Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла
Когда представители этих видов выполняли задание на время, игрунки оказались более импульсивными, а мартышки терпеливыми: они ждали большей награды приблизительно в два раза дольше, чем игрунки. Когда же учитывалась готовность обезьян к перемещению в пространстве, теперь уже игрунки ради большего вознаграждения были готовы путешествовать значительно дольше. Вместе взятые, эти результаты показывают, что в нашей попытке понять, как развивается готовность к терпению, мы не должны игнорировать существенную роль, которую экология вида играет в формировании психики его представителей. То, что на первый взгляд кажется иррациональным, в естественных условиях может оказаться абсолютно рациональным и адаптивным решением.
Животные способны к чрезвычайному терпению, но только в высокоспециализированных условиях. Большую готовность к терпению обнаруживают прячущие пропитание птицы и грызуны, хищники, выслеживающие добычу, и некоторые приматы при добывании определенных видов корма. Возвращаясь к нашим рассуждениям о способности животных к пониманию чужих умонастроений, можно признать: вероятно, это другой пример интеллекта, действующего по принципу лазерного луча, уникальная специализация, встроенная в один или несколько контекстов, без каких-либо признаков гибкости. Предметом нашего исследования, однако, является другая проблема: простирается ли обнаруживаемое животными в контексте «пищевого поведения» нетерпение на социальные ситуации, где действуют насилие и сотрудничество, т. е. проблема, которая возвращает нас к этике.
«Приручение» насилия
Иерархия подчинения, неписаные правила владения территорией и собственностью в большинстве случаев хорошо работают, сдерживая агрессию. Мерами, которые поддерживают принятые правила, служат наказания: физическая расправа, преследование и изгнание из сообщности. Однако эти механизмы поддержания порядка действуют довольно слабо, в узком диапазоне ситуаций и практически не используются в кооперативных отношениях других животных. Если лев пассивно ведет себя в ситуации, требующей сотрудничества, это не создает для него никаких трудностей. Если обезьяна капуцин не выражает намерения помочь другому члену группы доставать пищу, ее никто не накажет за равнодушие. Если дельфин не в состоянии присоединиться к группе, его не погонят к другому океану и не исключат из будущих групповых объединений. В социальных отношениях всегда есть некто, нарушающий сотрудничество, избегающий вносить свой вклад, даже если он минимален. Часто это тот, кто сильнее, сообразительнее и хитрее других. Но слабый и посредственный, в свою очередь, тоже пытается бороться за свои права, активизируя продолжение соперничества.
Среди животных убийство — относительно редкое явление. Животные угрожают и борются друг с другом, но редко нападают, чтобы убить. Наш вид в этом плане можно рассматривать как исключение, но не единственное. Малочисленность убийств среди животных ставит два интересных вопроса, касающихся природы насилия: что останавливает и запускает этот механизм? Существуют ли принципы причинения вреда, которые определяют проявление насилия у животных, и сходны ли они с некоторыми принципами, которые проявляются в действиях людей? Чтобы ответить на второй вопрос, сначала надо ответить на первый. Его суть в следующем: что контролирует импульсы, побуждающие бороться и иногда убивать других? Эту проблему мы обсудим в главе 7.
Этолог и нобелевский лауреат Конрад Лоренц предположил, что агрессивный инстинкт часто управляется или подавляется «покорными» телодвижениями других индивидуумов. Этой темы я касался при обсуждении теории этики Джеймса Блэра, при рассмотрении особенностей поведения психопата. Рычащая собака, вероятно, не будет дальше наступать, если она видит, что жертва отводит глаза в сторону и поджала хвост. Пес может воздержаться от агрессивного нападения, потому что, как только сигнал покорности предъявлен, нет никакой дополнительной выгоды от дальнейшего наступления.
Некоторые авторы утверждают, что жесты, сигнализирующие о покорности, вызывают сострадание агрессора, или эмпатию. Эмпатия — как ощущение того, что чувствует другой, — может действовать на физиологическом уровне, бессознательно. Рычащий пес может остановиться, потому что почувствует, что будет ощущать слабое животное после нападения, и это подавляет его агрессию. Эмпатия может также проявляться и вполне осознанно. Возможно, рычащий пес представляет себе, на что это похоже — оказаться на месте слабого, и это удерживает его от агрессии. Однако нет никаких доказательств того, что собаки способны воображать, на что это похоже — быть другой собакой, но нет также никаких оснований исключить эту возможность.
