Юлия Кокошко - Вертикальная песня, исполненная падающими на дерево
И тут вдали появилась черная точка. И она приближалась, и вскоре они увидели, что это тоже птица, и обрадовались, и решили спросить у нее дорогу. Это была очень красивая и большая птица, у нее было торжественное, блестящее черное оперение, и у нее была женская голова. И супер-прическа.
— Привет, мои птички! О чем задумались? — спросила Незнакомка. — Неужто о смысле жизни?
И ей сказали, что они заблудились в небе, и это была восхитительная прогулка, такой еще не было за всю жизнь (да, пробормотала Незнакомка, такое бывает лишь после жизни, но, к счастью, ее никто не услышал), и очень душно и хочется пить, а Рыжий Петух мечтал о пиве, в общем, им некогда и пора, а у Гарпии мясо размораживается. То есть будет просто здорово, если Неизвестная Птица укажет им дорогу.
— Нет ничего проще! — бодро сказала Незнакомка. — Вам повезло, что вы наткнулись на такую чуткую птицу. Сейчас я покажу вам дорогу. За мной, мои крошки!
И она взмахнула огромными крыльями и понеслась вперед, а они устало летели за ней.
— Сейчас я напою вас, неподалеку есть чудный родничок, — говорила Незнакомка. — И чудесный тенистый садик.
И у нее был знакомый голос, совсем как у медицинской сестры, а у каждого рано или поздно появляется знакомая медсестрица, и не исключено, что тот голос говорил совсем другие слова, ну а им прислышались эти.
И тут раздался чей-то хохот, он катился отовсюду — и снизу и сверху, и на мгновение показалось — само небо хохочет над ними. Но — подозрительно хрипло, свистяще и тренькающе. И потом они поняли, что, может, Небо и смеялось, но в первую-то голову заливался Рыжий Петух. И его спросили, отчего он ведет себя так непристойно, вероятно, он нализался из фляжечки? А Петух долго не мог от хохота говорить. И сказал:
— Остановитесь, безумцы! Плюньте на жажду и на эту пичужку. Или не знаете, как ее зовут! Мы сами найдем дорогу назад.
— Эй, рыжий курохлоп, как бы меня ни звали! — крикнула Незнакомка. — Или не знаешь, что имена нам дают родители? Скажи спасибо, что тебя не назвали Трактором! А меня назвали так, как назвали, и осуждать моих предков безнравственно.
И тогда всем вдруг стало любопытно, а как Неизвестную Птичку зовут? И все стали приставать к Петуху: скажите, профессор, кто это такое? И Петух сказал:
— Эту вероломную симпатию зовут Птица Сирин. Она не покажет дорогу домой.
— Да! — сказала Незнакомка. — Я покажу вам дорогу в настоящий дом, а не в какой-то курятник, который надо без конца ремонтировать и вхлопывать бешеные деньги, а он все равно развалится. Зачем вам ваши развалюхи, дураки?
— Так вы и в самом деле показываете нам неверную дорогу? — спросила Нина Петровна Соловей.
— Сирин — птица смерти, — сказала Ворона.
— Зато не милиция, — заметила Гарпия. — А другие птицы мне нипочем.
— Но я совсем не хочу умирать! — воскликнула Нина Петровна Соловей. И она умоляюще смотрела то на Марью Романовну, то на Ворону, то на Кукушку, широко разевая клюв, как форточку. — Не хочу, не хочу, не хочу! — повторяла она.
— И я как будто не хочу, — сказала Марья Романовна.
— Вы можете хотеть или не хотеть, а я просто не собираюсь! — заявила Кукушка. — Я всегда была птица конфликтная!
— Какого черта я ввязалась в вашу паскудную прогулку?! — выкрикнула Райская Мухоловка. И добавила подприлавочных слов.
— Успокойтесь, крошки, что за вульгарная паника? — поморщилась Незнакомка. — Никто и не предлагает вам умирать. Вам предлагают вечную жизнь и нетленные ценности. Конфликт между хорошим и лучшим в пользу последнего. Вот, глядите-ка! — и она царственно взмахнула огромным крылом.
И тут прямо в небе вырос прекрасный Сад, он вырос будто из чьей-то молодости, и в нем стояли туманные яблоневые деревья, заснеженные ранними цветами, и другие фруктовые деревья, кто какие помнил, они тоже цвели апрелем-маем и перекликались запрятанным в листву тайным ветром, и в Саду играли полузабытое танго, какое-то пред… да, предвоенное, как в летнем кино перед началом сеанса, оно называлось.,? «Утомлен-ное солнце нежно с морем проща-а-лось…» — на маленькой скорлупе-эстраде: «В этот час ты призна-алась…» — и пахло морем, «мне немного взгрустнулось…» — и едко пахло дымом, а на деревьях были старомодные листья, и протяжные солнечные просветы между деревьями. И он был долгий-долгий, этот Сад, и дальние деревья уходили в…
…А на воротах Сада висели разнообразные таблички. И на самой крупной написано: «ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ», а на другой: «В нашем Саду каждый живет на том дереве, на каком захочет!» А на средней табличке: «Каждый вечер — белое танго». И еще одна: «Забудьте о доставании маляров и квартплате навсегда!»
