Михаил Решетников - Элементарный психоанализ
А.: Я не хочу причинить Вам боль... Мы можем сменить тему...
П.: ...Здесь есть что-то оскорбительное... Он покушается..., не видя эту боль...
А.: Кто он?
П.: .........(без ответа)
А.: Мы начали с попыток флирта со стороны какого-то мужчины, и пришли каким-то образом к тому, что он покушается на вашу боль... Ваша сексуальность, ваша женственность — это что-то болезненное?
П.: Да... И это большой секрет... Как в рассказе, помните: мальчик предлагает девочке покататься на велосипеде, а она — не умеет, но говорит: «Я не хочу»... — Зачем об этом говорить?...
А.: Вы хотите сказать, что женщина с более чем 20-летним супружеским стажем и мать двоих детей, не умеет... «кататься на велосипеде»?
П.: Х-м...
А.: Что Вы не умеете?
П.: Предположим... Не знаю... Я бы никогда не смогла вступить в сексуальные отношения с человеком, который мне нравится...
А.: Откуда такой запрет?
П.: Не знаю... Считается, что я — верная жена и люблю мужа. Хотя он мне и не нравится. Но если мне мужчина нравится... это — просто невозможно...
А.: Невозможно...
П.: Вдруг возникла мысль: а о ком это я вообще говорю? — Нет никакого конкретного мужчины.
А.: Действительно, о ком?
П.: Не знаю. Какое-то приближение к невозможности...
А.: Очень интересное выражение: «приближение к невозможности».
П.: Да. Гипотетически..., если бы это было..., это — невозможно... Я подумала об отце, но это не отец... Я помню, что соперничала с мамой, за любовь..., но телесно — нет.
А.: Мне почему-то вновь пришла в голову ваша фраза о «велосипеде»...
П.: Это о сексе?
А.: Может быть.
П.: Тогда — да. Вы правы.
А.: В чем?
П.: Я как бы запрещаю себе... ,
А.: Что?
П.: Получать удовольствие от секса...
А.: Почему?
П.: Как только за мной начинают ухаживать, у меня возникает жуткое ощущение скуки... Вдруг вспомнила, как я ходила с папой на футбол. Он был страстный болельщик. Но сам футбол — это такая скука. Но я всегда соглашалась с ним пойти... Мама не ходила...
А. : Только Вы и он?
П.: Да... Я понимаю... Но я не согласна, что это как-то связано: секс и скука.
А.: Разве я сказал, что это связано?
П.: Нет, не говорили, но это так..., подразумевалось...
А.: Что-то в этом есть: ваши ощущения на футболе действительно сходны с отношением к сексу: папа страстный, а Вам скучно, и с мужчинами потом — то же самое...
П.: Да. Страсть — это не любовь. Любовь — это другое... И вообще, можно жить без секса...
А.: Можно.
П.: Хотя, что-то там есть. А любовь — это тихая спокойная беседа.
А.: Тогда мы с Вами — самые настоящие любовники.
П.: Да. (Смеется). Хотя нет! Любовь — это еще и обида.
А.: Любовь — это обида. Страсть — это скука... Так необычно.
П.: (Вздыхает).
А.: У меня вдруг появилось такое чувство злости к Вам (я всегда озвучиваю возникновение у меня необычных чувств и стараюсь доверять своему бессознательному). Злость плохой советчик, и я не могу пока объяснить — почему? Но что-то Вы сделали такое...
П.: Лишила чего-то мужа...
А.: Чего?
П.: И себя... Да, я вредная, с детства. Вот возьму, и сделаю себе плохо...
А.: И что?
П.: Вот они будут тогда знать!
А.: Что они будут знать?
П.: Какие они плохие, что надо их наказать!
А.: Кого наказать?
П.: Всех. Если мне будет плохо, и им всем бу-зет плохо.
А.: Прохожему у нас под окном — тоже?
П.: Нет. Ему нет.
А.: А кому?
П.: Тем, кто со мной...
А.: Я чего-то не понимаю: Вы делаете себе шохо, чтобы стало больно тем, кто Вас любит?
П.: Они плохо любят! Они не понимают, не ценят, а надо, чтобы они оценили...
А.: Как это можно узнать?
П.: Если я сделаю себе больно, они спохва-ятся, и поймут, что они меня любят. Это прими-ивно, но верно.
А.: Вы им как будто мстите?
П.: Нуда! Здесь такая ситуация: например, че-овек знает, как надо, а другой ему советует — неправильно, но нужно сделать так, как он советует, аже зная, что — неправильно...
А.: Зачем?
П.: Очень важно, чтобы человек увидел, что н не прав. Это связано с превосходством. Его ужно устранять. Чтобы другой увидел: он — ичто!
