Светлана Барсукова - Неформальная экономика. Курс лекций
В каких же формах это может происходить? Формальными средствами построения государственно-корпоративного капитализма могут быть [Нуреев, 2006, с. 68]:
• конвертация задолженности в государственные пакеты акций;
• реструктуризация задолженности перед государством путем залога пакета акций;
• акции в обмен на государственные инвестиции;
• приобретение акций на свободном рынке;
• переоценка государственной собственности в уставном капитале предприятий (материальных активов – прежде всего земли, и нематериальных активов – объектов интеллектуальной собственности).
Помимо этого возникают неформальные способы укрепления роли государства в принимаемых корпорациями решениях. Это и заниженные тарифы государственных монополий для «патронируемого» бизнеса, и выборочное правосудие, и передача госзаказов узкому кругу фирм и проч., что делает весьма условной независимость частного бизнеса от государства. Идеологическая установка правителей центрального и регионального уровней на сильное государство, понимаемое в национал-консервативной традиции, а отнюдь не в либеральной, формирует общую систему ожиданий бизнеса и его готовность «лечь под государство» [Барсукова, 2008].Самое парадоксальное свойство сегодняшнего момента состоит в том, что параллельно протекают два, казалось бы, взаимоисключающих процесса. С одной стороны, растет влияние государственных органов на судьбу крупного бизнеса, их формальное и неформальное право определять его развитие. То есть власть «национализирует» бизнес в самом безыскусном смысле – было ваше, стало наше. У всех в памяти пример ЮКОСА. С другой стороны, часть государственной собственности по заниженной стоимости и совершенно непрозрачным схемам переходит в частные руки, происходит «приватизация» активов государственной собственности. Так, за три года (2005 – 2007 гг.) «Газпром» без всякого конкурса передал в собственность «третьих лиц» три важнейших актива – дочернюю страховую компанию «Согаз», пенсионный фонд «Газфонд» и холдинг «Газпром-Медиа». Счастливым обладателем стал петербургский банк «Россия», активы которого на момент приобретения «Согаза» были примерно равны стоимости приобретения (1 млрд долл.) [Милов, Немцов, 2008]. Крупнейший акционер этого банка – Ю. Ковальчук, лично знакомый с Путиным по питерскому периоду. Понятно, что эти сделки проходят в рамках специфической трактовки «национальных интересов».
В этой логике надо признать неизбежными рост коррупции и изменение ее качества. Разрастание полномочий государства как куратора крупного бизнеса, увеличение влияния государственных монополий, возникновение госкорпораций неизбежно вызовут общий подъем энтузиазма чиновников в контроле также за средним и малым бизнесом. Что не может не вызвать попытку бизнеса откупиться, ослабить поводок. Возможно, будет выбрана тактика коррупции. По крайней мере, это вероятнее, чем протест. Точнее иллюзия стабильности, ради которой бизнес сдает позиции, надеясь, что ему зачтется добровольная сдача. В условиях, когда целесообразность (национальная, региональная или муниципальная) ставится выше закона, все зависит от того, какой клан чиновников захватывает право трактовать эту самую целесообразность. Что делает положение иллюзорно стабильным. Если раньше чиновники торговали подписями на разрешительных документах, то теперь они торгуют правом интерпретировать народные интересы. И это право в постюкосовский период не оспаривается крупным бизнесом, не говоря уже о малом.
Крупный бизнес встраивают в единую властно-экономическую вертикаль , и, принимая это как неизбежность, бизнес пытается, с одной стороны, оттянуть этот момент, с другой стороны, по возможности выторговать максимально комфортные условия государственного патронажа. Коррупция начинает обслуживать именно эти задачи. И вот уже в бюджетах крупных инвестиционных проектов можно найти заранее планируемые коррупционные сборы. Старые «представительские расходы» дополняются более откровенной статьей – «обеспечение бесконфликтности реализации проекта» .
Фактически изменение характера коррупция в России связано с переходом от олигархического к государственно-корпоративному капитализму. Нет единого стандарта рынка как антитезы плановой экономике. Есть континуум «рынков» в виде многообразных институциональных сочетаний власти и бизнеса. Предельное огрубление позволяет пользоваться триадой конкурентного, олигархического и государственно-корпоративного рынков. И если сегодняшние российские тренды диагностируются как формирование государственно-корпоративного устройства, то надежды на эволюционное излечение от коррупции с оглядкой на опыт конкурентной модели рынка следует признать несбыточными.
