Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - Король-консорт
Он посмотрел на меня несколько странно.
— И что... вас тревожит?
Я со злостью ударил кулаком по коленке.
— Мне попасть бы в Гандерсгейм! Там я оставил войска для усмирения степняков. Их достаточно, чтобы Вирланд ощутил шаткость своего положения на троне...
— А он на троне?
— Вроде бы нет, — ответил я, — хотя что мы знаем? Там еще темная лошадка, герцог Ульрих, властелин Ундерлендов...
— Может его поддержать? — спросил Меганвэйл.
— Поймет, — ответил я со вздохом. — У них крепкая дружба с детства. Но, с другой стороны, герцог Ульрих один из магистров Ордена Марешаля. Пока вот ломаю голову.
Он посмотрел с тем же непонятным выражением.
— Ваше Величество...
— Да, герцог?
Он покачал головой.
— Вы еще не разрешили проблему с королем Фоссано... кроме того, есть еще один крепкий орешек... да-да, Мезина! А вы ломаете голову, как подмять королевство Сен-Мари?
— Не просто подмять, — ответил я рассеянно. — А быстро и... малой кровью. Некогда мне широкомасштабные войны устраивать!
Он смотрел с непониманием, потом опомнился, спросил деловито:
— Значит, ждем гонцов из Фоссано и Мезины?
— Да, — ответил я. — Барбаросса пришлет уже с дороги на пути к нам, а из Мезины... не знаю, ответит ли Ротильда.
— Это неважно, — утешил он. — Главное, наши лазутчики сообщат, что там творится... Ого, вон уже отряд прибыл!
В сторонке несколько военачальников в полных доспехах, но забрала подняты, держатся тесной группкой. Я заулыбался, узнавая старых друзей, пошел, широко раскидывая руки.
Они начали с лязгом и металлическим скрежетом опускаться, преклоняя колено, не у всех выправлены вмятины в дорогих доспехах, кузнецы элитные доспехи исправлять не могут, а оружейников в лагере маловато.
Я обнимал, поднимая, хлопал по плечам, радовался, а они несмело и радостно улыбались своему принцу, который уже король, и каждый, думаю, чувствует с гордостью и тайной радостью, что и они, верные соратники, тоже поднимаются в силе, могуществе и знатности.
Барон Хельмут прогудел с тяжеловесной нежностью:
— До чего же приятно, когда король свой...
Я спросил живо:
— Это как?
Он проговорил так же тяжеловесно:
— Который посылает армии, не сидя на троне... а сам ведет в бой. Это же так здорово!.. И сердца возгораются... нет, воспламеняются пламенным восторгом...
Граф Арнубернуз сказал весело:
— Наш друг хочет выразить свою радость, что мы, люди войны, вашему величеству ближе, чем придворные вельможи и расфуфыренные дамы.
Я отмахнулся.
— Что расфуфыренные дамы? В походе можно и свеженькой крестьяночкой полакомиться, а дичь всегда вкуснее. Располагайтесь, друзья мои. Ваш герцог заранее велел поставить для вас шатры и наметил места для костров и воинских палаток. Отдых, думаю, продлится неделю-две. За это время починить одежду, Доспехи, отремонтировать телеги... Нам предстоит поход за Большой Хребет!
Глава 8
Голова гудит, как колокол в Вальпургиеву ночь. Не факт, что Маркус подчинится указаниям маяка, хотя таким высокотехнологичным должен заинтересоваться. Да и получить на халяву подпитку своим аккумуляторам, или что там у него есть, тоже вряд ли откажется. Конечно, у него могут быть установки, черпающие энергию прямо из вакуума, что не вакуум, а океан темной, как мы знаем, энергии. А то и еще какой-нибудь цветной или кисловатой... кто знает, какие еще есть?
Но все равно есть шансы, что сядет возле маяка. Хотя бы для того, чтобы изучить, забрать или разрушить на месте. Все-таки сигнал этого скардера Маркус перехватит еще в далеком космосе, должен заинтересоваться, слишком необычное нечто для полуразрушенной еще с прошлого раза планеты.
Во всяком случае могу вернуться в Храм и отрапортовать, что сумел выяснить, где сядет Маркус! Более того, сядет там, где укажем.
Ну, а если не сядет...
Бобик ринулся мне на шею, я уперся в землю и устоял, обнял в ответ и потискал, арбогастр посматривал с иронией и что-то пережевывал хрустящее, картинно перекашивая нижнюю челюсть.
— Все, — сказал я нервно, — торопимся. Это значит, спешим!..
Бобик запрыгал вокруг, выказывая готовность куда угодно, это же так здорово — мчаться и мчаться, арбогастр молча повернулся боком, подставляя стремя.
Я вставил ногу, женщин не видно, фанфаронить не перед кем, поднялся в седло и велел:
— Давай к замку Орлиный Клык. Не помнишь? Это на стыке Шателлена, Турнедо и Фоссано...