А.: И вот Вы доказали... Что дальше?
П.: Онименявсе равно не любят... Родители... И я мщу!
А.: Вы думаете это возможно, например, по отношению к отцу?
П.: ...(Молчание).
А.: К сожалению, наше время истекло.
П.: А у меня после вашей фразы тут же появилось чувство: нет, я докажу, что это возможно (скороговоркой)!
А.: Если бы для этого нужно было отомстить еще двум-трем человекам или «пометить» еще 2— 3 года, я бы сказал: мстите интенсивнее. Но то чувство, которое Вы испытываете — оно необъятно. И отца — уже нет.
П.: И что?
А.: Я не знаю.
П.: Просто забыть?
А.: Если бы это было возможно, я был бы безработным.
П.: И что тогда остается?
А.: Не знаю.
П.: Знаете! Вы хотите сказать: «Простить!»
А.: Тоже маловероятно.
П.: Да уж. Не думаю... У меня сейчас ощущение, что я говорю с папой в тот момент, когда умерла мать... (я знаю, что мать пациентки жива, а отец умер, но я умышленно пропускаю эту ошибку, которая скоро вскроется сама).
А.: Ичто?
П.: Я вспоминаю... Но как это связать?... Я не думаю, что я скорбела о бабушке...
А.: Вы говорите о матери отца?
П.: Нуда!
А.: Но Вы сказали просто: «...Когда умерла мать».
П.: Да?.. Да, я так сказала...
А.: Вы хотели ее смерти?
П.: Сейчас кажется, что нет. Хотя раньше думала, что да.
А.: Продолжим в следующий раз.
Сессия 152 (она очень краткая, так как пациэнтка опоздала, и обсуждение опоздания — в данном случае незначимое — можно опустить без ущерба для основного материала).
П.: ...Какая все-таки хорошая погода! И снег, я дождь одновременно. Я люблю такую... Прихожу — и не хочется говорить о том, что до этого хо-гела сказать...
А.: Почему так происходит?
П.: Когда хочешь заранее что-то рассказать, это вначале... м-м, всегда неприятно. Хочется, чтобы это уже было рассказано...
А.: О чем Вы хотели рассказать?
П.: Когда я вчера говорила, что умерла мама (пациентка привстает и, поворачиваясь ко мне, добавляет очень выразительно) — ПАПИНА! — мама папина... (вновь ложится и молчит)... Я помню свою маму в этот день. Мне очень хотелось, тгобы бабушка выздоровела. Для папы. Чтобы ему 5ыло лучше... У нас, знаете, такая семья..., очень тлохая... Мама никогда не ходила к бабушке в больницу. Ходили я и папа. И мы сами все покупали...
А.: Да?
П.: Я знаю, что невестка может не любить свекровь. Но ведь смерть — это важнее... Пришел папа и сказал, что умерла бабушка... Было лето... А мама была в таком сарафане (презрительно)...
А.: Почему это запомнилось?
П.: В ней было что-то такое отвратительное...
А.: Что?
П.: Что-то очень естественное и... отвратительное.
А.: Как это связано с сарафаном?
П.: Это был такой отвратительно открытый сарафан... Я ее и его разглядывала. Я вообще не любила..., я избегала на нее смотреть... Она, конечно, была рада этой смерти... Может быть, и я хотела ее смерти... Я как будто все время сравнивала что-то с чем-то?
А.: Что?
П.: Ее с собой... Но этот сарафан..., такой открытый... И, что она хотела смерти свекрови... И ее сарафан... Ей не надо было прикрывать ее желание смерти...[1] Ей не надо было прикрывать даже свою радость перед папой...
А.: Что это значит?
П.: Она не прикрывалась, так как она знала, что ОН — конечно, ее!......Умирает королева, какое-то время — борьба за власть, какое-то смятение, или — как в истории — смутное время... А здесь — смутное чувство...
А.: Смутное чувство...
П.: Соотношение каких-то сил, борьба[2], какая-то «перестройка»... Чувство отвращения к ней. Тоска. Злость... У меня не было чувства, что лучше бы она умерла, но вот сейчас... И этот сарафан... Она небольшого роста, полная, и очень большая грудь... Я еще думала: зачем ей такое декольте, такой вырез?... Я все время смотрела на папу. А папа на меня не смотрел... И еще помню, когда ее[3] похоронили, прошли поминки, папа сказал: «Пойдем погуляем». Мама ответила: «Это неприлично!» А папа: «Какая ерунда!» Мы пошли гулять. Но без мамы... Он никогда не рассказывал мне о своей матери. И это не случайно...
