Сэм Харрис - Конец веры.Религия, террор и будущее разума
Мы не можем жить чистым разумом. Вот почему сколь угодно большое количество разума, применяемого в качестве антисептика, не может соревноваться с бальзамом веры, когда ужасы этого мира вторгаются в нашу жизнь[22]. Если умер ваш ребенок, или у жены открыли ужасную неизлечимую болезнь, или вы внезапно узнали, что ваше тело скоро откажет, ваш разум, даже если его отличала необыкновенная широта охвата, начинает пахнуть формальдегидом. Многие люди делают из этого неверный вывод, что у человека есть такие потребности, на которые ему дает ответ только вера в набор некоторых причудливых идей. Однако нигде не сказано, что человек может прикасаться к священному, только если он иррационален или живет в постоянном интеллектуальном рабстве. Я хотел бы показать, что духовность, напротив, может — вернее, просто должна — быть глубоко рациональной, несмотря на то что она не желает укладываться в рамки разума. Это позволит нам избавиться от многих вещей, которые сегодня порождают убийства.
Наука не будет вечно хранить молчание о духовных и нравственных вопросах. Уже сегодня некоторые психологи и исследователи нервной системы делают первые шаги к тому, что в будущем станет подлинно рациональным исследованием этих вопросов — так что даже самый удивительный мистический опыт может стать предметом научного рассмотрения. И тогда мы поймем, что жизнь, наполненная любовью, состраданием, восторгом и удивлением, не требует отказа от разума и что нам не следует отвергать все формы духовности и мистицизма на том основании, что они якобы иррациональны. В последующих главах я представлю концептуальные и эмпирические основы для этого утверждения.
Уступки вереНастало время понять, что вера не частное дело и никогда не была предметом личной жизни. Представления и верования людей здесь мало чем отличаются от поступков, поскольку любое представление — это потенциальный источник действий. Если люди верят в то, что пойдет дождь, они достают зонтики. И легко понять, что вера в действенность молитвы может стать фактором общественной жизни в тот момент, когда она воплощается на практике: если, скажем, хирург отложит в сторону свои «земные» инструменты и попытается наложить шов на рану пациента с помощью молитвы или пилот захочет совершить посадку авиалайнера, обращаясь к приборам с восклицанием «аллилуйя!», частная вера сразу станет уголовным преступлением.
Вера определяет действия человека. Если ты веришь, что принадлежишь к избранному народу, которому нечестивые хотят навязать свою пропитанную злом культуру, которая отводит твоих детей от Бога, и веришь, что убийство неверных вознаграждается несказанным блаженством в вечности, — тебе ничего не СТОИТ направить самолет на здание. Из этого следует простой вывод: некоторые верования опасны по самой своей природе. Мы все знаем, что иногда люди совершают невероятно жестокие вещи, но здесь нам следовало бы задаться вопросом: какого рода идеология сильнее всего этому способствует? И почему мы оберегаем подобные верования от нормального обсуждения, так что они могут сохраняться на протяжении тысячелетий, защищенные от влияния событий истории или достижений разума? Это следствие психологического и культурного воздействия на людей. Очевидно, что догматы веры — особенно когда они обещают верующему вечное спасение и обрекают сомневающихся на проклятие, — все здесь объясняют.
Теперь уже все, начиная с королей и президентов, признают, что мы не вправе утверждать, будто какую-то книгу написал Творец вселенной — у нас нет для этого доказательств. Библию, очевидно, создавали древние люди, которые считали, что земля плоская, и которым простая тачка показалась бы величайшим достижением техники. Строить свое мировоззрение на основе подобных текстов — какие бы героические усилия ни прикладывали их составители, — значит отказаться от двух тысячелетий развития цивилизации, результаты которого только сейчас начали формировать наши умы благодаря секуляризму и появлению культурной среды науки. Как мы увидим, величайшая проблема нашей цивилизации — это не просто религиозный экстремизм, но те культурные и интеллектуальные уступки, которые мы сделали вере. И «умеренные» верующие во многом несут ответственность за религиозные конфликты в нашем мире, поскольку их представления создают такую среду, где никто не может должным образом противостоять буквальному пониманию священных текстов и религиозному насилию.
