Георгий Кублицкий - Три нью-йоркских осени
Вспыхивает свет. Люди, поеживаясь, покидают кинотеатр «Виктория». В нем показывают только «фильмы ужасов», по два в сеанс. Мы видели «Гроб доктора Блада» и «Женщину-змею».
Страшно было? Погодите, то ли еще будет! Вон у входа в кинотеатр развешаны увеличенные кинокадры новых боевиков с участием «короля монстров» Бориса Карлова. Вампир высасывает кровь из шеи бесчувственной красавицы, скелет душит какого-то старика с длинной бородой, двухголовое крылатое чудовище занесло когтистые лапы над юношей, прикрученным веревками к столбу.
Непутевые гуляки, бездомные, ночные сторожа и официанты ночных клубов, возвращающиеся с работы, никогда не покупают билеты в открытый с утра кинотеатр «Виктория»: там не выспишься, там такое показывают, что потом и со снотворным не заснешь. Не идут эти зрители, более всего дорожащие уютом мягкого кресла, и в соседний «Таймс-сквер»: его специальность — ковбойские фильмы. Какой уж сон, когда поминутно палят с экрана!
Зато в «Аполло» — благодать. В этом кино крутят только заграничные фильмы. Их не дублируют — это дорого, а дают пояснительные подписи на английском языке. Под незнакомую, непонятную речь отлично дремлется, тем более что в этом театре преобладает исключительно спокойная и неразговорчивая публика. Сюда со всего Нью-Йорка собираются глухонемые, для которых кино осталось «великим немым», изъясняющимся по-прежнему, как во времена Мэри Пикфорд, языком жестов и титров.
И «Виктория», и «Таймс-сквер», и «Аполло», и «Лирик», и «Селвин», и еще многие другие кинотеатры, названия которых я не запомнил, сгрудились в одном месте. Они заняли обе стороны Сорок второй улицы возле Таймс-сквера. Это квартал, который никогда не спит и в котором никогда не гаснет свет над десятками заведений, поставляющих духовную пищу для нетребовательных представителей «крупного рогатого человечества».
Ночью в этом квартале при фотографировании надо давать более короткую выдержку, чем днем. Электрическую энергию тут тратят расточительно, но без выдумки. Света бессмысленно много. Перед входом в каждый кинотеатр — предлинный, нависающий над тротуаром балкон, весь утыканный лампочками. Их хватило бы на праздничную иллюминацию Смитвиля или Смитборо. То же и на другом балконе. Лампочки высвечивают названия фильмов и имена популярных артистов, рекламные фото и афиши с краткими зазывающими надписями.
Фильм «Спасибо дураку». О нем: «Тут полуправда и исковерканная жизнь, горькая любовь и страшная ненависть, которые делают день опасным, а ночь — кошмарной».
Не хотите смеси полуправды с горькой любовью? Тогда посмотрите спортивный фильм, о котором выразительно сказано, что он снимался «без предохранительного клапана». Или «Бесстыдницу» с известной «секс-бомбой» в заглавной роли: «По телевидению вы этого никогда не увидите! Только для взрослых!»
А рядом — «Голубь, который завоевал мир». Что-нибудь пацифистское? Плохо же вы знаете вкусы квартала, который никогда не спит: «Наконец-то картина, которая доставит вам удовольствие! Итальянская «клубничка», наполненная сексом!»
Но вот «Рай на природе». Снимки нагих людей, по соображениям благопристойности заклеенные в известных местах изящными черными звездочками. Однако реклама намекает, что на экране звездочек не будет: «Строго для взрослых! Лагерь любителей солнца, показанный откровенно настолько, насколько это возможно. Взгляд на самый необычайный, нудистский стиль жизни!»
Нудизм — от английского корня, означающего «нагой», «обнаженный», «голый». Нудисты говорят: нагота прекрасна и естественна, давайте ходить нагишом. Там, где позволяет климат, приблизимся к прародителям нашим, к Адаму и Еве.
Короленко, побывав в Америке, рассказывал об одной сельской коммуне, члены которой отправились однажды на ярмарку. Среди них был страстный противник всяческих одежд. Он гордо взгромоздился на один из возов. Однако каждый встречный фермер норовил покрепче вытянуть его кнутом. На ярмарке нудиста хотели посадить в бочку, обвалять в перьях и затем затравить собаками. Но, как свидетельствует «Рай на природе», времена меняются.
Кстати, и у нас бывали нудисты. Они появились на модных курортах Крыма перед первой мировой войной. Следующая вспышка наблюдалась во времена нэпа. Было даже что-то вроде общества «Долой стыд». Милиция штрафовала голяков и сообщала о их непристойном поведении по месту работы.
