HistoriCity. Городские исследования и история современности - Степанов Борис
Грандиозное предприятие близко к завершению; на отрезке от Бамберга до Нюрнберга канал уже открыт для оживленной навигации. Это очень чистая работа; необходимые для него технические сооружения – мосты, шлюзы, отводы и т. п. – прочны и вместе с тем исполнены элегантно, точно так же, как и жилища шлюзовых рабочих. Образуя в западной части города располагающиеся между ним и рекой высокие засаженные деревьями дамбы, канал на этом небольшом отрезке дал повод применить несколько новых изобретений в мостостроении, каковы, например, два разводных моста, чьи подвижные средние части поднимаются специальными механизмами при приближении корабля, чтобы его пропустить, а ниже по течению близ Байерсдорфа – деревянная пристань длиною около 60 футов по конструкции Лаве, чьи формы, выдержанные в византийском стиле, производят очень благоприятное впечатление 450.
Своеобразной кульминацией развития этой темы, одновременно завершающей и все описание внутригородской среды, становится картина, символически выражающая новую роль города одновременно как коммуникационного узла, как форпоста развития новейших технологий и как места рождения нового искусства, воплощающего дух этих технологий:
Здесь мы достигли одной из самых интересных точек на протяжении всего канала. Ибо реку и дорогу здесь преграждает гора, и победить это затруднение можно было только дерзким строительным решением. Сквозь внутренность горы был прорыт туннель 1100 футов длиной, 22 фута шириной и 26 футов высотой. Уже две трети этого туннеля готовы. Его вход и выход украсят импозантные порталы, сложенные из огромных каменных плит, и тот портал, что направлен в сторону города, увенчают два льва, а противоположный – два сфинкса, по-видимому, намекающие на загадку нашего времени. Все фигуры и украшения создаются на основе мастерски разработанных моделей скульптора Хальбига из Мюнхена и заслуживают внимания 451. […] Всего в нескольких шагах отсюда нас будет вскоре пленять и восхищать самое прекрасное и возвышенное творение нашего нового искусства. Ибо здесь, вблизи канала, на том месте, где его осуществление встретилось со значительными, но успешно преодоленными затруднениями, возвысится напоминающий о них памятник. Высокая деревянная постройка, опять же, превосходно сконструированная для своей временной цели, пока еще скрывает от нашего взора мощные глыбы белого мрамора, образующие пьедестал для уже готовых главных фигур, созданных мастерской рукой Шванталера и изображающих Майн и Дунай – первого в образе сильного, крепкого мужа, второго – в образе цветущей девы, оба примерно втрое больше натуральной величины. […] Здесь – точка, где на небольшой площади можно увидеть собранными вместе все способы сообщения между людьми и народами. Ибо за памятником проникает вовнутрь горы мрачная шахта тоннеля; перед ним пролегает очень оживленная почтовая дорога, связывающая Эрланген и Бамберг, а рядом с нею стиснутый стенами канал, чуть поодаль начинается идущая вдоль канала широкая дорога к обширным строениям зеркальной фабрики Фишера, а саму фабрику уже омывают воды широкой реки Регниц. Пусть чужеземец задержится здесь и порадуется бурной жизни, которая породила и поддерживает все предприятия, сосредоточенные на этом небольшом пространстве 452.
Технологический оптимизм неожиданно задает тон и в главе, посвященной окрестностям города: она открывается настоящим панегириком городскому озеленительному союзу, который «сделал своим предметом облагораживание чувственно и духовно приятного» и заполнил окружающую город песчаную равнину «новыми насаждениями и угодьями», превратив ее в «прекрасное зеленое облачение из садов, аллей и всякого рода угодий» 453.
Нетрудно заметить, что все перечисленные мотивы – гедонистический, историзирующе-эстетический и технократический – оказываются тесно переплетены друг с другом, что и создает совершенно новый образ города.
Заключение
Подведем некоторые итоги. В проведенном нами анализе ясно прослеживается определенная линия в трансформации медийного образа города в первой половине XIX в. В характерной для рубежа XVIII–XIX вв. сентименталистской литературе путешествий городская среда практически лишена собственной эстетической ценности и предстает прежде всего как пространство социальной интеракции; центральную роль в этом образе играют взаимоотношения социальных групп, воспринимаемые через призму определенных нормативных (прежде всего моральных) представлений, вследствие чего существенным компонентом соответствующего нарратива становится восприятие города как пространства соблазнов. В проторомантическом жанре «путевого справочника» на первый план выходят не столько сами социальные отношения, сколько различные аспекты коммуникативного опыта, предоставляющие многообразные возможности для субъективного переживания городской среды, в том числе и в эстетическом ключе. Субъективизация восприятия города сопровождается диверсификацией различных способов освоения городской среды и постепенным ростом значимости визуальных компонент в его образе. Наконец, в складывающемся во второй четверти XIX в., то есть уже в эпоху бидермейера, путеводителе, являющемся прямым прототипом современных туристических путеводителей, коммуникативные компоненты полностью уступают место гедонистическим, логика визуального в значительной степени определяет нарратив, подчиняя структуру городского пространства «взгляду туриста», а на смену тематике локальной идентичности и локального своеобразия приходит восприятие города как места пересечения путей как рекреационного пространства и вместе с тем как аттракциона. Вследствие этого меняется и значение образов истории в восприятии города: прошлое остается значимым в эстетическом плане, но перестает быть доминирующим в переживании самого опыта города; напротив, все более значимыми становятся, наряду с преимущественно гедонистически переживаемым настоящим, образы будущего, связанные с развитием технологий, обеспечивающих как мобильность, так и расширение гедонистических возможностей городской среды.
Современность истории
Александр Дмитриев
Советская городская память в юбилейных форматах (конец 30‑х – конец 80‑х годов XX века)
Начнем с парадоксального тезиса: для послевоенного советского времени именно в общесоюзном масштабе городская история как таковая не осознавалась и, во всяком случае, не становилась предметом развернутой рефлексии, несмотря на весьма востребованную и распространенную тогда темпоральную протяженность «с древнейших времен до наших дней» (это утверждение не относится к деятельности профессионалов, прежде всего медиевистов, но касается публичного аспекта восприятия городской истории).
Рабочий класс или крестьянство виделись давними, едиными (с любыми оговорками) и изменчивыми сущностями, а вот города в целом – с точки зрения их истории – практически нет 454. Речь могла идти лишь о прошлом какого-то конкретного населенного пункта – крупного или малого или, в лучшем случае, о городах отдельного региона или союзной республики. Эта регионализация городского прошлого и городской памяти, как будет показано ниже, не случайна. Эволюция советских мемориальных практик состояла в том, что ко второй половине 1980‑х гг. целенаправленно поддерживаемые государством усилия по воспроизводству унифицированного исторического нарратива оказались так или иначе переприсвоены на местах акторами иного рода и – по мере ослабления господствовавшего идеологического режима – превращены в инструменты диверсификации прошлого с опорой на локальные версии памяти.
