Марина Москвина - Учись видеть. Уроки творческих взлетов
У них прыжок на 18 метров! Корабль несется на скалу, а помощница капитана Соня запекает на кухне бараньи косточки в чесночном соусе. Она понимает: если мы не умрем, то зверски проголодаемся! И когда все выстроились в ожидании вертолета, на горизонте появился полярный медведь. С другой стороны подвалила медведица с медвежонком. Капитан продолжает искать полынью, с кухни доносятся потрясающие запахи, но медведи понимают, что сейчас будет ужин не у нас, а у них… И вдруг летит вертолет. Медведи обратились в бегство. А корабль дернулся, боком пролез в ледяную расщелину и выскочил на свободную воду. И эти чайники поплыли дальше.
– Вы ведь не спортсменка, а обычная женщина, к тому же писательница, неподготовленный человек!
Это было настоящее плавание, как 300 лет назад. Очень серьезно все. Когда мы двинули в открытый океан навстречу Гольфстриму, судно легло на бок. Давно отключилось отопление, сам собой погас свет, помпы засорились, из кранов потекла ржавая вода. Поэтому с утра, когда Лёня лежал, утратив интерес к жизни, я по-пластунски влезла на второй этаж, положила в чашку пакетик чая и налила кипяток. Спасательные жилеты метались под ногами в коридоре, с полок падали банки, коробки, сыпалась из пакетов крупа. Я, изловчившись, сползла по трапу. Только взялась за дверную ручку, как дверь к Лёне – ба-бах! – всей тяжестью чугунной о стену. И меня этой дверью потащило вниз – прямо на Тишкова, а он в отключке лежит – салатового цвета. Дальше мне видится все как в замедленной съемке: чтобы не обдать его кипятком, я поднимаю чашку над верхней полкой, чай заливает мне постель. А моя физиономия неумолимо движется навстречу массивному деревянному брусу верхней полки. Каким-то чудом – в миг перед ударом – я приподняла голову и тут же получила мощнейший хук в челюсть снизу. Нокаут! Слава богу, что в этот момент я держала язык за зубами: не увещевала и не ободряла Лёню. И сделала небольшую паузу, перед тем как ответить на его вопрос: «Живые есть на корабле?» В память о моей легкокрылой удаче потом еще долго сиял огромный радужный синяк на подбородке.
– Вам дети на встречах никогда не говорили «мы с тобой одной крови»? Слушаешь вас, читаешь – все чувствуешь себя ребенком.
Я люблю общаться с детьми: пока человек не вырос, он веселый. Порой даже слишком! Как-то меня пригласили выступить в сибирском городе Нефтеюганске. Сказали, что площадкой будет небольшой Дом культуры, который у них оказался вроде нашего Большого театра. С гитарой и парой детских книжек под мышкой стояла я на улице и смотрела, как стекаются туда все дети города – от 6 месяцев до 16 лет. Такой грандиозной разнокалиберной аудитории у меня не было нигде и никогда. Я вышла на сцену – передо мной бушевало море детей. Что было дальше, не помню. Стоял ли в зале гвалт, скакали они по креслам или ходили на головах, катилось все кувырком или через пень-колоду – я знала одно: мне нужно продержаться на сцене час, как было означено в договоре.
Вся взмокшая, с гитарой, дудкой, барабаном, перьями заморских птиц и челюстью древнего осла ровно через час я покинула сцену. Толпы детей спускались в гардероб, потребовалось немалое время, чтобы это исполинское помещение опустело. Меня провели в туалет. Я вошла в кабину, взгромоздилась на унитаз, подняла голову и увидела на двери: «Марина Москвина – …» Я зажмурилась. Потом взяла себя в руки и открыла глаза: «…классная баба!»
Из туалета нефтеюганского Дома культуры я вышла с непоколебимым ощущением: жизнь прекрасна.
Ответы на вопросы читателей газеты «Книжное обозрение»
Книги Марины Москвиной «Учись видеть» и «Мусорная корзина для Алмазной сутры» участвовали в акции газеты «Книжное обозрение» – «Читают все!». Книги были разосланы по всей России…
Ух ты, как здорово, что вы прочитали мои книжки, причем целых две! Огромное спасибо тем, кто устроил это коллективное чтение, – газете «Книжное обозрение», моим издателям – «Гаятри» и «Софии», богу Шиве, который помог мне с ними познакомиться и подружиться, тому, что в нашей благословенной среднерусской полосе находится место для таких чудиков, вроде меня и моего летающего крокодила… Ну и конечно, спасибо вам – всем, кто прочитал небольшую гору моих книг и прислал мне такие замечательные, можно даже сказать, любовные письма. А заодно и до такой степени умные вопросы, что сто мудрецов над ними будут головы ломать, и то неизвестно – ответят или нет. А вы хотите, чтобы это сделала всего-навсего я. Попробуем.