Он тряхнул гривой, я понял и пригнулся, и в следующее мгновение надо мной заревел ураган.
Мы мчались и мчались, срезая угол земель королевства Бурнанды, когда Бобик возбужденно гавкнул, привлекая внимание, подпрыгнул, а то сослепу не замечу, и, резко развернувшись прямо в воздухе, с треском проломился сквозь высокий кустарник с мелкими розовыми цветочками.
Я сказал сердито:
— Зайчик, с чего бы это он, не знаешь? Пойдем взглянем, а если что, обругаем вдвоем, мало не покажется.
Арбогастр пошел через кусты, словно это высокая трава, я только ноги поднимал, сучья такие, что и сапоги пропорют, а далеко впереди послышался мощный и требовательный гавк.
Кусты распахнулись, мы вылетели на поляну, едва не растоптав тела двух мужчин в кожаных доспехах, хотя их топтать уже можно, оба плавают в собственной крови, у одного череп рассечен до переносицы, а под деревом, упершись в него спиной, сидит, склонив голову на грудь, юноша с кровью на голове.
Бобик уже перед ним, требовательно лизнул в лицо, оглянулся, в глазах укор, ползем, как черепахи.
Раненый с трудом поднял голову, обеими ладонями зажимает широкую рану на животе, кровь залила не только одежду, но и землю под ним.
Я торопливо покинул седло, Бобик отступил, а раненый с трудом свел глаза и, различив, что к нему в кровавом мареве приближается человек, прошептал:
— Я... барон Джильберт Шервин... я не убежал... так и скажите...
— Тихо, — бросил я, — сами скажете, сэр.
— Я умираю, — проговорил он с трудом, и кровь хлынула изо рта. Он закашлялся и добавил: — Я не... опозорил...
— А кто сомневается? — спросил я и наложил обе ладони на его лоб и затылок. Пальцы ощутили глубокие раны, как он только еще дышит и в сознании. — Крепитесь, сэр. Сейчас вам станет лучше...
Он прошептал:
— Уже нет...
— Зря сомневаетесь, — возразил я с достоинством. — Благородный человек иногда может опуститься и до презренной работы лекаря. Просто так, для забавы... Любопытно бывает ощутить себя как бы простым человеком.
Его глаза округлились, еще не понял, что с ним происходит, только продолжал смотреть в меня с прежним непонятным отчаянием.
— Сэр?
— Я же не простой лекарь, — объяснил я снисходительно, — а из благородных! Естественно, мы все умеем лучше, чем простые. Чувствуете лучше?.. Я имею в виду себя, зачем вам остальные.
— Уже лучше, — прошептал он. — Я верю, вы человек благородный и скажете всем, что я не скрылся...
Голос его начал звучать сильнее. Я наконец отнял руки, юноша распахнул глаза, чистые и василькового цвета, как утреннее небо, в них росло изумление.
— Сэр...
— Все в порядке, — сказал я. — Ваши раны затянулись. Смерть вам не грозит. Во всяком случае, не от этих... В смысле, не сейчас.
Он проговорил с изумлением:
— Сэр... вы истратили такой ценный амулет... на незнакомого человека?
Я покачал головой.
— Не благодарите, этот амулет во мне. Я все еще паладин, сам, бывало, изумляюсь. Сможете воздеться? Или хотя бы встать?
Он оперся о ствол дерева, поднялся еще с неуверенностью, но заулыбался, не веря своим ощущениям.
— Это просто чудо! Вон та сволочь перерубила мне жилы на правой ноге... Если бы даже выжил, все равно был калекой... Сэр, я ваш вечный должник. Только скажите...
Я выставил перед собой ладони.
— Никакой благодарности. Это долг, который мы с вами несем и будем нести вечно. А теперь, дорогой друг, я вынужден спешить дальше.
— Сэр! — прокричал он с отчаянием в голосе. — Судя по вашему коню и собаке, вы человек благородный...
— Судя по коню и собаке? — переспросил я. — Ну да, если судить по коню и собаке. Что-то меня все больше замечают по ним, хотя я и сам вроде бы не стал мельче.
— Сэр...
Он умоляюще протянул ко мне залитую кровью руку, кровь уже засохла, но осыпаться коричневыми струпьями не спешит и потому выглядит страшновато.
— Сэр, мне нужно...
— Тихо-тихо, — сказал я. — Вам уже лучше, как вижу. Где, кстати, ваш конь?.. Тут все истоптано копытами.
Его качнуло, все-таки потеря крови сказывается, но ухватился за ствол дерева, постоял несколько мгновений, перебарывая головокружение.
Дышит часто, как я заметил по своей врожденной проницательности, глаза вытаращены, все еще ошарашен быстрым излечением.