— У нас вечное лето, а атмосферное давление не влияет на давление проживающих, — сказала Незнакомка. — И вообще никто не чувствует тела, как в юности! То есть оно никому не докучает, и кости не ноют, и никаких экстрасистол! И если кому-то приспичило стать опереточной примадонной, где и стать, как не у нас? А желающие петь соловьем будут брать уроки у тех маэстро, какие ему приглянутся.
— И я взаправду смогу тряхнуть стариной и засверкать на здешней сцене в «Сильве»? — недоверчиво спросила Райская Мухоловка.
— Не хочу петь соловьем, хочу жить на широкую ногу! — дрожа от страха, пробормотала Нина Петровна.
— Помилуйте, уж коли вышли в соловьи… ну комм иль фо ли? Ну да живите на ногу того размера, какого желаете! А вот вам, — и Незнакомка ткнула крылом в ватную сову Неясыть, — вам я кое-кого покажу. Летите-ка сюда.
— Она мне покажет! — и бородатая Неясыть разразилась солдатским хохотом без глушителя. — Да я сама покажу вам, что мне угодно, голуба!
Но на всякий случай подлетела и заглянула туда, куда велела Незнакомка. И вдруг пришла в невероятное волнение и в крупный трепет и по привычке стала нашаривать валидол по карманам.
— Боже мой… Тысяча чертей! — и скомандовала себе: — Кру-гом! Я остаюсь, — крикнула она. — Здесь. Здесь, потому что он здесь. И уж теперь-то никому не содрать с меня листья!
— А вам, — сказала Незнакомка Пересмешнику, — мы выделим личный надел в нашем Саду. Там вырастут настоящие яблоки, а не магазинная кислятина. И у тебя не будет радикулита, и ты сможешь их выхаживать.
— А я люблю кислые, — сказал Пересмешник. — И не собираюсь любить то, что все. Я люблю то, что люблю я. И обожаю то, что люблю! Я выхожу с явлением один на один и сам решаю, любить мне его или нет. Мне повезло, — говорил Пересмешник. — Все, что я люблю, находится в нашем городишке. Такое совпадение! А без радикулита я, как парус без мачты.
— Когда я вижу: «Бесплатный вход», я всегда подозреваю, что платный выход, — сказала Кукушка.
— Глупости, — заверила Незнакомка. — Выхода у нас вообще нет. Но кроме выхода есть всё. Где вы еще найдете ВСЕ?
— Опомнитесь, безумцы! — сказал Рыжий Петух. — Неужели у вас никого не осталось на земле? Вот у меня, к примеру, остались полчища женщин.
— Ему-то лафа, сам себе профессор! — крикнула Нина Петровна. — Сел за стол на всю жизнь, а я — бегай угорелой савраской, мало на шее детей н внуков — и старик еще заскочил!
— Слушайте, а мы не могли бы вернуться назад? — спросил Венценосный Журавль.
— От нас никто не возвращается. Так что оставайтесь-ка добровольно, — сказала Незнакомка. — Вам назначили День Отлета. Всем когда-нибудь назначают День Отлета, и они улетают с земли навсегда. Традиции надо чтить.
— Значит после нас и другим назначат День Отлета, и они тоже не вернутся? — спросила Ворона.
— Потому-то я и вернусь! — сказала Кукушка. — Обожаю крушить традиции, если они мешают мне жить.
— Да, — сказала Ворона. — А если мы не вернемся, нас хватятся и полетят искать. И тоже не смогут вернуться.
— А тебе-то стоит ли возвращаться? — рассмеялась Незнакомка. — Вот прилетишь и застукаешь у благоверного гостьюшку.
— И что? — чуть не плача, спросила Ворона. — Что мне до его влюбленностей? Я люблю его со всеми влюбленностями. И пока мне живется, я буду жить. И пока мне любится, буду любить. А если он меня не любит… причем здесь я? Разве это в нем что-то меняет? Наконец, наконец мне удалось взять нужную высоту. Правда, я все равно скачусь кубарем, но опять буду карабкаться вверх. Я побеждаю себя и не могу победить. Но я вернусь, и победа будет за мной! — надменно произнесла она.
— Да, — сказал Рыжий Петух. — Я тоже собираюсь вернуться. Я люблю свеженьких, а у вас товар лежалый и захолустный.
— Ну, о тебе-то вообще речи нет, — сказала Незнакомка. — Ты давно умер.
— Эка важность, умер! — сказал Рыжий Петух. — Если кое-кто и при жизни живет мертвецом — в мертвый ус не дует, так почему бы мне не пожить после смерти? Я был на пиру, — сказал Рыжий Петух, — но не утолил ни духа, ни плоти. Сколько там осталось яств и вина! И я уверен, в эту минуту мне наливают еще и подбрасывают добавку. Эй, кричат мне, куда ты запропастился, Луженый Желудок? Я здесь! — отвечал Петух и звякнул шпорами. — Эй, кричит хор, а твоя последняя книга, Быстрая Мысль? Мы хотим дочитать ее! Я здесь! — крикнул Рыжий Петух и звякнул шпорами. — Я выскочил на ветерок, а теперь возвращаюсь.
