Владимир Красиков - Озарение трансценденцией
Человеческий разум, производя представления о трансцендентном, религиозные объекты с различными характеристиками, всегда оставляет, резервирует за собой (прямо либо «по умолчанию») особое привилегированное положение во вселенском раскладе. Это проистекает из неустранимости авторства, имманентности его присутствия в повествовании, отчете, исследовании, языке, словаре, способах экспрессии, самом фактесостоявшегося. Потому все формы религиозного творчества, от наивных мифологий до философских спекуляций религиозной эзотерики, именно как формы особой личностной экспрессии неординарных людей, содержат в себе приглашение (прямое либо скрытое) войти в центр мироздания: стать, уподобиться, приобщиться, слиться с Богом. От Альфы (логика оборотничества мифологической мысли: все превращается во все) и кончая Омегой (теофинальной точкой развития мироздания в концепции теолога ХХ в. П. Тейяра де Шардена).
Для восточной мысли (индуизм, буддизм) превращение человека в бога – вообще достаточно банальное и закономерное событие акцентирования присутствия в повседневности универсального космического Божества, праосновы. Она есть везде, ее же «сгущения» и есть аватары.
Мировоззренческие установки священной книги евреев, источника интеллектуального программирования великих западных религий, на первый взгляд, казалось бы, серьезно ограничивали возможности человеческого трансцензуса. Но это лишь видимость, сложившаяся вследствие хабитуализации, опривычнивания, примирения с повседневностью. Человек по своей сути (как «душа») сотворен как образ и подобие Бога и потому всегда потенциально (при соответствующей информированности или «вкушении с древа познания») может стать «одним из Нас» (Быт. 3.22). История Заветов, договоров Бога с еврейским народом как одной, коллективной идентичностью, свидетельствует об отношении к человеку как к партнеру, пусть даже и в виде народа-фаворита.
Новозаветная стадия развития религиозного мышления продуцирует идею индивидуального трансцензуса как исключительного бессмертия и исключительного боговоплощения. В первом случае предполагалась селекция «среди человеков», некоторые из которых инициируются бессмертием, т. е. по сути своей становятся богами («И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» – Ин. 11.26). Подобная идея исходной избирательности спасения от смерти для немногих, исключение «всех других» порождало впоследствии в неразвитых умах представление об открытости боговоплощения, в существенной степени девальвирующее исключительность Богочеловека.
И в дальнейшем, в двухтысячелетней истории христианского мира мы неоднократно наблюдаем, как пассионарные элементы социальных низов, сильные в интеллектуально-волевом отношении люди, находили привлекательными ереси, религиозно-сектантскую активность как верный и скорый путь вертикальной социальной мобильности, форму реализации своих властных и тщеславных амбиций. В истории как западного, так и восточного христианства существовали сотни сект, чья религиозная жизнь и была основана на открытости боговоплощения: непременно актуально должен быть в секте живой бог и «святые» (апостолы) – с соответствующими привилегиями, влиянием, контролем над благами и ресурсами общности.
Подобная утрированная, «эгалитарная» концепция воплощения чрезвычайно привлекательна для пассионариев из социальных низов в условиях закрытого, социально не мобильного общества. Зачастую она принимала уж совсем комические формы. В. Розанов приводит слова тех из сектантов (не лидеров), кто чувствовал в себе бьющую через край «силу», «боговдохновенность»: «"Мой Бог больше", т. е. во мне больше (курсив Розанова), чем в тебе Бога. Иногда это выражалось даже в словах: "Я – больше Бог"»64.
Но похоже, что всех превзошли мормоны, предоставляя действительно потрясающие перспективы любому энергичному человеку. По их учению, бог – это возвысившийся человек. «Спасение» у них – постепенный процесс превращения человека в бога. Когда личность достигает божественного состояния, она способна создавать собственные миры и населять их; такой процесс обожествления все новых созданий продолжается вечно. Высшая награда состоит в том, чтобы стать богом, создать свою собственную планету и править ею вместе со своей семьей65.