Оценивая перспективы антикоррупционной борьбы, надо заметить, что коррупцию порождает не плохое государство, а государственность как таковая с присущей ей бюрократической формой управления. Любое государство вынуждено мириться с определенным уровнем коррупции. Однако различие институциональных систем приводит к варьированию масштабов коррупции. Государственно-корпоративная модель рынка создает значительно больший коррупционный потенциал, нежели конкурентный рынок.
Но государство никогда публично не признается в принципиальной невозможности некоррумпированного управления, имитируя антикоррупционную кампанию «до победного конца». Тем более не признается, что выбранный вариант государственно-корпоративного рынка обладает значительным коррупционным потенциалом в силу роста полномочий чиновников в ходе общего усиления роли государства в экономике. Реально в ходе такой борьбы зачастую решается масса других задач: уничтожение политических конкурентов, отвлечение внимания общественности от экономических трудностей, выторговывание помощи у международных организаций, поддержание доверия общества к власти. Это надо иметь в виду, оценивая очередную кампанию по борьбе с коррупцией.
Лекция 15 НЕФОРМАЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ В ХОДЕ РЕАЛИЗАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОГО ПРОЕКТА «РАЗВИТИЕ АПК»
В очередной раз государство пытается реформировать сельское хозяйство. На период 2006 – 2007 гг. водятся новые правила игры под названием Приоритетный национальный проект (ПНП) «Развитие АПК». Финансовый стержень проекта состоял в выдаче субсидированных кредитов как крупным хозяйственникам, так и фермерам, ЛПХ, кооперативам [103] . Для аграриев это означало возможность получить кредит, проценты за который частично компенсировали федеральная и региональная власти, что делало кредитные деньги «дешевыми».
По поводу целесообразности и достаточности формальных новаций, заложенных в нацпроект, велись и споры. Мы в них не участвуем. Наша задача – рассмотреть реальные процессы, сопровождавшие реализацию национального проекта «Развитие АПК», учитывая, что никогда и нигде экономика не является послушным воплощением нормативно-правового дизайна, являя сложный диалоговый гибрид формальных и неформальных институтов.
Неформальные (в том числе теневые) практики, отмеченные в ходе реализации ПНП «Развитие АПК», отличались не только интенсивностью и распространенностью, но, что представляется гораздо более важным, функциональной ролью в ходе реализации этого нацпроекта. Ряд практик, несмотря на их отчетливую интенцию к деформализации требований нацпроекта, способствовали его реализации. Другие, сохраняя верность формальным требованиям, полностью искажали его смысл и использовали нормативно-правовую базу проекта как основу реализации неформальных договоренностей участников процесса.
Информационной базой исследования послужили экспертные интервью с непосредственными участниками нацпроекта «Развитие АПК» – фермерами, владельцами ЛПХ, чиновниками Минсельхоза, сотрудниками Россельхобанка [104] . Кроме того, использовались материалы обращений на официальный сайт ПНП и отчеты о работе всероссийской телефонной «горячей линии», обслуживающей аграрный нацпроект. На эту линию поступали жалобы, вопросы, предложения. В среднем в месяц поступало 120 – 130 звонков. За 2006 г. было зафиксировано около 1300 звонков из 56 субъектов РФ.
Задачи и инструменты нацпроекта «Развитие АПк»
Россия обладает значительным сельскохозяйственным потенциалом. В стране сосредоточено 9% мировой пашни, 20% запасов пресной воды. На селе проживает более четверти (27%) населения страны. Но этот потенциал надо суметь реализовать.
Что представляет собой российское сельское хозяйство? Это отрасль, в которой износ производственных фондов превышает 80%, при этом выбытие из строя основных фондов в 1,5 – 2 раза превышает ввод новых мощностей. Доля инвестиций в основной капитал составляет лишь 4% от общего объема инвестиций в экономику, что в 4,5 раза меньше, чем в 1991 г. За чертой бедности находится 56% сельского населения, а средняя месячная заработная плата составляет 43% от общероссийского уровня [Оболенцев, 2007, с. 8].