Один из контекстов, связанных и с агрессией, и с конфликтом, касается переселения животных и включения их в новую группу. И у переселенцев, и у коренных обитателей возможны импульсы, которые, вероятно, подтолкнут их действовать в том или в другом направлении: уйти или остаться, бороться или убежать. У молодого самца млекопитающих, живущих группами, включая большинство приматов, когда он достигает репродуктивной зрелости, в жизни возникает напряженность. Он может или остаться в своей родной группе, или уйти, чтобы присоединиться к другой. Оставаясь в родной группе, он будет иметь антагонистические отношения с соседями. Но решив уйти, он сжигает за собой все мосты. Однако уход из группы связан и с другими трудностями. Попытка найти подходящую группу с помощниками и возможностью подниматься вверх в ее социальной иерархии влечет за собой, по крайней мере, одно серьезное боевое столкновение. У коренного обитателя появление чужого самца вызывает любопытство, но может также вызвать агрессию и некоторый страх, особенно в случаях, когда переселяющиеся самцы начинают буйствовать, убивая всех новорожденных в группе.
Исследования диких и содержащихся в неволе обезьян показывают, что гормон серотонин играет важную роль при социальных контактах. Эти данные распространяются и на поведение человека в подобных ситуациях[329].
Животные с низким уровнем содержания серотонина более импульсивны, они отрываются от своей группы в раннем возрасте и при приближении чужого начинают угрожать ему быстрее, чем особи с высоким уровнем содержания серотонина. Юные самцы вообще отличаются более низким содержанием серотонина, они более импульсивны, демонстрируя образец поведения, типичный для подчиненного по сравнению с поведением доминирующих самцов. Можно даже сказать, что уровень серотонина не просто коррелирует с показателями социальной импульсивности, а выступает в роли источника ее изменений. Введение животным типа обезьян верветок препарата флуоксетин мешает усвоению серотонина, таким образом, увеличивая его концентрацию. Верветки с более высокими показателями серотонина, менее вероятно, приблизятся к угрожающему им чужаку.
Важное звено в исследованиях, посвященных роли серотонина в проявлении импульсивности, — это изучение взаимосвязи агрессии и гормона тестостерона. Как нередко указывал журналист Дейв Барри, особенно в своем «Руководстве для парней», напыщенный мачизм мужчин возникает в результате отравления тестостероном. К счастью, серотонин и тестостерон включены в сложное физиологическое взаимодействие. Тестостерон мотивирует агрессию, в то время как серотонин регулирует уровень, или интенсивность, агрессии. Если уровни тестостерона высоки, возрастает вероятность «противостояния» этих агентов. Серотонин может снизить риск борьбы, уменьшая тенденцию отреагировать на малейшую провокацию. Когда уровень серотонина низок, импульсивность высока — мозг теряет контроль над агрессией.
В исследовании диких обезьян резус, живущих на острове недалеко от берегов штата Южная Каролина в США, обнаружено, что молодые самцы с высоким уровнем содержания тестостерона часто угрожали другим самцам, хотя при этом не обязательно страдали от каких-либо нападений[330].
В то же время индивидуумы с низкими показателями серотонина не только чаще участвовали в поединках, но и получали более серьезные повреждения, чем индивидуумы, отличающиеся высокими показателями содержания серотонина. Молодые самцы с низким содержанием серотонина также, с большей вероятностью, возьмут препятствие, прыгая через большие просветы между ветвями деревьев. Это опасный прыжок, который свидетельствует об их готовности к риску даже в ситуациях, не сопряженных с агрессией. Как отмечал биолог Роберт Саполски, избыток тестостерона приносит неприятности[331]. Именно он делает парней мужественными и одновременно с этим, по словам Дейва Барри, глупыми и смешными. К счастью, по крайней мере для некоторых животных, серотонин спасал им жизнь, преобразуя спонтанную (как коленный рефлекс) импульсивную агрессию в более управляемые и расчетливые действия при нападении в тех случаях, когда борьба была неизбежна.