Все же, при всей их многочисленности в двухтысячелетнем пространстве христианской истории, секты и культы, называемые «харизматическими», были маргинальными по отношению к большинству христианских сотериологических общностей. Девальвация Богочеловека все же отторгается большинством христианских и квазихристианских сект и культов. Тем не менее, и здесь есть свой Большой Приз, впрочем, как и в традиционных, социально-легитимных разновидностях христианства.
Интеллектуально развитые и сильные духом люди обретали самореализацию на путях религиозного служения и подвижничества, особенно «продолжая традицию живого и деятельного Бога»66, в мистике и аскезе. Большой Приз – «вплотную приблизиться к Богу» («сораспяться Христу», ап. Павел), «стать по благодати тем, чем Бог является по естеству, и вполне уподобиться тому образу, каким он был в Боге, покуда между Богом и ним не было никакого различия, еще до того, как Бог создал тварь»67.
Это невообразимо труднодостижимая цель для аскета и мистика: трудности самого процесса (проблема периодической «богооставленности»), зависть и злословие коллег, возможные обвинения в гордыне и мобилизации на служение «слабым»68. Однако и награда велика: сознание максимализации возможного совершенства (уподобление), религиозная слава («святость») и реальное замещение главы культа, секты.
Итак, религиозные виртуозы и конституирующиеся вокруг них сотериологические общности или же религиогенез – процесс постоянный, однако его интенсивность резко возрастает в ключевые эпохи радикальных цивилизационных, можно сказать «антропных», перемен, являясь в конечном счете индикацией их глубины, основательности.
Подобные эпохи, явственные в виде хорошо узнаваемых радикальных новых идей в области прежде всего мировоззрений того времени – религий и философий, можно назвать, по аналогии с известной теорией К. Ясперса, «осевыми». Они представляют собой ментальные выражения революционных изменений в положении человека в отношении среды его обитания, смены глобальных образов жизни69.
Имеется в виду следующее.
1. Переход людей от практик присвоения готовых продуктов природы (охота, рыболовство, собирательство) к хозяйственно-культурным типам на основе деятельности по организации и оптимизации условий и контроля самих природных процессов производства (роста) нужных человеку продуктов: растениеводству и скотоводству. Не искать полезные продукты, живых существ (растения, животных), растущих естественным, т. е. рассредоточенным и хаотичным образом, а принудительно эксплуатировать естественную силу размножения живых существ в контролируемых «резервациях» (сельскохозяйственные поля, пастбища). Продуктивность такого образа жизни, как известно, существенно выросла. Относительная устойчивость найденного способа существования, гарантированные запасы пищи в скудные сезоны позволили людям также создать концентрированные и стабильные скопления (города), основу для сложных, дифференцированных социальных структур и духовных практик. Эта «неолитическая революция» протекала, как полагают специалисты, в течение нескольких тысячелетий – в зависимости от региональных особенностей: от VII до V-IV тыс. до н. э.70
2. Переход от ограниченного производства как контролируемой биологической репродукции («производит» здесь все же живая природа: рост, размножение растений и животных) к собственно материальному производству и преобразованию форм природных объектов как вторжению в естественную среду. В так называемой «индустриальной революции» человек впервые обретает свою автономию в виде «антропосферы», области реальности, которая относительно выключена из «естественного оборота», чье развитие зависит уже от социальных и ментальных факторов человеческого развития71. Другое название этого периода, длящегося примерно полтысячелетия: от зарождения предпосылок до проникновения в периферийные области (XV-XIX вв.), – «модернизация».
3. Достигнув некоторого удовлетворительного уровня в производстве-самообеспечении и в контроле над планетой, люди переключают свое жизненное внимание на глубинное естественнонаучное самопознание (генетика, информатика) и внеземные дела (физика, астрономия, практическая космонавтика). Глубинный смысл революционных событий, разворачивающихся на наших глазах, в области генетики, компьютеров, нанотехнологий и пр. – переход к установлению контроля и оптимизаций над основой основ: естественного «производства» самого человека. Это осуществляется через освоение технологий практик построения тела человека и тел живых существ, практик функционирования разума (информационные процессы, системы управления, программирования, миниатюризации). Человек в перспективе может, похоже, обрести большую автономию от Материнской Силы – Земной Жизни (Эволюции), своей подлинной трансцендентности, стать в лице «исторических народов» самородной трансцендентностью.
