Гийом Аполлинер - Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт
— Я в конце концов это заметил, мадмуазель Крикет. Да, кроме того, и вы меня не любите! Вы играете со мной только из кокетства.
— Ах, вы уже забыли свое обещание жениться на мне, которое дали на берегу Луары, где собирались провести со мной медовый месяц?
— Мадмуазель Крикет, я решил, что если женюсь, то непременно вернусь в Мэн, в тот Мэн, что находится в Америке!
— Что ж, вы правы, уезжайте, господин Чизлам. Я никогда не выйду за вас, женитесь на своей палке! Да, палке, палке, палке!..
Разговор шел еще долго, и, вставая с постели и одеваясь, я думал: «У этой француженки странное произношение: она наверняка долго жила в Калифорнии. Господи! Да что это она так упорно твердит слово „палка“? И до чего непостоянен этот Чизлам! Нет, право, в этом пансионе совершенно невозможно жить!»
* * *На следующий день я был так же внезапно разбужен, как и накануне. На этот раз беседа велась по-итальянски, но все с тем же злосчастным западно-американским акцентом.
— Прелестная Локателли! Уступите моей любви! Давайте поженимся! Мы откажемся от путешествий и укроем наше счастье на вилле, которую я куплю в Калифорнии, в Сан-Диего. Мне хочется иметь дом с очаровательным видом из окон, и мы будем выращивать апельсины!
— Это невозможно, синьор Чизлам. Я невеста одного моего соотечественника, который служит офицером в Болонье. У него нет ничего, кроме жалованья, и мы ждем, пока я накоплю приличное приданое, чтобы пожениться.
— Ну что ж, тогда прощайте, синьорита Локателли! Такой бедный шут, как я, не может надеяться на преимущество в вашем сердце перед блестящим офицером. Прощайте, синьорита! Я желаю вам счастья как можно скорее. Разрешите мне немного пополнить приданое, которое вы копите!
Я подумал: «Этот удивительный ловелас, однако, славный малый! Но все же его мания ежедневно жениться весьма неудобна для других — это будит меня внезапно и намного раньше, чем я привык вставать!»
* * *А на следующую ночь я вообще не мог ни на минуту сомкнуть глаз!
Господин Чизлам беседовал с мужчиной на новом английском, характерном для Соединенных Штатов, и с западным акцентом.
— Ах, Чизлам, вы — несчастный человек, который умрет в одиночестве, без семьи, без любви!
— Вы правы, Чизлам, и пора уже мне покориться судьбе. Всю жизнь я забавлял и развлекал миллионы людей во всех частях света, но так и не нашел себе жены.
— Чизлам, вы были всеобщей радостью, воплощением веселого смеха на всей земле. Это слишком много для одной женщины. То, что предназначено для всех, может своей грандиозностью привести в ужас кого-нибудь одного!
— Итак, Чизлам, я, считавший себя самым смешным и веселым из людей, оттого оказался теперь самым печальным!
— Увы, Чизлам! Я думаю то же самое. Ваша неистощимая фантазия, которая до сих пор вызывала неслыханное веселье во всех уголках земли, оказалась недостаточной, чтобы какой-нибудь простой девушке вы стали милее всех других! Находясь среди публики, она смеялась вместе со всеми, но, если вы начинали говорить с ней о любви наедине, вы вызывали у нее только чувство бесконечной грусти.
— Что же, так и бывает на свете, Чизлам?
— Да, Чизлам, так и бывает на свете!
— И никогда у меня не будет никого, кто бы утешил меня, кроме меня самого?
— Никого, кроме вас самого, Чизлам.
Этот диалог между двумя таинственными Чизлами длился бы, наверное, еще много времени, если бы я, выйдя из терпения, не застучал изо всех сил кулаком в перегородку, отделявшую меня от моего соседа, с криком:
— Джентльмены, еще не утро, еще время спать!
Оба Чизлама мгновенно умолкли, и я тотчас же погрузился в глубокий сон.
* * *Но каково было мое изумление, когда я, опять внезапно разбуженный около восьми часов утра, услышал, что мой сосед возобновил свои матримониальные разговоры с гордой и независимой Олли, чей голос я запомнил с той самой первой ночи моего пребывания в Лондоне.
Я оделся со всей возможной поспешностью и отправился искать респектабельную хозяйку пансиона.
— Мадам, в комнате, которую вы мне предоставили, совершенно невозможно спать! Ранним утром, на рассвете, мой сосед начинает разговаривать с посетительницами, а всю ночь беседует с посетителями!
