Шалва Амонашвили - Здравствуйте, дети!
А дети и не высказали особой радости.
— Что пожелаете ему? И дети пожелали:
— Пусть не будет хвастуном!
— Пусть научится вести себя с девочками!
— Я желаю ему, чтобы он стал умным!
— Если он научится быть вежливым, то мы его полюби
— Он крикун! И еще умеет сваливать свою вину на других
— Я желаю ему, чтобы он отучился лгать!
Мне пришлось прекратить эти пожелания, так как я видел что мальчик опустил голову и собрался плакать.
— Дети, я знаю, у него доброе сердце, он всех вас любит) Давайте поздравим его с днем рождения!
Дети зааплодировали. Я подарил книгу.
Собрался раскрыть занавес на доске и подарить ему вес школьный день со всей партитурой, в надежде, что подлечу царапинки на его душе, которые только что нанесли ему дети. И когда я уподобился хирургу с тонкими инструментами руках и наклонился над «раскрытым сердцем», раздался отнюдь не осторожный стук в дверь, она самовольно приоткрылась «властная мама» велела мне выйти на минутку из класса.
— Закройте дверь, сейчас урок! — сказал я.
— Только на минутку. Чего вы боитесь?
И чтобы избежать неприглядной сцены, которая могла разыграться перед детьми, я был вынужден выйти в коридор
— Здесь торт, всем хватит, конфеты, пирожные, сорок бутылок лимонада! Вы же знаете, сегодня день рождения моего сына! Пусть празднуют дети! И Вы тоже будьте ласковы к нему!
— Ничего не нужно! Возьмите все это обратно! — говорю я строго.
А она: «Не бойтесь, все это из домашней кухни, надежное!»
— Все равно, у нас свои обычаи, как праздновать дни рождения! Обходимся без этого!
А она: «Напрасно! Дети любят сладкое, они будут рады. Вы же стремитесь доставить им радость? Вот и радость для всех Ваших ребятишек!»
Зазвенел звонок, и дети вышли из класса. «Властная мама; тут же предложила им сладости. Я не рискнул углубить конфликт» с «властной мамой» перед детьми. А дети съели торт, шоколад пирожные и заодно «съели» день рождения сына «властной мамы», ничуть не изменив своего отношения к нему и своего представления о нем.
Я все думаю над этим эпизодом. Как мне надо было посту пить тогда в коридоре? Возможно, я должен был быть резким, решительным, грубым? Может быть, мне надо было запретить детям брать сладости? Но теперь важно не это, а то, как мне дальше формировать характер ребенка.
20. II Личность и цвет чернил
Раньше я не задумывался над тем, каким цветом чернил править письменные работы и детей. Красными так красными! Какая разница? Но на днях Лела заставила меня взглянуть на цвет чернил как на проблему воспитания: она раскрыла свою тетрадь математики, которую я только что вернул ей, и заплакала.
— В чем дело, Лела? — заволновался я.
Урок прерван. Лела плачет, слезы капают на раскрытую тетрадь и размазывают красные черточки под допущенными девочкой ошибками.
— Я не могу учить математику!.. Не могу решать примеры!.. Что мне делать?.. Я все время ошибаюсь!.. У меня в тетради только красные линии!..
Я, конечно, успокоил девочку, ободрил ее. Но передо мной возникла проблема о возможной связи между цветом чернил и воспитанием личности ребенка. Уточню эту проблему. Дело касается того, что красные чернила для педагога — это способ ориентации ребенка на допущенные им в письменной работе ошибки. Я вспомнил свои школьные годы, с каким волнением раскрывал я возвращенную мне учителем тетрадь. Красные линии в ней никогда не приносили мне радости. «Плохо! Ошибка! Как тебе не стыдно!» — как бы говорила мне голосом моего педагога каждая красная черточка. Ошибки, отмеченные учителем в моей работе, всегда пугали меня, я был не прочь выбросить тетрадь или вырвать из нее зловещую страницу, заполненную этими, как мне казалось, бранящими меня знаками педагога. Порой я получал тетрадь, которая была не просто испещрена красными черточками и галочками, но вдоль каждой строки были проведены волнистые линии.
Но какой я тогда ученик, если буду выполнять задания только без ошибок? Смотрел я на эти тревожные сигналы — «Плохо! Ошибка! Как тебе не стыдно!»— и злился сам на себя, что не смог избежать ошибок, порой весьма досадных. Злился и на педагога, так любившего эти красные черточки. «Стой! Пока не исправишь ошибки, не пойдешь дальше!» — говорили мне красные искривленные линии, а мне так хотелось идти Дальше! Пусть ошибки, но не задерживайте меня! Ах вы, красные чернила, как было бы хорошо, если бы вас вообще не было, если бы еще сто лет ученые ломали себе голову, чтобы изобрести вас!
