Александр Антонов - Велиная княгиня. Анна Романовна
Обзор книги Александр Антонов - Велиная княгиня. Анна Романовна
Александр Ильич Антонов
Велиная княгиня. Анна Романовна
…Супруга Владимирова, достопамятная
для потомства: ибо она была орудием
небесной благодати, извлекшей Россию
из тьмы идолопоклонства.
Н.М. Карамзин
Сыну Александру - воину-афганцу - посвящаю
Глава первая. СТРАСТИ ЗОЛОТОЙ ПОРЫ
олодой царь, еще отрок, Василий Багрянородный[1], Македонской династии, искал свою младшую сестру, любимую Аннушку, жизнерадостную, деятельную нравом царевну. Он только что покинул тронный зал Магнавр, где шел большой совет мудрейших, который проводил император Иоанн Цимисхий[2]. Теперь Василий спешил найти свою сестру по очень важному делу, касающемуся лично пятилетней малышки.
В душе Василия боролись два начала: то ли вселить в грудь сестрицы страх, то ли порадовать её. Но последнее не входило в далеко идущие побуждения царя, и он маялся совестью и даже болью сердца оттого, что все-таки должен огорчить Анну и хотя бы посеять зерна страха, которые со временем проросли бы и принесли ожидаемые плоды. Царь Василий понимал, что он затеял жестокое деяние, что ему, как любящему брату, не должно так поступать. Но, с другой стороны, считал он, это надо было сделать во благо будущему сестры. И где-то подспудно пробивалась мысль - во благо его собственной судьбе. Ему, наследнику императорского трона, уже сегодня следовало самолично позаботиться о том, чтобы он властвовал над империей благополучно. Он знал, что если кому-либо будет известно о низменном внушении сестре Анне, то его осудят. К тому же дважды: за то, что пренебрёг предупреждением императора пока не разглашать забот о будущем царевны, и за то, что преждевременно нарушил покой малолетней девочки.
Однако, забыв о моральной ответственности, царь Василий упорно искал сестру, которая гуляла где-то по огромному саду Влахернского дворца. Знал Василий, что в лабиринте дорожек и аллей, пролегающих среди диковинных кустарников, деревьев, купин роз, магнолий, олеандров и множества других растений, можно плутать часами в поисках кого-либо. Царь два раза обошел чудо архитектуры - Влахернский дворец, заглянули в связанный с ним галереями зал Августеон - большое круглое здание с четырьмя крытыми переходами от дворца, побывал в Юстиниановой храмине, где трапезничал императорский двор, покружил около нескольких то белых, то золотисто-голубых мраморных особняков, но все было напрасно. Анна со своей воспитательницей Гликерией словно улетучились.
Упрямый византиец продолжал поиски. Он осознавал, что, только уединившись где-либо в саду, он может сказать сестре о той опасности, которая грозит, если она позволит старшим распорядиться своей судьбой без её согласия. Иногда Василия останавливала мысль о том, что малышке не дано проявлять свою волю. Но Василий знал, что она в состоянии найти себе сильных защитников. Её ангельскую душу может взять под свою опеку Святая церковь в лице самого патриарха, и у царя Василия были все основания надеяться, что константинопольский патриарх, глава восточной церкви Михаил, возьмет под своё крепкое крыло малолетнюю царевну.
Устав от поисков, Василий добрался до глухого уголка сада, где на деревьях висело несколько клеток с райскими птицами, и присел на мраморную скамью. Он уже немного остыл от возбуждения, в каком покинул тронный зал Магнавр, и теперь решил на свободе поразмыслить над тем, что происходило на большом совете, что заставило его столь отчаянно ринуться на защиту сестры.
В ту пору Византия вот уже два года вела войну то с Русью, то с Болгарией, то против той и другой державы вместе. Сражения происходили близ городов Дорестола и Переяславца, под Адрианополем. Византийцы потерпели жестокое поражение в области Фракия. Они потеряли там сильное войско, возглавляемое патрикием-воеводой Петром. Лишь чудом удалось армии Иоанна Цимисхия остановить россов и болгар на ближних подступах к Константинополю. Византия вынуждена была запросить мира. Начались переговоры с великим князем Руси Святославом и болгарским царем Борисом[3]. В этих переговорах болгарский царь оказался более уступчив, чем великий князь Святослав. Отважному воину Святославу хотелось повторить подвиг великого князя Олега и «прибить» еще один русский щит на вратах Царьграда. Он жаждал продолжения войны. А в случае заключения мира требовал отдать в жены его сыну Владимиру отроковицу царевну Анну и не шел ни на какие уступки. Император Цимисхий очутился в трудном положении, он не мог единолично решить судьбу царевны. Его послы везли на затянувшиеся переговоры со Святославом в дар тому золото и серебро, свои лучшие мечи и щиты. Сам Цимисхий выезжал на встречу с князем Святославом на Дунай под Переяславец. Император обещал платить ему огромную дань, но ничто не могло умилостивить великого князя Святослава, жаждущего добиться своего.
