Гийом Аполлинер - Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт
Преодолевая ужас, я вновь двинулся вперед, пристально разглядывая эту странную особу с головой хищной птицы на обычном человеческом туловище. Заметив мое внимание, он тоже обернулся в мою сторону, глаза его встретились с моими, и я услыхал дрожащий старческий голос, который произнес по-немецки:
— Не бойтесь меня, сударь, я не причиню вам зла. Я так несчастен.
Увы! Язык отказывался повиноваться, ни единого звука не удалось извлечь мне из гортани, пересохшей от ужаса. Мой странный попутчик вновь обратился ко мне, но на сей раз в его голосе звучали повелительные и даже несколько презрительные интонации:
— Вас ужасает моя маска? Но поверьте, настоящее лицо напугает вас еще больше. Ни один австриец не сможет взглянуть на него без содрогания, я ведь дьявольски похож на своего деда.
* * *В эту минуту на улицу высыпала возбужденная толпа, из лавочек стали выходить люди, из окон высовывались головы любопытных. Остановившись, я обернулся: это были солдаты, офицеры в белой форме, лакеи в ливреях, был среди них и один швейцар огромного роста, размахивающий длинной палкой с серебряным набалдашником, рядом бежали конюхи с зажженными факелами. Мне стало любопытно узнать, кто же был объектом их преследования, но впереди я видел лишь фантастический силуэт человека в птичьей маске, он бежал, раскинув руки и обернувшись к преследователям, словно желая разглядеть в лицо грозившую ему опасность.
В этот самый миг отчетливое и необыкновенно волнующее зрелище предстало передо мной.
Беглец, видимый мною со спины, расправивший накидку, как крылья, с орлиным клювом над прямым плечом, в точности походил на геральдическую птицу, украшающую герб Французской империи. Это дивное чудо явилось лишь на долю секунды, однако, я был уверен, что не единственный стал жертвой оптического обмана. Толпа, преследующая Орла, тоже остановилась в замешательстве, но их нерешительность длилась недолго — столько же, впрочем, как и само видение.
* * *Но вот это несчастное существо, человеко-птица, отвернуло свой клюв, и перед нами вновь был несчастный, делающий безнадежные попытки ускользнуть от безжалостных преследователей. Вскоре они настигли его. В мерцании горящих факелов я увидел, как кощунственные кулаки обрушились на затравленного Орла. И тут он прокричал слова, приведшие меня в полное недоумение и парализовавшие до такой степени, что я даже не подумал прийти к нему на помощь.
Вот что это был за последний крик:
— На помощь! Я наследник Бонапартов!..
* * *Однако десятки кулаков обрушились на его клюв, на голову, и жалобы несчастного стихли. Он упал и не двигался, а те, кто стал причиной его смерти, проворно схватили его и быстро куда-то поволокли. В мгновение ока толпа растаяла. Я попытался было их догнать, но это было бесполезно, и я долго стоял на углу улицы, где произошло побоище, и смотрел, как удаляются мерцающие отсветы факелов…
* * *Несколько дней спустя после этой так поразившей меня встречи, я был в гостях у одного богатого австрийца, которого знал еще по Парижу. На вечер были приглашены также ослепительно-прекрасные женщины, много дипломатов и офицеров. Когда мы остались с хозяином дома вдвоем, он рассказал мне следующее: — Сейчас в Вене ходит довольно странная легенда. Правда, газеты об этом помалкивают, слишком уж она кажется абсурдной, все эти слухи не для здравомыслящих людей. Однако, по-моему, для француза она небезынтересна, поэтому хочу вам ее поведать. Говорят, будто герцог Рейхштадтский сочетался тайным браком с некоей барышней одного из наших самых высокородных семейств, и что сын, появившийся в результате этого брака, воспитывался втайне от двора. Утверждают даже, что этот выдающийся человек, истинный наследник Наполеона Бонапарта, дожил до весьма преклонных лет и, если верить слухам, умер буквально на днях, при весьма трагических обстоятельствах, впрочем, подробности никому не известны.
Я потерял дар речи, не зная, что ответить. И среди этого светского праздника в моей памяти всплыло горестное видение старого Орла, который разговаривал со мной и который на своем лице, закрытом маской из государственных соображений, нес высший знак августейшего рода и был, наверное, сыном самого Орленка{221}.