Как эти красные черточки в тетради портили мне настроение, как они порой доводили меня до слез! Неужели все учителя сговорились между собой охотиться за моими ошибками? Тогда Можно предвидеть, как я «баловал» их: ежедневно в своих рабочих и контрольных тетрадях допускал множество ошибок! Мне казалось еще, что учителя наловчились немедленно обнаруживать! ошибки в моих письменных работах и что они ничего другого! в них не замечали. Ведь не зря говорят: «исправлять» письменные работы. Хотя слово «исправлять» суть этого процесса отражает неточно, было бы лучше сказать — «находить ошибки»! так как они в моих письменных работах ничего не исправляли.
Эти красные черточки в моей тетради я еще принимал тогда как щелчки, которыми «награждал» меня мой учитель, заботившийся о моем будущем. Но какими бы благими намерениями! ни руководствовался он, эти красные черточки в тетради меня крайне огорчали. Огорчали потому, что мне очень хотелось видеть в тетради не знаки педагогической раздраженности из-за моей неспособности справиться с работой, не допустив ни одной ошибки, а знаки педагогической доброжелательности, чуткости, ласки. У Красные черточки ориентировали меня на мои неудачи, а я жаждал увидеть и узнать, что же нравится учителю в моем продвижении вперед.
Прошли годы, и теперь, когда я сам стал педагогом, забыл! обо всем этом, забыл, что я тоже был учеником и мучился из-за красных чернил, я стал этими же чернилами усердно подчеркивать ошибки в тетрадях моих учеников. Буква написана неровно, криво — красная черточка под ней, предложение написано неправильно — кривая вдоль всей линии. И, конечно, заодно и нервничаю, переживаю: столько невнимательности, рассеянности, незнания, неумения! А на днях Лела напомнила мне, что я тоже; когда-то был учеником, и наглядно показала, что ее отношение к красным чернилам педагога ничем не отличается от моего в детстве. Этими же самыми черточками, галочками, линиями я заставляю их нервничать, переживать, плакать. А ведь я хочу, чтобы все было именно наоборот!
Надо поблагодарить девочку, натолкнувшую меня на мысль, которая, может быть, станет моей заповедью:
Если я хочу усовершенствовать свою методику воспитания на началах гуманности, то не должен забывать, что сам был когда-то учеником, и должен добиваться того, чтобы моих сегодняшних воспитанников не мучали те же переживания, что мучали меня когда-то.
Так в процессе воспитания личности ребенка встала передо мной проблема цвета чернил.
Что больше поможет ребенку: частое указание на допущенные им ошибки или указание на достигнутые успехи? На чем лучше заострять внимание ученика: на том, как не надо делать, или на том, как надо делать? Что больше будет способствовать? его развитию: горечь неудачи или радость успеха? И если объединить все эти вопросы в одну проблему, то она обретет следующее содержание: может быть, стоит поменять красные чернила, превращающиеся в неисчерпаемое количество замечаний — «Плохо! Ошибка! Как тебе не стыдно!», на зеленые, которые могут превратиться в неисчерпаемое количество поощрений — «Хорошо! Рад за тебя! Так держать! Молодец!»?
Разумеется, нельзя решать эту проблему односторонне. За цветом чернил стоят педагогические позиции, и выбор одной из них или поиск другой требует серьезного обдумывания. История с Лелой заставила меня сменить цвет чернил в тетрадях детей. Теперь на столе у меня лежат две авторучки — с красными и зелеными чернилами. Проверяя письменные работы детей, зелеными чернилами подчеркиваю и обвожу в них все, что мне нравится, что я считаю успехом. Условные зеленые знаки — это сигналы моего доброжелательного отношения к стараниям и успехам ребенка. Я заметил, что после каждой проверки письменных работ детей, если писал ручкой с зелеными чернилами, у меня поднимается настроение, извлекаю больше информации о том, чему они научились, на что они уже способны. Я заметил также, что условные знаки — черточки, линии, рамки, кружочки-у меня получаются более аккуратными, когда их пишу зелеными чернилами, чем получались они, когда писал их красными. Видимо, радость красивее, чем раздражительность, и всякие обозначения, сделанные чернилами, которым предписано нести детям мою доброжелательность, тоже получаются красивыми.