На большом совете в тронном зале Магнавр император Иоанн докладывал вельможам, в каком трудном положении оказалась Византия перед лицом россов.
- Мы не знаем от них покоя многие десятилетия. Мы живем под постоянным страхом вторжения варваров на наши земли, - жаловался он. - Вы должны помнить, мудрейшие, что Византия с Олеговых времен - это почти сто лет - платит россиянам непомерную дань. Кому? Дикой державе варваров! Как избавиться от векового страха, от дани, как умиротворить алчущих властвовать над нами? Я слушаю вас, советуйте! - воскликнул он с горечью. - Думайте, мудрые мужи, думайте, военачальники. И вы особенно, Калокир, Барда Склир, Барда Фока и Петр. Вам ли не знать характер князя Святослава, который не раз повергал вас на поле сечи? Вот и отвечайте, что нам делать! - возвысил голос Иоанн Цимисхий.
Но Василий помнил, что как только замолчал император, так в зале воцарилась тишина. Никто из старых вельмож, никто из зрелых военачальников не хотел взять на себя смелость первым подать совет возбужденному василевсу[4]: все боялись его гнева. Тишина была гнетущей, лишь в глубине тронного зала двое тихо перешептывались, пререкаясь. Терпение Иоанна иссякло, и он резко спросил:
- Или немые отныне служат божественному василевсу?
Тут поднялся сидевший неподалеку от императорского трона бывший логофет[5] императора Константина Багрянородного[6], престарелый Ираклий.
- Божественный, позволь сказать слово.
- Позволяю, Ираклий. Ты говоришь по праву совета мудрейших.
- В оное время благоденствия нашей великой державы, когда я служил канцлером, посетила Константина Багрянородного архонтиса россов мудрая Ольга. Она же говорила василевсу:
«Есть у меня сын - князь Святослав. Отроку четырнадцать лет, и мне пора думать о невесте ему. Покидая Русь, я питала надежду, что ты, великий император, найдешь в своем царском роду достойную деву моему сыну Святославу». Божественный выслушал архонтису россов с ласковой улыбкой, но произнес в ответ не то, что следовало произнести мудрому отцу.
«Теперь я убежден, что россы относятся к моей империи с большим уважением. Мы запомним твое откровение, великая княгиня, - вел речь Божественный, - знаю, сын твой отменный воин, хотя и отрок. Но ведай преграду на пути твоего сына. Закон запрещает нам отдавать особу царского рода претендентам иной веры, паче того - язычникам». Божественный огорчил гордую архонтису, а с нею и её сына. Отныне мы пожинаем то, что посеяли.
- Василеве был прав. Но что же ты, мудрый логофет, не подсказал Божественному, как обойти закон? Где ты был?
- Я стоял за спиной Божественного. Да мне ли вести речь против законов империи? Теперь же, на склоне лет, скажу: должно тебе, василевс, преступить закон во благо империи.
- Говори, что я должен исполнить?
- Тебе известно, Божественный, что у великого князя Святослава есть сын, который был любимым внуком архонтисы Ольги. И есть у царей Василия и Константина[7] сестра от роду пяти лет. Вот и пойди на согласие с князем Святославом о породнении Византии и Руси! И придет в империю долгожданный мир. И от постыдной дани мы освободимся. Я сказал все, Божественный. Склоняю голову перед твоей волей: казни или помилуй.
Иоанн Цимисхий потер рукой лоб и задумался. Потом тихо, но ясно заговорил:
- Я прислушался к твоему совету, логофет Ираклий, но не волен его исполнить. Над Влахерном довлеет не только закон державы, но и закон Божий, и долг наш, наместников Бога на земле, не нарушать законов Божьих. Но во благо державе я призову церковь испросить у Всевышнего милости преступить сей закон. Сердцем страдая, призову, ибо знаю, что дочь наша будет отдана на муки в страну варваров. Одно утешает: буду надеяться, что народ мой простит меня за сей грех во благо империи.
