любой невроз в той или иной степени связан с нарушениями способности любить.
Когда в самом конце XIX века Фрейд впервые изложил свои идеи относительно природы человека, они произвели на мир самое взрывное впечатление. В то время викторианские ценности были на вершине своего развития. Некоторые полагали, что даже разговоры о любви, даже объективный ее анализ, какой проводил Фрейд, убивают любовь. Любовь должна оставаться священной и не подвластной вопросам и исследованиям. Особенно отвратительными показались утверждения Фрейда, что во всех наших мотивациях отчетливо присутствует секс. Хуже всего было то, что он приписывал сексуальные чувства невинным маленьким детям и даже младенцам. И какой смысл объяснять людям, что большая часть того, что они говорят и делают, значительная часть их повседневного поведения исходит от чувств, которые они сами не осознают, от опыта, который они не помнят, от какой-то части сознания, о наличии которой они и не подозревают? Если мы считаем человека животным, то не может ли он быть хотя бы разумным животным?
Не только неосведомленные непрофессионалы, но и многие врачи и ученые были шокированы тем, что природа человеческого существа, в том числе их самих, раскрывалась подобным образом. Прошло несколько десятков лет, совсем немного по сравнению со всей историей науки, и эти идеи, которые вначале считались нелепыми, сегодня общепризнаны.
С таким же предубеждением люди отнеслись к автомобилю, который появился приблизительно в то же время. Нам по-прежнему не все нравится в автомобилях: они уносят человеческие жизни, они ежедневно отнимают много долларов, сидеть в дорожных пробках очень неприятно; но автомобиль с нами. Очень многое в работах Зигмунда Фрейда по-прежнему вызывает споры и несогласия, но его общий взгляд на человека считается общепринятым. Сегодня не нужно быть «ортодоксом», не нужно называть себя «фрейдистом», как не называю себя и я, чтобы поддержать описание природы человека, развитое Фрейдом. Он не только углубил наше понимание самих себя, но он придал значение терапевтическим усилиям клинической психологии и психиатрии, и они, несомненно, достигли значительных результатов и помогли миллионам, страдавшим от психических нарушений. До Фрейда такие психические заболевания, по существу, не лечились.