— О, какой у вас чуткий сон, месье!.. Это знаменитый клоун Чизлам Борроу. Он родился в Калифорнии и выступал на сцене всегда один, но его фокусы, чревовещание и умение мгновенно переодеваться и преображаться в толпу персонажей принесли ему известность во всем мире. Он очень образованный и знает множество языков. С возрастом к нему пришло богатство. Теперь господин Чизлам — старый холостяк. У него нет ни родных, ни друзей. Уже три года назад он снял у нас комнату с пансионом и не разговаривает ни с кем, кроме как с собой.
Чревовещание дает ему возможность, когда он захочет, как бы общаться с другими людьми. Часто случается, что он разговаривает с теми женщинами, на которых хотел жениться. А иногда с самим собой. Слушать это бывает очень грустно. Чизлам Борроу, месье, достоин жалости, ведь все эти воспоминания вслух — вы, конечно, думаете о них то же, что и я, — ничего не стоят, несмотря на то, что в них участвуют разные лица. Это просто якобы беседы с какой-нибудь мнимой супругой или невестой, чьи волосы поседели так же давно, как и у самого старого клоуна, столь одинокого и несчастливого, — беседы, которые чуть-чуть облегчают его печальную старость…
Некоторое время спустя я уехал из Лондона, так и не увидев Чизлама Борроу.
ВСТРЕЧА В ИГОРНОМ КЛУБЕ
© Перевод И. Шафаренко
Доктору Шаперону{215}
Заработав на шахтах Колумбии изрядное состояние, голландский инженер ван дер Виссен отправился в Париж, где уже однажды побывал в молодости. Он хотел, наконец, развлечься по-настоящему хотя бы в сорок пять лет, ибо двадцать лет жизни провел в Америке.
Ван дер Виссен был высокий белокурый мужчина, могучий, драчливый и совершенно свободный от нравственных правил. Поселиться в Париже было с юных лет целью его жизни. Он полагал, что получит там удовольствия, которые далеко превосходят все, что смогут ему предложить в любой другой точке земного шара.
* * *На следующий день после приезда голландский инженер встретил на бульваре бывшего панамского рабочего, одетого как джентльмен и на вид богача. Если этот господин и не нажил значительных денег, то старался постоянно находиться там, где их просаживают: он стал содержателем большого игорного притона — из тех клубов, куда пускают всех желающих, и которые работают по ночам и размещаются недалеко от Трокадеро. Вызвать у ван дер Виссена желание попасть туда, пообещав ему содействие, было делом нетрудным. И вот однажды, увлекаемый страстью к игре и к женщинам, голландец, у которого все его наличные деньги в банковских билетах были при нем, в бумажнике, явился в клуб.
Так как все формальности были облегчены администрацией клуба, ван дер Виссен немедленно попал в игорный зал, где игра была уже в разгаре. Он тут же вступил в нее. Поначалу удача сопутствовала его дерзости, и инженер сразу же стал выигрывать помногу. Потом он взял банк, но тут удача повернулась к нему спиной, и на него обрушилось страшное невезение. Он сменил место, но и там злой рок продолжал его преследовать. Однако, чем больше он терял, тем упрямее ставил все большие суммы. Банковские билеты таяли у него в руках, как снег. В конце концов, даже проигравшись окончательно, он еще пытался делать хорошую мину и улыбался, вытирая пот со лба.
* * *Рядом с ним сидела дама, высокая стройная брюнетка с подведенными глазами, чрезвычайно кокетливая, жеманная и вся увешанная драгоценностями. Ван дер Виссен стал наблюдать за ней. Она играла яростно и выигрывала столько, сколько хотела.
Красота женщины и ее необыкновенная удачливость в игре произвели на голландца самое живое впечатление. А поскольку и он показал себя азартным игроком и непрерывно смотрел на нее в упор, красавица улыбнулась ему.
Тут на него нахлынуло непреодолимое желание овладеть этой женщиной, ее драгоценностями и выигранными деньгами. Это желание быстро переросло в бешеную страсть, которую надо было утолить во что бы то ни стало.
Долгая, полная приключений жизнь не состарила его. Дикарским, грубым ухаживанием и высокопарными фразами он привлек внимание молодой женщины и предложил ей проводить ее до дома.
Она отвечала жеманным голосом, который только еще более разжег страсть голландца.
Мешая комплименты с посулами, он добился того, что в конце концов они уехали вместе.
* * *Она жила на улице Ла Помп в элегантной квартире; как только они вошли в нее и зажгли свет, он осведомился о том, где находятся слуги. Оказалось, что служанка ночует отдельно на шестом этаже.
