Эдуард Днепров - Женское образование в России
Между тем сами эти училища в 1860-х гг., как справедливо отмечал их официальный историограф А. Кузнецов, «не имели характера правильно организованного учебного заведения». Они были «неодинаковы по своему назначению – одни были училищами в прямом смысле слова, а другие – более приютами и сировоспитательными учреждениями (учреждениями для сирот. – Авт.). Естественно и внутренний строй этих училищ и уставы их были довольно разнообразны» [90, с. 2].
Единственной объединяющей их чертой был закрытый характер этих учебных заведений, на чем настаивало большинство преосвященных. Заложенное же изначально чисто сословное предназначение епархиальных училищ в 1860-х гг., в эпоху господства в образовании всесословных идей, существенно пошатнулось. В уставе ряда училищ, в частности Нижегородского, к обучению допускались и светские воспитанницы как «в видах сближения сословий и духовного направления в образовании их», так и ради повышения финансовых средств училища. Во многих случаях преобладало второе, прагматическое соображение.
В период полемики об отпусках воспитанниц закрытых женских институтов Мариинского ведомства, о которой уже подробно говорилось, мнения многих руководителей духовенства, прежде ревностно отстаивавших закрытый характер епархиальных училищ, смягчились. И если в 1859 г. исправляющий должность обер-прокурора Св. синода князь Урусов категорически выступал против отпусков воспитанниц епархиальных училищ, то в 1862 г. многие преосвященные высказали мнение, что «замкнутое воспитание разобщает с жизнью и вредно влияет на нравственное настроение и физический организм». Ярославский епископ, в частности, отмечал, что «шестилетнее безысходное пребывание в училище» лишает «девиц дорогого для их возраста блага – свидания с родителями и жизни в семействе» и ослабляет «связь с семьей и прежним бытом их». Он предлагал ввести в епархиальных училищах полноценные летние каникулы и отпускать воспитанниц домой на Рождество и Пасху.
Это мнение поддержал и обер-прокурор Св. синода Ахматов, который в 1862 г. отмечал: «В настоящее время положительно доказано и всеми признано, что с воспитанием в закрытых школах обыкновенно соединяются весьма важные педагогические неудобства, особенно для бедных людей». В числе этих неудобств Ахматов назвал дороговизну закрытых учебных заведений и то, что успехи детей, оторванных от семейного быта, ниже, чем в открытых школах. «Вообще, – отмечал обер-прокурор, – нет основания учреждать закрытую школу в то время, когда все существующие подобные школы ожидают преобразования в открытые, каковы и повсюду теперь заводимые, так называемые женские гимназии» [94, кн. 3, с. 358—360].
Таким образом, женские училища духовного ведомства в 1860-х гг. не избежали влияния двух основных идей времени в женском образовании – открытости и всесословности вновь создаваемых женских учебных заведений. Однако, как показывает последующее развитие епархиальных училищ, это влияние было не очень значительным. Даже в 1895 г., в период, когда число так называемых иносословных воспитанниц в этих училищах было максимальным (2040 из 13 617), оно составляло всего 15% общего числа их учениц. Что же касается внутреннего устройства епархиальных училищ, то они так и не стали открытыми, оставаясь вплоть до 1917 г. полузакрытыми учебными заведениями.
Кроме того, в это время епархиальные училища не избежали и влияния национально-охранительной идеологии образовательной политики правительства. «Причина открытия женских духовных училищ сначала в западных епархиях, – справедливо отмечал Д. Д. Семенов, – находится в зависимости от политических соображений, выступавших наружу особенно во время Польского восстания».
Во всеподданнейшем докладе за 1863 г., подготовленном Западным комитетом, который по поручению императора контролировал ситуацию в Западном крае, говорилось: «Православное духовенство Западного края, ввиду принадлежащей ему деятельности и того влияния, которое оно должно оказывать на местное народонаселение в деле укрепления его единства, по духу религии и народности, с остальною частью русского государства, требует, кроме материального обеспечения, особой заботливости в отношении образования… Развитая образованием женщина духовного сословия могла бы быть великою нравственною силою в крае, где и воспитание и образование духовного юношества находятся в очень неудовлетворительном состоянии». Между тем «по недостатку специальных заведений, женский пол православного духовенства в Западном крае или остается при одном домашнем воспитании, более чем скудном, или же получает несогласное с духом православия и русской народности образование в местных светских учебных заведениях, содержимых почти исключительно лицами неправославного исповедания и нерусского происхождения. Влияние этого образования оказывает чрезвычайно вредные последствия не только на семейный быт, но и на самую пастырскую деятельность православных священников» [158, с. 35].