Теперь нудизм моден на Западе. «Рай на природе»? Плачу полтора доллара.
Фильм цветной. Оффис самый обычный, с дыроколами и телефонами. Но секретарша — в чем мать родила. Это приемная нудистского лагеря. Потом голые заполняют уже весь экран. В лагере на лоне природы все делают вид, что совершенно не замечают наготы своих ближних. Отмахиваясь веточками от мух, две голые дамы сплетничают о третьей. Голяки устраивают конкурс на лучшие линии таза, изгибаясь перед деловитым голым жюри, снабженным измерительным инструментом. Следующие три части фильма заняты ужасающей тягомотиной с купанием, беготней по лесу, собиранием цветочков.
Примерно в пятой части у двух голяков почему-то рождается дитя. Это воспринимается как нечто совершенно противоестественное. Все вокруг было настолько пресно-добродетельным и подчеркнуто бесполым, что возникает предположение о непорочном зачатии.
Ну пусть бы нудизм возник как протест против ханжеской морали, что ли! Так нет, ничего похожего, в нем самом до черта елейного ханжества. Пьют фруктовые соки, предварительно раздевшись, — вот и весь протест…
Рядом с «Раем на природе» — о рае всерьез. Демонстрируется фильм «Царь царей», снятый по сценарию четырех авторов: евангелиста Матвея, евангелиста Марка, евангелиста Луки и евангелиста Иоанна. Он рассказывает о жизни Иисуса Христа от рождения до распятия на кресте. Натурные съемки сделаны в Палестине. В массовых сценах снимались десятки тысяч человек. Критики с редкостным единодушием признали высокое качество цветной пленки, на которой был снят фильм, однако отметили, что образы Понтия Пилата и трех разбойников можно считать спорными, не вполне соответствующими замыслу четырех сценаристов-евангелистов.
Я не видел в кинотеатрах никогда не спящего квартала фильмов о нашей стране. Но такие фильмы есть. Содержание одного из них, поражающее глубиной замысла и высокой осведомленностью Голливуда о всем происходящем в нашей стране, я привожу в газетном пересказе — правда, иронически-пародийном.
Молодому американцу поручено вывезти «в царство свободы» видного советского ученого. Ученый обитает в подмосковной деревушке Пассейк-на-Дону, возле безлюдного холма, на котором до революции жили два князя, некие братья Карамазовы, Сторожит ученого русская красавица Наташа Наташевич. Она агент ГПУ. Однако сердце у нее не камень, и Наташа Наташевич влюбляется в красавца американца. А влюбившись, взрывает ГПУ на воздух и решает бежать вместе с возлюбленным, прихватив для компании и крупного ученого. Ловко переодевшись коллективными фермерами, все трое благополучно перёходят границу.
В Америке есть хорошие фильмы. Некоторые из них мы видели на фестивалях, часть обошла все экраны страны. Но хороших фильмов мало. Огорчительно мало. Можно неделями кочевать из одного кинотеатра в другой, так и не увидев ничего стоящего.
И здесь я снова хочу прибегнуть к свидетельству г-на Дэвида Саскайнда, который, конечно же, разбирается в делах американского кино куда лучше иностранца, посмотревшего полтора-два десятка фильмов.
Так вот, г-н Саскайнд считает, что в кинематографии Соединенных Штатов духовные ничтожества буквально заполонили все, что хорошие картины составляют не более пяти процентов голливудской продукции. «Остальное же вздор, вроде картины типа «Я был кровожадным любовником»; типа дешевой библейской драмы, которая, я верю, скоро раскроет историю жизни Иуды Искариота; типа «Давайте-ка изучим свою больную душу и увидим, как умер секс». Саскайнд находит возмутительными картины, рассчитанные на вкусы глупых подростков, которым подобная безвкусица нравится не менее, чем безвкусица их популярной музыки.
«Эти образчики так называемого голливудского искусства не заслуживают даже презрения», — говорит Саскайнд.
В квартал, который никогда не спит, мы отправляемся сегодня вдвоем.
В качестве опытного, прожженного нью-йоркца я веду туда впервые попавшего за океан журналиста Д. Он молод, впечатлителен, много читал об Америке. Теперь хочет видеть все собственными глазами и как можно скорее.
Погода сегодня не для прогулок, но Д. неймется.
— Ну прошу вас… Может, такая погода будет все две недели. Я ведь только на две недели.
Идем. Серо-желтое вечернее небо сеет мелкий дождичек. На мокром асфальте блики всех оттенков. Возле аптек выставлены на вешалках плащи на один раз, из тончайшего пластика: пришел к дому и бросай в мусорную корзину.