***
Для нормального обсуждения любого предмета требуется как минимум согласие обсуждать предмет — в этом случае, возможно, люди, которые еще не определились, могут разобраться в истине. Вот почему для надежного использования разума необходимо преодолевать национальные, религиозные и этнические границы- В конце концов, не существует такого предмета, как чисто американская (или христианская, или «белая») физика[23]. Даже духовность и нравственность соответствуют критериям универсальности, потому что духовный опыт и нравственные представления самых разных людей подобны, если их исследуют одними и теми же методами. Однако это не распространяется на «истины» различных религий. Высказывания христиан и мусульман о своей вере никогда не превращают веру в предмет обсуждения, потому что сами принципы этих религий ограждают веру от потенциального воздействия диалога. Эти представления, за которые люди крепко держатся, не ища для них доказательств, сами ограждают себя от всякого обсуждения. Таким образом, сама природа веры делает ее совершенно недоступной для исследования. Тем не менее тот факт, что мы на Западе уже не убиваем людей за ереси, показывает, что дурные идеи, даже если их считали священными, не могут долго существовать рядом с хорошими идеями.
Если представления связаны с действиями, это значит, что мы не можем терпимо относиться к многообразию религиозных представлений, как не можем согласиться жить в мире, где существуют разнообразные представления об эпидемиологии или гигиене. Пока еще в мире существуют группы людей, которые мало знакомы с теорией инфекционных заболеваний, и расплачиваются болезнями за свое невежество. Должны ли мы «терпимо» относиться к их представлениям? Нет, ведь это несет серьезную угрозу нашему собственному здоровью[24].
Даже на первый взгляд безобидные представления, если они не основаны на реальности, могут повлечь за собой ужасающие последствия. Так, например, многие мусульмане считают, что Бог неравнодушен к одежде женщин. Это, казалось бы, невинное, хотя и чудное представление причиняет многим людям невероятные страдания. В 2002 году во время проведения конкурса Мисс Мира в Нигерии возмущенные местные жители кромсали невинных людей мачете или сжигали живьем лишь ради того, чтобы по их земле не ходили девушки в бикини. В результате беспорядков погибло более двухсот человек. За один год до этого религиозная полиция Мекки мешала медикам и пожарным спасать юных девушек, оказавшихся в горящем здании[25]. По какой же причине? Потому что эти девушки не покрывали голову, как это предписывает делать Коран. Четырнадцать девушек погибло в огне, около пятидесяти получили серьезные ожоги. В самом ли деле мусульманам нужно дать свободу верить в то, что Творец вселенной предъявляет требования к стилю женской одежды?
Пора начинать думатьНедавние события не только показали то, что мы уязвимы для бушующих в мире военных конфликтов, но также обнажили мрак неразумия дискуссий, ведущихся в нашей стране. По иррациональности мы мало чем отличаемся от наших противников. Чтобы это увидеть, возьмите текст какой-либо политической дискуссии и замените в ней слово «Бог» на имя вашего любимого обитателя горы Олимп. Представьте себе, например, что президент Буш на Национальном молитвенном завтраке говорит: «Жизнь и история имеют свое предназначение и свою цель, установленные мощью справедливого и верного Зевса». Или представьте себе, что его обращение к Конгрессу (20 сентября 2001) содержит следующее предложение: «Свобода всегда противостояла страху, справедливость противостояла жестокости, и мы знаем, что Аполлон здесь не соблюдает нейтралитета». Привычные для слуха слова скрывают бессмысленность и странность многих наших представлений. Наш президент нередко использует фразы, которые могли бы прозвучать и в XIV веке, и никто не задумывается о том, что для него означают такие слова, как «Бог», «крестовый поход» или «чудотворная сила». И мы не просто продолжаем питаться такими отбросами древнего мира, но и радуемся этому. Гарри Уиллс заметил, что при Буше Белый дом «наполнился молитвенными группами и кельями, где изучают Библии, и стал каким-то монастырем с побеленными стенами»[26]. Это должно было бы беспокоить нас столь же сильно, как беспокоит фанатиков в мусульманском мире. Древние греки начали отказываться от своих мифов о богах Олимпа уже за несколько столетий до рождения Христа — этот факт должен был бы заставить нас смиренно преклонить колени, поскольку у нас такие люди, как Билл Мойере, собирают совет ученых мужей, чтобы они решили грандиозный вопрос о том, как согласовать Книгу Бытия с жизнью современного мира. И если мы стремительно катимся к Средневековью, нам пора спросить себя, не начнут ли мифы, наполнившие наши дискуссии, убивать кого-то из нас, как это уже делали мифы других людей.
