Б. Соколов - Молотов. Тень вождя
10 Соколо»
старые партийцы, были недовольны разоблачением «культа личности» и возлагали вину за это на Хрущева. Правда, насколько адекватно эти письма отражали настроения в обществе в целом — большой вопрос. Ведь Молотову писали отнюдь не бывшие репрессированные, а главным образом такие же убежденные сталинисты, как и он сам. Тем не менее такие обращения подкрепляли решимость Вячеслава Михайловича свергнуть Хрущева. Постепенно он становился знаменем всех антихрущевских сил, ностальгировавших по недавнему прошлому. Показательно, что в марте 1956 года в Тбилиси прошли демонстрации молодежи под лозунгами прекращения критики Сталина и «Молотов — во главе КПСС». Хрущеву это, конечно, никак не могло понравиться.
После смещения с поста министра иностранных дел Молотов еще оставался членом Президиума ЦК и решил побороться за власть. Но в том, что касается способности Молотова к интригам, Каганович был полностью прав. Как мы вскоре убедимся, Вячеслав Михайлович только один раз в жизни попытался провести серьезную политическую интригу, но потерпел полное фиаско.
Антипартийная группа: калиф на час
К середине 1957 года назревавший с 1953 года конфликт внутри советского руководства достиг критической массы. Если напряженность, первых послесталинских месяцев была частично снята благодаря аресту Берии, то позднейшие противоречия вылились в попытку Молотова и его соратников сместить Хрущева с поста Первого секретаря ЦК.
Разногласия между Хрущевым и его сторонниками с одной стороны и членами будущей «антипартийной группы» — с другой касались как вопросов внешней политики и пределов, до которых можно было идти в разоблачении сталинской эпохи, так и сугубо хозяйственных проблем. Молотов, например, был противником форсированного, широкомасштабного освоения целины. Вот что он говорил Чуеву:
«Целину начали осваивать преждевременно. Безусловно, это была нелепость. В таком размере — авантюра. Я никогда не был противником освоения целины, хотя Хрущев меня обвинил главным противником целины. Но я с самого начала был сторонником освоения целины в ограниченных масштабах, а не в таки^ громадных, которые нас заставили огромные средства вложить, нести колоссальные расходы вместо того, чтобы в обжитых районах поднимать то, что уже готово. А ведь иначе нельзя. Вот у тебя миллион рублей, больше нет, так отдать их на целину или уже в обжитые районы, где возможности имеются? Я предлагал вложить эти деньги в наше Нечерноземье, а целину поднимать постепенно. Разбросали средства — и этим немножко, и тем, а хлеб хранить негде, он гниет, дорог нет, вывезти нельзя... Я говорю на заседании Политбюро: слушайте, вот мы получили данные ЦСУ об урожае в тех районах, которые вы
называете целиной, — два-три центнера. А в засушливых районах средние данные за пять — десять лет — пять-шесть центнеров, маленький урожай, но на всём готовеньком. Если мы вместо двадцати миллионов гектаров осилим десять миллионов, но районы более надежные в смысле урожая и более посильные нам по масштабам, то мы получим...
Хрущев сразу: “О, ты против целины!” — “Да позволь, почему против целины, но надо ж рассчитать все-таки. Как же можно государственные дела так делать?”
А Хрущев нашел идею и несется, как саврас без узды! Идея-то эта ничего не решает определенно, может оказать помощь, но в ограниченном пределе. Сумей рассчитать, прикинь, посоветуйся, что люди скажут. Нет — давай, давай! Стал размахиваться, чуть ли не сорок или сорок пять миллионов гектаров целины отгрыз, но эго непосильно, нелепо и не нужно, а если бы было пятнадцать или семнадцать, вероятно, вышло бы больше пользы. Больше толку.
Хрущев мне напоминал прасола. Прасола мелкого типа. Человек малокультурный, безусловно. Прасол. Человек, который продает скот.
Ошибка Сталина в том, что он никого не подготовил на свое место. Хрущев не случаен. Конечно, не по Сеньке шапка. Но и в нашей группе не было единства, не было никакой программы. Мы только договорились его снять, а сами не были готовы к тому, чтобы взять власть».
Драматические события июня 1957 года стали пиком политической карьеры Молотова и одновременно — началом его глубочайшего падения в пропасть политического небытия. Поэтому интересно рассмотреть случившееся с точки зрения основных участников — не только Молотова, но и Кагановича, Маленкова, Хрущева, Жукова и других.
