Георгий Кублицкий - Три нью-йоркских осени
Погода сегодня не для прогулок, но Д. неймется.
— Ну прошу вас… Может, такая погода будет все две недели. Я ведь только на две недели.
Идем. Серо-желтое вечернее небо сеет мелкий дождичек. На мокром асфальте блики всех оттенков. Возле аптек выставлены на вешалках плащи на один раз, из тончайшего пластика: пришел к дому и бросай в мусорную корзину.
Кинотеатры Д. не интересуют. Он считает, что американские фильмы ему покажут и в Московском доме кино. Он хочет видеть быт вечернего Нью-Йорка.
— Давайте так. Вот мы с вами провинциалы из Висконсина. С долларами у нас не богато, но мы решили посмотреть все, о чем можно будет потом рассказать в семейном кругу. Идет? О-о! Что это такое?
Он бросается к ярко освещенному окну нью-йоркской забегаловки. Прямо у окна двое кудесников-итальянцев с черными усиками и потными лицами показывают трюк. Раскатывают кусок теста, подбрасывая в воздух, растягивают его все тоньше и тоньше. Вот он взлетает уже выше головы, полупрозрачный на свет. Вот, наконец, шлепается на стол. Немедля его намазывают взрывчатой смесью перца, тертого сыра и томатной пасты, суют на жаркий огонь. Три минуты, и пицца — итальянский пирог — попадает уже под нож. А кудесники хватают следующий кусок теста, повторяя все снова.
— О-о! — стонет мой спутник. — Попробуем, а? Глупо не попробовать.
Я и сам давний поклонник чудесной пиццы. Обжигаясь жаром теста и перцем начинки, пожираем треугольные ломти. Официант молча ставит на клеенку два запотевших стакана напитка «пинаколада».
— Мы же не заказывали? — вопросительно смотрит на меня Д.
— Но все равно заказали бы, он знает. Нет человека, который не захотел бы после пиццы тотчас залить пожар в желудке.
В пиццерии — так называют подобные забегаловки — людно. Какие-то девицы, внимательно оглядывающие входящих. Парень в очень пестром лохматом свитере, о чем-то по-итальянски перебрасывающийся с поварами-кудесниками. Двое оливковых пуэрториканцев, вполголоса разговаривающих за пустым столом в углу. Обычная публика, насколько я могу судить.
Д. тянет меня за рукав: нечего, мол, терять золотое время, раз пицца съедена. Выходим в раскрашенную вечерними огнями плотную сырость. Д. обходит стороной рекламы кино: после, после! А вот что в этих маленьких лавчонках-щелях?
В щелях торгуют табаком, сувенирами, галстуками. Над одной витриной — скромная вывеска: «Галстучный центр мира». Другая завалена поддельными индейскими амулетами, изготовляемыми для торговцев всех стран в Японии. Тут «трубки мира», кисеты, томагавки, головные уборы вождей с перьями из синтетического волокна.
— Давайте спросим парочку скальпов! Есть у них скальпы, как вы думаете? — смеется Д.
Заведение «Увлекательные игры». Двери распахнуты; оттуда несется ржание и повизгивание какого-то модного какофонического джаза.
— Зайдем, а? — тянет Д. — Почему бы нам не развлечься? Или вы уже пресытились здешними развлечениями, сознайтесь?
— Ничего интересного, — небрежно говорю я. — Но если вы хотите…
Большой заплеванный зал с бетонным полом. Это как бы продолжение улицы. Все заставлено автоматами, готовыми погрузить вас в пучину удовольствий.
Д. застывает перед стеклянной будкой, где разложила карты гадалка-цыганка, изготовленная не без мастерства в натуральную величину. Черный кот весьма зловещего вида примостился возле ее руки. «Что-то скажет бабушка?» — написано на будке.
— Да, так что же она скажет? — вопрошает Д.
— Ничего-то она не скажет, пока вы не сунете вот сюда никель. Пять центов, с вашего разрешения.
Звякнула монетка — и, глядите, оживилась бабушка, грудь алчно вздымается, руки ворошат карты! И кот за те же деньги выгнул спину.
— Но что же она молчит? Очень даже нехорошо с ее стороны! A-а, она отвечает в письменном виде!
Д. хватает кусочек картона, выскакивающий из щели сбоку будочки. На нем изображена ладонь с таинственными линиями. Старая цыганка тотчас разгадала характер моего спутника с проницательностью, которой позавидовал бы отдел кадров.
«Ваша рука показывает, — было написано на картоне, — что вы очень любите наслаждаться радостями жизни. Поэтому и ваши сны бывают такими странными.
Ваши счастливые дни — воскресенья, четверги и тот день в каждом месяце, который соответствует дню вашего рождения, за исключением месяца до и после месяца вашего рождения».
