Сюзанн Моррисон - Йога-клуб. Жизнь ниже шеи
Матери всегда достается больше отца от внезапно повзрослевшей дочери. Мне не в чем было упрекнуть Лу, но, глядя на Индру, я видела женщину, которая хочет, чтобы я выросла и стала такой, как она. И впервые за многие месяцы мне захотелось снова быть собой. Мне до смерти захотелось выпить крепкого кофе, увидеть серое небо над Сиэтлом. Надеть свитер и оказаться среди людей, которые чертыхаются по поводу и без.
Все подростки задумываются о том, воспитывали ли их правильно, могли ли их родители что-то сделать иначе. В случае с Индрой у меня возникли сомнения в ее искренности, и я стала подкапываться, искать подвохи. Торг за статуэтки в вантилане и конфликт с Джессикой по поводу оплаты лекций заставили меня задуматься, что, возможно, она воспринимает нас как клиентов, а не как учеников. Я не понимала, как на йога-семинаре вообще можно поднимать вопрос денег. Может, она манипулирует нами, чтобы выудить больше наличных? Как истолковать случай с Джессикой — пытается ли она контролировать ее или просто защищает интересы Сью-Дзен? Или и то, и другое? Я вспомнила собственные финансовые грехи — как пыталась надуть Лу и его студию, потому что мне хотелось заниматься йогой, а это стоило больше, чем я могла себе позволить. Я понимала, что поступаю неправильно, но что, если Карли была права и деньги действительно извращают суть духовной практики? Может, йога-студии должны быть как церкви, где все жертвуют, кто сколько сможет, и тем самым обеспечивают существование этого заведения, но не более того? Или же как фитнес-клубы — там не нужно исповедовать веру в Бога или философию, чтобы хорошо пропотеть на эллиптическом тренажере, а тренерам нет дела до вашего эго.
Через пару месяцев после возвращения с Бали сестра прилетела ко мне в Нью-Йорк, чтобы помочь с переездом. Ко дню ее отъезда я уже нашла работу, йога-студию неподалеку и футон, достаточно большой, чтобы мы с Джоной могли на нем разместиться.
У нас с Джоной вскоре появились друзья, ставшие нашей «городской семьей». Со временем эти ребята перезнакомились со всеми моими братьями и сестрами, родными и двоюродными, тетушками и дядюшками, которые приезжали навещать нас в Нью-Йорке. И многие обратили внимание, что в семье меня никто не называет Сюзанн. Сюзи меня звали только те друзья, которых я знала с начальной школы, поэтому услышать, что эти новые друзья зовут меня, как самые близкие, было странно, но и удивительно. На Бали я боялась этого. В Нью-Йорке же это напоминало мне о том, что меня любят.
Никогда я так не скучала по дому, как в тот, первый год, проведенный в Нью-Йорке. Я тосковала по родным так, как тосковала бы по ногам, если бы лишилась их. Мне не хватало зеленых и серых красок Сиэтла, озер и гор. Помню один из дней в августе. Я шла на Пенсильванский вокзал встречать подругу, и на мгновение перед глазами мелькнул кусочек реки Гудзон. Увидев серебристую поверхность воды, я почувствовала, как мои легкие наполняются воздухом, словно я не дышала уже несколько месяцев.
Я ходила во все йога-клубы в городе. Мне отчаянно были нужны эти девяносто минут, чтобы дышать, но я слишком часто отвлекалась на блестящие безделушки в магазинчиках при студии, которые специально расположены так, что пройти мимо совершенно невозможно. Мне хотелось дышать, но в классах было народу, как на платформе в метро в час пик. В метро я быстро привыкла к тому, что приходится дышать воздухом, который выдохнул твой сосед, но на занятиях йогой от нехватки кислорода сердце начинало биться чаще, а грудь словно сжимало обручем. Прямо противоположный эффект тому, которого я пыталась достигнуть. И что хуже всего, когда другие ученики жаловались на это вслух — я-то не жаловалась, я же из Сиэтла, — сразу становилось ясно, что больше всего владельцев студии заботят деньги.
Что, в определенной степени, имело смысл. Преподавателям йоги тоже нужно платить за аренду. Может быть, даже хорошо, что столько людей желали втиснуться в переполненный зал, рассчитанный на гораздо меньшее число посетителей. Может, владельцы студий всего лишь стремились к тому, чтобы у всех была возможность заниматься йогой? И все же я начала понимать ранних протестантов, осуждавших Ватикан за излишества. У всех студий, куда бы я ни приходила, были коммерческие обязательства, партнеры и планы по расширению. Однажды, выходя из огромной студии на Юнион-Сквер, размерами не уступающей сетевому фитнес-клубу, после того, как ее владелица пригласила меня на презентацию ее новой серии карточек с описаниями йоговских поз, мне вдруг подумалось, что семинар на Бали был, видимо, последней возможностью заняться той йогой, которую я знала и любила. Духовная практика, которая, собственно, и привлекла меня с самого начала, переживала такую глубокую трансформацию, о которой я для себя и не мечтала. Йога превращалась в индустрию экономики.
