Эдвард Араб-Оглы - В лабиринте пророчеств. Социальное прогнозирование и идеологическая борьба
За последние годы на Западе широкое распространение получили взгляды, согласно которым технический прогресс умаляет роль человека, вытесняет его из общественного производства, все больше превращает его из производителя в потребителя материальных и духовных благ, а в перспективе обрекает на роль «иждивенца машин» в так называемой «цивилизации досуга». Эту точку зрения в своем подавляющем большинстве разделяют представители как консервативных, так и либерально-реформистских кругов. В зависимости от социальных позиций ее проповедников она приобретает прямо противоположное истолкование последствий этого процесса и явно рассчитана на то, чтобы вызвать различные эмоции. Одни соблазняют общественное мнение идеалом новой «античной Греции», где машины заменят рабов и принесут людям изобилие и праздность в условиях массового потребления. Другие столь же настойчиво пытаются запугать население мрачной и якобы неизбежной перспективой того, что люди в своей массе окажутся «лишними» и в кибернетизированном обществе будущего для них придется «учредить заповедники подобно тому, как мы учреждаем убежища для кондоров и венценосных журавлей». В конечном счете обе альтернативы покоятся на молчаливом признании антагонизма человека и техники, а различаются лишь в истолковании участи, ожидающей людей, якобы ставших лишними в производстве.
Но, прежде чем судить о степени вероятности той либо другой перспективы, мы вправе сначала задаться вопросом: действительно ли научно-технический прогресс сопровождается массовым вытеснением человека из сферы общественного производства?
Согласно предположениям некоторых идеологов капитализма рост производительности труда в масштабах всего хозяйства неизбежно приводит к избытку наличной рабочей силы в обществе. На этом основании мы были бы вправе умозаключить и обратное, а именно: чем больше затраты труда на производство данной продукции, тем выше должна быть и занятость. Иначе говоря, следовало бы ожидать, что по мере перехода ко все менее совершенным орудиям и технологии производства потребность в рабочей силе как на отдельных предприятиях, так и во всех отраслях должна постоянно возрастать.
Вся экономическая история человечества, однако, категорически восстает против подобного предположения. В самом деле, сто лет назад производительность труда в Англии, например, была в несколько раз ниже современной, тем не менее ее промышленность не испытывала никакой острой нужды в привлечении дополнительной рабочей силы; больше того, она обеспечивала занятость едва 10 миллионов человек (вместо 24 миллионов сейчас), и многие десятки тысяч англичан, не находя применения своему труду у себя на родине, ежегодно устремлялись в поисках работы за океан. Если бы мы отступили в прошлое еще на столетие, то есть в середину XVIII века, до промышленной революции, то опять-таки окажется, что всего лишь 3,5 миллиона самодеятельного населения с избытком покрывали потребности английской экономики того времени в рабочей силе, а многие тысячи оставались безработными. И какую бы страну мы ни взяли, всякий раз, ретроспективно проникая в глубь веков, мы обнаружим действие одной и той же закономерности: чем примитивнее техника производства, тем меньше рабочих рук она способна занять, тем меньшее количество людей может обеспечить себя работой и средствами существования на данной территории.
Несостоятельность мнения, согласно которому автоматизация производства сопровождается сокращением занятости, состоит в том, что оно совершенно игнорирует экономическую динамику и рассматривает экономику статически, как, механическую сумму существующих в каждое данное время отраслей, а каждую отрасль, в свою очередь, — как совокупность составляющих ее предприятий. Между тем сама отраслевая структура экономики в решающей степени, если не целиком, зависит от уровня производительности труда в данном обществе.