Вот я сейчас у себя в деревне Уваровке сижу перед раскрытым окном – в окне вымахали травы, цветет белая турецкая гвоздика, две сойки с соседского участка прилетают – клевать иргу с куста – это такие синие сладкие ягоды, когда-то три тоненьких прутика посадил мой папа Лев вдоль забора. А наша соседка – старая Нюра, земляной человек, всю жизнь на железной дороге работала, пропалывала шпалы (оказывается, их тоже пропалывают – от травы!), пустила к нам в огород козла, вот он, ничтоже сумняшеся, обгрыз эти прутики. Она приходит с повинной головой, приносит огромную миску творога.
– Возьмите, – говорит, – а то я вам ТАКОЕ сделала…
Приехали этим летом в Уваровку, а ее уж на свете нет. Прудик ряской зарос, картофельное поле – бурьяном. …Как человек становится писателем? Валера, дорогой (я отвечаю Валерию Плющеву), никто вам никогда на этот вопрос не ответит. Лучше не спрашивайте…
А с какой по счету книги я воскликнула бы «ай да я, ай да сукин сын!»?
Что у меня за счет? Все такое разное. Может, книга дневников «Танец мотыльков над сухой землей»? Или «Повести о вечной любви и быстротечности жизни»? Честно говоря, ни разу из моих недр не исторгся подобный возглас. Скорее, вспоминается японское трехстишие:
Приятна сердцу усталость эта
После того, как я столько работал,
Дыханья не переводя.
Хотя это абсолютная неправда. Как правило, я дышу полной грудью, постоянно гуляю в Коломенском или Ботаническом саду, катаюсь на роликах, люблю пить кофе в разных забегаловках. Мой образ жизни правдиво живописала Дина Рубина в романе «Синдикат».
Надо заметить (это я отвечаю на вопрос Жаннат Соколовой), Дина Рубина – по дружбе, конечно! – в некоторых произведениях намекает на мое просветление. Боюсь, тут придется вспомнить крылатый афоризм Марка Твена, который заявил: «слухи о моей смерти сильно преувеличены».
Вообще знающие люди говорят, мол, «рассказать о личном опыте просветления» не так-то просто. Как сообщает современный патриарх Чань-буддизма преподобный Шэн-янь, переживание глубинного просветления не поддается объяснению.
– Поэтому, – говорит он, – я призываю вас открыть для себя вашу истинную природу самым непосредственным образом.
И рассказал такую историю: на Тайване один старый монах читал лекции по «Аватамсака-сутре». В сутре говорится о «мире, украшенном цветами». Когда старый монах попытался описать этот мир, он открыл рот, но не смог произнести ничего, кроме восклицаний «Ох!..» и «Ах!..»
Его слушатели не поняли, что он хотел сказать.
Просветлиться, считают мудрецы, означает пробудиться к своей истинной божественной природе. Причем на свете нет ничего, кроме этой божественной природы, просто мы недостаточно внимательны, чтобы ее увидеть.
И хотя сама я никакой не мудрец, озаглавив книгу «Учись видеть!», я хотела вот именно об этом поговорить со своими ребятами. Или почти об этом – о взгляде художника на мир. А мою книжку в магазинах то поставят в отдел здоровья – на полку «Зрение», то в отдел «Искусство» – как писать картины маслом. И то и другое нормально! Но «Учись видеть» (я отвечаю Богдану Хитрово на его вопрос: если взялись учить видеть, значит, сами вы это умеете?) и для меня нескончаемый урок. Я могу учить только тому, чему сама учусь на полную катушку.
«Писательство для вас – потребность, образ жизни или что?» – спрашиваете вы.
Наверное, и то, и другое, и третье. Я помню, Аркадий Стругацкий в ответ на вопрос, может ли он не писать, ответил:
– Да, мог бы, конечно! Это такое трудное дело, порою настолько мучительное, что с удовольствием бы не писал!
Не знаю, я люблю рассказывать про себя и про других людей, всячески изображать чудеса этой жизни. Мне кажется, так можно исправить любое положение, насытить энергией ситуации, в которых не удалось возвыситься над обыденностью, приворожить или вернуть любимого, исцелять и даже воскрешать из мертвых.
И это благодарное дело. Видите, вот вы пишете, что моя «Сутра» – светлая, вдохновляющая… А для меня там ожили родные тетки, бабушки, деды… Мы с Лёней соединяли старинные фотографии моей семьи с изображенными им богами и русалками, драконами, создателями и разрушителями Вселенной, при этом наши герои явственно обретали новое телесное существование, мы стали чувствовать тепло их рук и щек. Шум моря. Запах воды, травы – то, что сопутствует чуду воскрешения, – донесся до нас. Лишь необратимая вечность, которая светилась во взгляде персонажей, не позволяла им сойти с экрана компьютера и заключить меня в объятия. И этот космос, который мы назвали книгой, теперь мерцает и клубится над нашими головами.