На второй год в Нью-Йорке я оставила попытки найти приличную студию и попыталась заниматься дома. По вечерам Джона редко бывал дома, и я могла спокойно медитировать, хоть места для полноценной практики асан не хватало. В те же дни, когда Джона был дома, он запирался в спальне, чтобы я могла помедитировать. Отделенная от Джоны фанерной перегородкой, я пела тихо, зная, что мы бы оба рассмеялись, услышав мои протяжные «лам-вам-рам-ям-хам-ам-Ом».
Так продолжалось некоторое время, но однажды в середине ноября подруга отвела меня в студию в центре города, где мне действительно понравилось. Да, там тоже был бутик у самого входа, где продавалось все: от магнитиков с йогическими афоризмами до футболок с надписью: «Я такая стройная, потому что занимаюсь йогой». Но студия все равно приглянулась. Мне нужна была своя студия.
Мы с Джоной поспорили из-за Рождества. Я хотела поехать домой, а он — остаться и справить классическое нью-йоркское Рождество, чтобы не было никого, кроме нас двоих. Никто не хотел уступать, я осмелела и забронировала себе билет до Сиэтла, сказав Джоне, что в Нью-Йорке Рождество праздновать не буду.
И в тот же вечер, в тот самый момент, когда мы начали пранаяму на занятиях, я поняла, что мы с Джоной переживем этот кризис. Может быть, к следующему Рождеству я буду готова остаться в Нью-Йорке или он согласится поехать со мной домой. Я не думала о майках за восемьдесят долларов в йога-бутике или о том, что инструктор отточила свой учительский голосок до такой степени медоточивости, что тот напоминал воздушные поцелуи. Я даже решила, что клаустрофобия в переполненном классе научит меня расслабляться в напряженной обстановке. Вышла из класса свободной и полной сил, чувствуя себя как дома в моем «приемном» городе.
Я с рвением возобновила свою практику. Какое же это было облегчение — снова дышать, снова тянуться, снова получить возможность прочистить голову! Хотелось сохранить это ощущение навсегда. Я готова была поселиться в своей йога-студии. Вскоре даже бутик с йоговскими товарами стал частью моей практики. Каждый раз, когда я шла на занятия, дорогие маечки подмигивали мне. Меня свистом зазывали уютные свитера, в которые так приятно завернуться после йоги. Книги, диски и DVD манили меня. Я слышала сладкозвучное пение ароматных масел, свечек и нети-потов, которые, подобно сиренам, заманивали меня на острые камни — хотя нет, в данном случае это были гладкие речные камушки по шестнадцать долларов штука из арсенала фэн-шуй, которые следовало разложить по дому, чтобы улучшить поток ци.
Я мечтала улучшить свой поток ци.
Блудная дочь, вернувшаяся к практике, — ну как я могла не поддаться навязчивому голосу своей внутренней высокодуховной шлюхи? Ей хотелось быть любимой, а чего только не обещали ей эти йоговские игрушки! Чего только не сулили!
«Йога-джорнал» стал для меня библией и потребительским гидом в одном лице. Статьи из этого журнала заставляли меня задуматься о том, как я могла бы применить йогические принципы в повседневной жизни и в отношениях с Джоной, а раздел «покупки» разжигал во мне страсть. Я страстно желала иметь все эти вещи — все эти дорогие примочки из натурального волокна с добавлением ароматических масел, ведь мне сулили (и я верила), что они помогут ощутить в себе частичку Божественного, священного, духовного. В отсутствие какого-либо конкретного Бога именно они призваны были удовлетворить мою тягу к ритуальным действам и достижению покоя.
И знаете что? Все это действительно было так. Иногда эти свечки, фигурки Ганеши, речные камушки, штаны «афгани» и их бесконечные вариации — иногда они действительно вызывали у меня то состояние, к которому мне хотелось вернуться, так же, как распятия в комнате моей тети напоминали ей о том, что следует делать, как поступил бы Иисус. Я сидела в нашей квартире и считала дни до следующей поездки домой — а эти вещи помогали мне, напоминали, как дышать. Но однажды вечером, в компании наших замечательных друзей, я открыла последний номер «Йога-джорнал» и увидела рекламу кредитки под названием «Виза для просветленных». Лицом рекламы была одна из самых известных преподавательниц йоги в стране, заснятая в прекрасной позе на фоне серебристых берез. Я недавно приобрела одну из ее DVD-программ и в связи с этим даже задумалась ненадолго, насколько выгодной была бы для меня такая карточка.