КОРОЛЬ АРТУР{222}, КОРОЛЬ В ПРОШЛОМ, КОРОЛЬ В ГРЯДУЩЕМ
© Перевод М. Тайманова
Блезу Сандрару{223}
Четвертого января 2105 года на улицах Лондона появился Волшебный Рыцарь, Несокрушимый, Блистательный и Великолепный. Прихожие терялись в догадках: «Что за маскарад?» А женщины всех сословий, трепеща с головы до ног, шептали: «О, Прекрасный Странствующий Рыцарь», ибо принимали его за бродячего комедианта.
Прекрасный незнакомец направился прямо в Букингемский дворец. У ворот конные гвардейцы попытались было преградить ему путь, но могучий всадник остановил их одним взглядом, и они пропустили его.
У дверей дворца его спросили:
— Кто вы?
Он ответил:
— Рыцарь с Попугаем.
— Что вы хотите?
— Снять заклятие с этого замка.
* * *В эту минуту королевская дочь, узнав от одной из придворных дам о появлении Волшебного Рыцаря, выглянула из окна и едва не лишилась чувств, увидев паладина. Фрейлине пришлось поддерживать госпожу и похлопать ее по ладоням, чтобы та пришла в себя. Очнувшись, принцесса снова посмотрела на Несокрушимого Рыцаря, не веря глазам своим. Внезапно она выскользнула, легкая и грациозная, как пчелка, и кинулась к Георгу IX, прозванному в Англии обкапанным, потому что все лицо у него было в веснушках, словно его обмакнули в мешок с отрубями, а во франкоязычных странах из-за неуместной игры слов его называли обкаканным, и сообщила ему о прибытии Волшебного Рыцаря, Несокрушимого, Блистательного и Великолепного. Король улыбнулся, решив, что это, наверное, какой-нибудь балаганщик, который хочет продемонстрировать свои трюки во дворце, а потому, сказал король, пусть разбираются сами. Но принцесса требовала, чтобы отец пригласил Рыцаря в покои.
В угоду дочери Георг IX уступил. Он позвонил и распорядился привести балаганщика.
Рыцарь с Попутаем предстал перед королем, который сидел в уютном старом кресле, положив ногу на ногу. При виде незнакомца король привстал и спросил:
— Разве вы не шут?
Рыцарь с оскорбленным видом ответил:
— Я ваш король.
Георг IX уже принял боксерскую стойку, но его дочь принцесса подошла, лихо подбоченясь, к Рыцарю и заявила:
— А я буду королевой.
Георг крикнул:
— Держи анархиста!
И со всех сторон на его зов сбежались офицеры, камергеры, пажи и прочая челядь. Среди них был один старый слуга, славящийся своей ученостью, он прочел рыцарских романов не меньше, чем Дон Кихот.
Увидев Рыцаря, этот старец, не сдержавшись, воскликнул:
— Ужели это Артур? Король в прошлом. Король в грядущем.
И тот важно ответил, не выпуская принцессу из целомудренных объятий:
— Я Артур, ваш король, сын Иджерны и Утера Пендрагона. Некогда у меня был двор в Камелоте. Я воскрес и несколько дней добирался сюда, показываясь лишь крестьянам, принимавшим меня за призрак. В короткий срок, благодаря своим природным способностям, я выучился изъясняться на вашем языке.
Если Артур ни словом не обмолвился о своей супруге Гвиневре, то, во-первых, потому, что был вдовцом и сейчас как раз сжимал в объятиях новую невесту, а во-вторых, потому, что королева Гвиневра наставляла ему рога.
* * *Георг позвал пажа, и тот бросился исполнять приказ короля. Несколько мгновений спустя в зал ввели врача и оружейника. Георг IX отвел их в сторону и долго что-то говорил им шепотом. Врач, похожий на господина Ж. ка К.п. в роли Томаса Поллока Нажуара{224}, и оружейник, лицом напоминающий господина Ф.л. са Ф.н. на{225}, подошли затем к Несокрушимому Рыцарю и приветствовали его. Паладин улыбнулся, снял доспехи и позволил врачу осмотреть разные части своего могучего тела, в то время как оружейник изучал облекавшие его доспехи. Врач первым повернулся к Георгу IX и после подобающих формул этикета произнес:
— Сир, вне всякого сомнения, этот благородный рыцарь гораздо старше, чем можно вообразить. Я бы не удивился, вздумай он утверждать, что появился на свет раньше Сесостриса{226}. Его плоть древнее, нежели мясо старого-престарого слона, прожившего не одну сотню лет. Едва ли отбивная из мамонта, замороженная в вечных льдах на самом севере Сибири, может сравниться по своей достойной всяческого уважения древности с этими восхитительными ягодицами.
И при этих словах он похлопал Рыцаря по заду.
Оружейник был не так многословен.