— О-о, видите, воскресенья и четверги, — радуется Д. — Сегодня как раз четверг. Было бы глупо не попробовать…
И он кивает туда, где леди и джентльмены дуются в пинболл. Они сидят у наклонных столов вдоль стены и закатывают шарики в лунки. Надо закатить так, чтобы образовалась определенная комбинация.
Я, признаюсь, никогда не понимал, что влечет сюда игроков. Рассчитать движение шаров, рикошетирующих от бортиков по наклонной доске, довольно мудрено. Значит, игра вслепую со счастьем? Но азарта не заметно, физиономии игроков скучные-прескучные. А счастье — что за счастье выиграть дурацкую вазу, палку для гольфа, бронзовую Свободу или набор открыток? Должно быть, просто убивают время.
— Нет, — я решительно взял Д. за локоть, — давайте уж в следующий счастливый день, предсказанный вам цыганской бабушкой.
Мы направились было в комнату, где давал представления «Блошиный цирк профессора Хеклера». Но Д. сказал, что его не устраивает балаганное зрелище уездной ярмарки прошлого века. Его влечет к современной технике. Он потащил меня к аттракциону «Лунная ракета»:
— Смотрите, на мысе Канаверал еще нет, а здесь — пожалуйста!
Он влез в кабину, взгромоздился на сиденье и стал двигать рычагами, пытаясь прилуниться. Сквозь окошечко иллюминатора перед ним мерцал холодный лунный пейзаж. Я-то прекрасно знал это, потому что однажды тоже не утерпел…
После успешной посадки на Луну Д. решил отовариться жетоном, прикалываемым к пиджаку или платью. Тут были всяких размеров, рассчитанные на любой вкус и на любые жизненные ситуации: «Я ненавижу работу», «Давай потанцуем твист», «Мне нужна любовь», «Я рожден для скандала», «К черту школу!», «Нужна девушка, можно без опыта», «Я ненавижу секс», «Я обожаю секс», «Мне надо, чтобы меня любили».
Д. колебался между жетоном «Я битник» размером с блюдечко для варенья и другим — с надписью «Я ненавижу работу». Продавец, театрально оглянувшись, достал тем временем из-под прилавка трубочку вроде калейдоскопа и доверительно протянул мне. Взглянув в нее на свет, я мог убедиться, что сообщения об успешной борьбе нью-йоркской полиции с порнографией по меньшей мере сильно преувеличены.
— Я прицеплю это, когда мне поручат подбирать вспомогательный материал для статьи маститого автора, — сказал Д., расплачиваясь за жетон, свидетельствующий о его отвращении к работе. — Но вы говорили, что где-то здесь торгуют черт знает какими книжонками?
Это совсем рядом с «Увлекательными играми». Небольшая вывеска: «Книги и журналы, бывшие в употреблении». Знаю я эти книги и журналы! Однажды по неведению хотели мы заглянуть сюда с Наталией Сергеевной С., советской журналисткой, которая разыскивала уже распроданный в киосках номер какого-то еженедельника. Но едва я открыл дверь, пропуская вперед Наталию Сергеевну, как владелец магазинчика выскочил навстречу, предостерегающе поднял руку и замотал головой, бормоча: «Только мужчина! Только мужчина!»
Рассказываю об этом Д. Он заинтригован. Входим. На стене надпись: «Не достигшие 21 года не обслуживаются». Ерунда! Вон двое подростков роются в ящиках-картотеках. Д., разумеется, тотчас туда же. А там в запечатанных конвертиках из целлофана снимки не слишком одетых красавиц, комплектами в дюжину и полдюжины.
Продавец слышит незнакомую речь: иностранцы.
— Господа понимают — пикантные карточки внутри? — говорит он нам, прищелкивая пальцами.
Часть книжек, которыми набиты полки, тоже в целлофановых запечатанных пакетах — разумеется, не для того, чтобы их не испачкали. Это маленький психологический трюк. Сначала купите, потом смотрите.
Целлофан скрывает книжки с самыми «завлекательными» обложками, например «Иллюстрированную технику секса». Простоватый любитель «клубнички» клюет на эту удочку. Дома, нетерпеливо вскрыв целлофан, он убеждается, что купил популярную лекцию о гигиене половой жизни, иллюстрированную рисунками из учебника гинекологии. Настоящую порнографию не продают открыто, не раскладывают по прилавкам.
Правда, книги, красующиеся на полках, тоже не предназначены для чтения в монастырской келье: «Гомосексуальная революция», «Любопытные и необычайные любовные связи», «Энциклопедия эротики», «Гомосексуализм в Америке», «Женщины без мужчин», «Гомосексуализм с точки зрения культуры», «Сексуальная жизнь на Востоке», «Мужчины в моей жизни»…