Обстановку, в которой сформировалась «антипартийная группа», хорошо описал в своих мемуарах Каганович:
«Вообще Хрущев “разошелся” и начал давать интервью иностранцам без предварительного согласования с Политбюро, то есть нарушая установившийся ранее порядок. Вдруг, например, Политбюро узнает, что Хрущев выступил
по телевидению по международным вопросам, ничего никому заранее не сказав. Это было грубым нарушением всех основ партийного руководства внешними делами. Политбюро никогда не давало такого права выступать публично без его разрешения и предварительного просмотра даже высокоэрудированным дипломатам, а тут мы тем более знали недостаточную компетентность, “изящность” и обороты его ораторского искусства, и мы были обеспокоены, что он может “заехать не туда”. Этот вопрос был нами поставлен на Президиуме. Разговор был большой и острый. Хрущев обещал Президиуму впредь не допускать подобных явлений, соблюдая существующий порядок. После событий 1957 года и смены Президиума он, как полновластный “хозяин”, отменил этот порядок и выступал вовсю сам, где угодно и как угодно. Здесь уже, по преимуществу, работали литературные “помощники”, современные “роботы” — и писали, и писали, а он читал и читал до того, что язык уставал, зато голова отдыхала.
Наибольший организаторский “талант” Хрущев проявил в “великой” реорганизации государственного аппарата. Не буду здесь излагать подробно всю эту реорганизацию — она известна. Были ликвидированы почти все хозяйственные министерства. Были созданы Советы Народного Хозяйства. Сама по себе идея совнархозов могла бы принести пользу при сохранении министерств, хотя бы и сокращенных, если бы эти совнархозы были тесно связаны с территориальными, республиканскими и областными центрами и имели определенный круг предприятий, которые полностью им подчинялись. В особенности это относится к местной промышленности в широком ее понимании. Но если вначале совнархозы были ближе к областному делению, то вскоре начался их отрыв от областного деления. '
Некоторые члены Президиума ЦК вносили предложение о создании Высшего Совета Народного Хозяйства СССР. Вначале это было объявлено Хрущевым “консервативным сопротивлением” всей реформе, а потом он сам же начал создавать совнархозы республик, в том числе совнархоз РСФСР, затем был и организован Всесоюзный Совет Народного Хозяйства. В каждом из них создавались отраслевые, комплексно-территориальные органы — это была сплошная, перманентная перетасовка. Потом, когда жизнь
дала почувствовать, что современный процесс специализации индустрии требует соответствующей организации, были созданы, вместо упраздненных министерств, отраслевые комитеты --1 вначале в пределах Госплана, а потом самостоятельные государственные комитеты, почти с правами и функциями министерств (и для пущей важности даже названные министерствами, но кастрированные и, следовательно, бессильные). Поэтому этот суррогат госкомитетов в сочетании с гигантскими совнархозами не мог выдержать жестокой критики жизненной действительности.
Что касается местных совнархозов, я лично полагал бы, что при облисполкомах могли бы быть такие хозяйственные органы под тем или иным названием. Они, эти органы, должны объединять определенные группы предприятий: ширпотреба, металлообрабатывающие, стройматериалов, пищевые и тому подобное — с тем, чтобы они удовлетворяли значительную часть потребностей населения. Они сыграли бы важную роль в территориальном кооперировании предприятий, например изготовлении деталей для машин, в частности автотранспорта, и вообще сократили бы дальние и встречные перевозки. Эти органы (совнархозы или под другим наименованием) должны быть подчинены облисполкомам, Советам, они должны быть прибыльными и повышать уровень жизни населения, в первую очередь своих рабочих.
Хрущев и здесь, с вопросами о совнархозах, испортил неплохую идею. При правильной организации она могла бы принести пользу, если бы не стремление Хрущева открывать свою «эврику» и в мировом масштабе.
Был организован всенародный плебисцит, предложения были приняты, но они не обнаружили устойчивости. Можно предположить, что здесь была цель получить “побочный”, а может быть, и главный эффект — перешерстить, перелопатить или, говоря по-троцкистски, перетряхнуть кадры министерств и их местных органов и заменить “неблагонадежных” и неверных новому руководству другими, своими кадрами. Сомнительно, чтобы это дало желаемые результаты, а вред народному хозяйству эта “великая” хрущевская реорганизация принесла.
