HistoriCity. Городские исследования и история современности - Степанов Борис
Любопытно, что в советских республиках Балтии городское прошлое (как и в преимущественно польском Львове до Второй мировой войны) нужно было одновременно и национализировать, убирая прежнюю пестроту в пользу главного «титульного» народа, и советизировать, присваивать заново – там академические историки (порой с партийно-идеологическим бэкграундом) работали рука об руку с местными писателями, этнографами и археологами 536. Наличие в межвоенный период своих левых сил, связанных с Москвой и большевизмом, позволило появиться риторике «восстановления советской власти» и превратить 1940 г., начало советизации, в основополагающую точку отсчета с юбилейными мероприятиями и награждениями (особенно в 1965 г.). Однако скрытая нелояльность местного населения и интеллигенции с наличием влиятельных заграничных диаспор в изрядной степени «подвешивала» официальную версию прошлого 537. 750-летие Риги (1951) или 800-летие Вильнюса (1973) явно уступали по масштабу торжествам в прочих республиканских столицах – и большинство историографической продукции выходило на национальных языках 538. Совсем отдельным случаем было переприсвоение локальной истории в советском Калининграде с отсутствием российского имперского прошлого и военным «вторым рождением» 539.
Юбилей как пространство спора и (скрытого) конфликта: от застоя к перестройке
Древнейшее прошлое и археология уже с 1960‑х гг. стали использоваться не только для легитимации (или, позднее, неявной делегитимации) «общесоветской» версии прошлого, но и как козырь в региональных или национальных спорах, и ради усиления финансирования, решения текущих задач или привлечения внимания центра. И региональные власти и местные историки порой отходят от прежнего ориентира на «первое письменное упоминание» в качестве даты основания и, соответственно, перестают опираться на городскую хронологию, принятую в дореволюционном прошлом.
Безусловно, характерно в этом смысле удревнение на несколько столетий ранней истории Киева с подачи влиятельного академика Б. А. Рыбакова и его коллег из Украины (от этой сомнительной даты неявно отказались уже к середине 1980‑х) 540. Ряд авторитетных археологов и историков Москвы и столицы советской Украины с конца 1970‑х без достаточных научных оснований стали отстаивать идею радикального удревнения истории раннего Киева – с желанием подвести базу под празднование 1500-летнего юбилея (это было закреплено и на уровне ЮНЕСКО) 541. В начале 1982 г. в местных газетах, явно по команде сверху, было подготовлено «обращение общественности» – Героев Социалистического Труда, от авиаконструктора до учительницы, – призывавших киевлян широко отметить указанную дату 542. В республиканской столице были открыты огромный комплекс Музея Великой Отечественной войны (на церемонию открытия прибыл сам Брежнев), реплика древних Золотых ворот с монументом Ярославу Мудрому в центре города, неподалеку от Софийского собора, а также памятник мифическим основателям города. В честь юбилея Киева была выпущена специальная наградная (а не просто сувенирная) медаль – как ранее было только с Москвой или Ленинградом. В юбилейной кампании тон задавала отнюдь не только местная пресса – материалы о 1500-летии Киева как «матери городов русских» появляются на страницах центральных газет и журналов, от «Коммуниста» до «Науки и жизни» 543. Тогда же был инициирован и трехтомник по истории Киева, и по аналогии с Москвой и Ленинградом к юбилею была подготовлена своя городская энциклопедия 544. Инициаторы пышного юбилея Киева начала 1980‑х демонстративно соединяли память о Великой Отечественной войне и отсылки к древнерусскому наследию, ориентируясь на размах и туристско-потребительские запросы по модели недавно прошедшего олимпийского торжества.
Но еще задолго до киевского праздника привязка древних укреплений Эребуни к современному городу с утверждением прямой преемственности была опробована в рамках юбилея Еревана (хотя связь культуры Урарту и Армении тогда не считалась доказанной) 545. Известная произвольность археологических датировок в юбилейных целях, довольно широко используемая затем уже в постсоветском контексте, становилась предметом острых споров вокруг идеи местных ученых отпраздновать 800-летие Казани в 1977 г. Хотя многолетний руководитель Татарского обкома Ф. А. Табеев поддержал инициативы местных археологов, особенно специалиста по булгарам А. Х. Халикова (1929–1994), тогда победила скептическая позиция московских историков (особенно специалиста по Золотой Орде В. Л. Егорова) 546.
Еще ранее не только академическим, но и публичным стал спор рубежа 1960–1970‑х гг. по поводу датировки основания Перми; особенно резонансными были противостоящие позиции, с одной стороны, влиятельного журналиста, энтузиаста истории края и главы местного издательства Б. Н. Назаровского (1904–1972), с другой – ректора университета, историка Ф. С. Горового (1916–1973) 547. Оба деятеля, кстати, не относились к числу оттепельных романтиков-энтузиастов истории своего города; тот и другой весьма активно участвовали в антикосмополитской кампании конца 1940‑х гг. Горовой отстаивал старую, еще дореволюционную дату основания Перми (от указа Екатерины 1781 г.), Назаровский предлагал опираться на свидетельства об основании заводской слободы Егошихи в округе будущего города в 1723 г. Не только на страницах ученых изданий, но и в местной прессе, особенно активно в комсомольской областной газете, печатались дискуссионные материалы с изложением доводов каждой из сторон. Спор, по сути, стоил двум главным участникам скоропостижного ухода из жизни (Горовой еще раньше потерял пост ректора), но обком партии поддержал точку зрения Назаровского и «удревнителей». Ведь в плане ресурсных и символических резонов к скорому празднованию в 1973 г. (250-летие!) Пермь теперь уравнивалась в возрасте с вечным уральским соседом-конкурентом Свердловском 548. Заголовок одной из газетных статей по поводу спорного юбилея – «Рабочие или императрица?» – отражал не только конфликт историков, но и виртуозное владение приемами советской идеологической риторики 549. В настойчивых обращениях Бориса Назаровского в Пермский горком КПСС очень хорошо продемонстрирована мобилизационная составляющая будущего торжества:
Между тем в условиях нашего города отпраздновать его юбилей особенно полезно. Город не просто сумма производственных коллективов. Он нечто большее. Но его единство, его сплоченность, заинтересованность в нем всех горожан надо постоянно поддерживать и укреплять. Пермь выросла из поселков, создававшихся возле предприятий. До сих пор наш город разбросан, некоторые его районы даже разобщены. Условия быта горожан крайне пестры: кто живет во вполне благоустроенных домах, а кто и в бараках, и в избах-развалюшках. У нас много закрытых предприятий, и это также не способствует сплоченности города. Юбилей города – прекрасный трамплин для разносторонней пропагандистской, агитационной и организаторской работы в массах, работы не шаблонной, а творческой. Неужели это непонятно? 550
В Казани отмененный городской юбилей 1977 г. был, по сути, компенсирован широко отмечаемым праздником 60-летия учреждения Татарской АССР в 1980 г., где помимо советской риторики так или иначе присутствовала и автономистская составляющая (хотя имена первых инициаторов создания республики, вроде Мирсаида Султан-Галиева, упоминались до времен перестройки исключительно в негативном контексте 551). Юбилеи центров российских автономий, для которых пролетарско-революционная составляющая не была ключевой, все более «олитературиваются», становятся в первую очередь культурными и политическими праздниками своих регионов еще в 1970–1980‑е гг. 552