В самом деле, что произошло бы, скажем, с экономикой какой-либо промышленно высокоразвитой страны середины XX века, если допустить, что производительность труда во всех отраслях хозяйства этой страны сократилась ровно наполовину? Здравый смысл, казалось бы, подсказывает, что в этом гипотетическом случае экономика страны окажется способной привлечь вдвое больше самодеятельного населения. Ведь для изготовления ранее выпускаемого количества товаров потребуется на каждом рабочем месте по два работника. Не будем, однако, спешить с выводами. Затраты труда на производство каждого товара, а следовательно, и его стоимость действительно возрастут вдвое. При этом отдельные отрасли в зависимости от их значения для общества прореагируют на это изменение по-разному. Прежде всего для обеспечения страны продовольствием и сельскохозяйственным сырьем потребуется вдвое больше рабочих рук, чем сейчас. Издержки производства сельскохозяйственных товаров возрастут вдвое, и их надо будет так или иначе возместить. Каким бы ни был конкретный механизм этого возмещения, в конечном счете он приведет к уменьшению на соответствующую сумму спроса на остальные товары, которые к тому же станут вдвое дороже. В результате производство одних товаров и услуг резко сократится, других — вообще прекратится вследствие отсутствия на них массового платежеспособного спроса. Целые отрасли экономики окажутся за порогом рентабельности производства при новых условиях и прекратят существование.
В конечном итоге сокращение производительности труда вместо увеличения занятости приведет к изменению отраслевой структуры, к падению занятости в масштабах всего общества. И это будет вполне понятно уже из того обстоятельства, что отраслевая структура народного хозяйства является более или менее точным отражением расходов среднего потребителя на различные товары и услуги. Иначе говоря, если он тратит 20 процентов заработка на питание, 10 процентов — на одежду, 30 процентов — на услуги, то примерно соответствующая доля населения будет занята в сельском хозяйстве, пищевой промышленности и торговле продуктами питания, в текстильной и швейной промышленности и т. п. И если его заработок сократится вдвое, то различные расходы сократятся не в одинаковой пропорции; в свою очередь, при удвоении заработка они также возрастут непропорционально.
Короче говоря, сократив производительность труда вдвое, вы оставите общество без реактивной авиации и электронной промышленности и сделаете сотни тысяч людей безработными; сократите ее вчетверо, и оно лишится автомобилей, телевидения и сколько-нибудь развитой сферы услуг, обрекая миллионы людей на безработицу; сократите ее в десять раз, перед вами будет общество неграмотных людей, лишенных медицинского обслуживания, механических средств транспорта и влачащих существование впроголодь в условиях скрытого, аграрного перенаселения.
Многочисленные социологи и экономисты на Западе, которые сейчас запугивают себя и других призраком небывалой безработицы вследствие автоматизации, совершают ту же самую ошибку, что в свое время допускал и Сисмонди. Тогда, в начале XIX века, многие идеологи мелкой буржуазии пророчили, что машины вытеснят людей из производства, а Сисмонди даже писал, что логическим завершением этого процесса будет то, что в Англии останется лишь один король без подданных, царствующий над машинами.
История жестоко посмеялась над такого рода пророчествами; именно благодаря машинам теперь в Англии находит себе работу втрое большее число людей, чем во времена Сисмонди (это, безусловно, не исключает того, что в Англии сейчас насчитывается большая армия безработных).
Конечно, Сисмонди оказался бы прав, если бы отраслевая структура английской экономики с тех пор не претерпела никаких изменений. Но отраслевая структура экономики в ходе технического прогресса не могла и не может оставаться прежней. Устранив десятки тысяч мест кучеров карет, дилижансов и т. п., технический прогресс вызвал к жизни сотни тысяч новых рабочих мест водителей механического транспорта и т. д.
Если мы теперь обратимся к статистическим данным, то обнаружим непрерывный рост самодеятельного населения ныне развитых капиталистических стран на протяжении более полутора столетий:[138].
Конец XVIII в. 1950 г. 1965 г. США — 64,7 млн. 78,0 млн. Англия 5,8 млн. 22,7 млн. 24,8 млн. Франция 13,0 млн. 18,9 млн. 21,0 млн. Италия 8,7 млн. 17,3 млн. 21,0 млн. Нидерланды 0,9 млн. 3,8 млн. 4,5 млн.Причем возросло не только общее количество занятых, но и их доля в населении в возрасте 20–60 лет, в особенности благодаря широкому вовлечению женщин в общественное производство.