Таким образом, многие епархиальные училища, как и значительная часть женских институтов и гимназий Ведомства учреждений императрицы Марии, в 1860-х гг. (следуя традициям, заложенным еще в 1830-х гг.) служили прямым инструментом проведения национально-охранительной политики власти, в том числе и образовательной. С 1870-х гг., как отмечалось ранее, к этому национально-охранительному просвещенческому отряду прибавится и часть женских гимназий Министерства народного просвещения – 28 женских средних школ так называемой второй категории, не подпадавших под действие Положения 1870 г.
Достаточно разношерстное состояние епархиальных училищ, каждое из которых функционировало, как уже указывалось, в соответствии с собственным уставом, побудило руководство Синода приступить к разработке общего, единого для них Устава. 9 июля 1867 г. новый обер-прокурор Синода граф Д. А. Толстой, бывший тогда одновременно и министром народного просвещения, поручил Учебному комитету Синода подготовить такой Устав, проведя полную унификацию и внутреннего строя, и учебно-воспитательной части епархиальных училищ. При этом Д. А. Толстой особенно подчеркнул: «Крайне нужно, чтобы Комитет назначил учебники для каждого предмета преподавания женских училищ» [90, с. 2, 3].
Такой Устав женских епархиальных училищ вскоре был разработан и 20 сентября 1868 г. утвержден высочайшим повелением. Цель этих училищ, по Уставу, была значительно шире той, что ставилась в 1843 г. перед училищами для девиц духовного звания. Устав указывал, что женские епархиальные училища имеют своей целью «воспитание девиц в правилах благочестия по учению православной церкви и в русском народном духе с тем, чтобы воспитанницы могли впоследствии иметь благотворное влияние на окружающую среду строгою нравственною жизнью и деятельным исполнением семейных обязанностей» [158, с. 29].
Источниками содержания этих училищ являлись: сбор с церквей и монастырей, отчисление из средств епархиальных свечных заводов, сборы с доходов епархиального духовенства, пособия от епархиального попечительства и, наконец, плата за обучение и содержание воспитанниц. Как видим, почти все средства училищ были местные – епархиальные или частные. В соответствии с такой системой финансирования училищ выстраивалось и управление ими. Училища состояли в ведении Святейшего синода и управлялись на трех местных уровнях.
Верхний уровень олицетворялся епархиальным архиереем, который по отношению к епархиальным женским училищам пользовался тою же властью, какая была предоставлена попечителям учебных округов по отношению к гимназиям, – вплоть до утверждения в должности всех служащих при училище.
Второй уровень представлял ежегодный съезд епархиального духовенства. Его ведению подлежали: «…попечение об изыскании средств к содержанию училища; наблюдение за его благосостоянием по части хозяйственной, учебной и нравственной; выбор из своей среды двух членов в училищный совет на трехлетний срок; избрание и назначение начальницы училища; определение жалования начальнице и всем служащим» и т. д. И хотя все решения съезда получали окончательную силу лишь после утверждения епархиальным архиереем, нельзя не признать, что сфера полномочий съезда была весьма широкой и весомой.
Третий уровень управления составлял училищный совет, которому «принадлежало непосредственное и ближайшее заведование епархиальным училищем». Совет состоял из начальницы училища, инспектора классов и двух членов от духовенства. При обсуждении вопросов по учебной части на заседание совета приглашались, с правом голоса, преподаватели и преподавательницы, за исключением воспитательниц, учителей чистописания, пения и врача. Ведению училищного совета принадлежали как учебные дела, так и хозяйственные. По словам Д. Д. Семенова, «совету уставом было придано подобающее значение. Даже выбор инспектора, законоучителя и преподавателей предоставлялся совету (хотя, повторим, все они окончательно утверждались в должности епархиальным архиереем. – Авт.)… Даже начальница, которой, при содействии классных воспитательниц, вверено преимущественно религиозно-нравственное воспитание, и та обязана о всех делах по училищу входить со своими предположениями в совет. Вообще, – отмечал Д. Д. Семенов, – во всем строе заведения был строго проведен коллегиальный принцип, чему нельзя вполне не сочувствовать» [158, с. 31, 32].
