Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 1
Факты сознания дают общезначимое основание для этого мировоззрения. Оно неопровержимо, как метафизическое сознание героической личности: оно всегда будет сопутствовать величию деятельной натуры.
Но оно не в силах определить и обосновать свой принцип с научной общезначимостью. И вот здесь принимается за свое дело вечно беспокойная диалектика, переходящая от возможности к возможности, но неспособная разрешить свою задачу. Сознательная воля, проявляющаяся в семье, праве, государстве, была разложена римскими мыслителями на понятия, источник которых стали, наконец, усматривать в прирожденных задатках человеческой души. В недоступном и недоказуемом создан был оплот житейской мудрости. Закономерность правил жизни получила обоснование в нативистических предпосылках, которые сами не могут быть усмотрены иначе, как из наблюдений над порядком жизни и над всеобщностью этого порядка (consensus gentium). Это обоснование представляет собою логический круг. Так создала римская философия жизни свой идеализм личности. Христианское сознание, идя этим путем, утвердило трансцендентность духа и независимость его от порядка природы. Но ведь это только символическое выражение опыта воли, проявляющейся в самопожертвовании, в победе над природной ограниченностью, в добровольной смерти, это символ желанья жить во имя осуществления духовной правды. Идеал святости достоверен в себе, но не может стать достоянием логического сознания. Кант и трансцендентальная философия задались целью определить и возвысить до общезначимости эту идеальную волю. Безусловное было противоставлено мировому порядку как высшая норма и как высшая ценность. Попытка не удалась. Но она вновь ожила во французском идеализме личности, от МэндеБирана и вплоть до Бергсона, в идеалистической форме прагматизма, как он был выражен Джемсом и близкими ему в духе мыслителями, в великих трансцендентальных течениях немецкой мысли. Твердыня безусловного несокрушима; изменяется только его форма и его обоснование. Сила ее в жизнеощущении действующего человека, который требует устойчивой нормы для своей целеполагающей воли.
Шиллер – поэт этого идеализма свободы, а Карлейль – его пророк и историк:
У царя земного в подчиненьи
Геркулес томился и в сраженьи
Проводил он вечно жизнь свою.
То со львом, то с гидрою сражался,
И, живой еще, не побоялся
Броситься в Харонову ладью.
Все трудам и всем земным мученьям
Был богами подвергаем он;
Но сносил покорно и с терпеньем
Все, на что был осужден.
Но настал последний час, и смело
Мощный дух покинул тело,
И понесся ввысь к богам святым,
Восхищаясь сам своим пареньем.
И, подобно легким сновиденьям,
Все земное сгинуло пред ним.
И, напевам горних лир внимая,
Олимпийцам полубог предстал.
И богиня юности благая
Подала ему бокал.
V. Объективный идеализм
Уклоняющиеся от обоих вышеописанных типов системы образуют связное единство. Они составляют основную массу всей метафизики, проходят через всю историю философии, и их тесная связь с великими родственными проявлениями веры и искусства указывает на то, что источник их в мировоззрении, проникающем религии, художественное творчество и метафизическое мышление.
1Обозначу границы, в пределах которых встречается в метафизике этот тип. Ни натурализм, ни идеализм свободы не представляет центральной массы философских систем. Ксенофан, Гераклит, Парменид и их последователи, стоическая система, Джордано Бруно, Спиноза, Шефтсбери, Гердер, Гете, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр и Шлейермахер, – все эти системы обнаруживают явную принадлежность к одному общему типу, резко отличающемуся от обоих, нами описанных. Между собою они связаны взаимной зависимостью и определеннейшим сознанием внутреннего родства. Стоя сознавала свою зависимость от Гераклита; Джордано Бруно широко воспользовался основными понятиями стоической доктрины; Спиноза обусловлен ученьем Стои и тем кругом философских представлений, среди которых работала мысль Джордано Бруно. В Лейбнице, в противоположность застывшему в неподвижности монизму Спинозы, находит совершеннейшее выражение самосознание Возрождения. После упразднения субстанциальных форм не осталось ничего реального, что бы отделяло единство божественного начала от ограниченности существ; мир это – проявление Бога; в нем Он претворился в безграничное многообразие; все единичное отражает в себе мироздание. Таковы так же основы философского сознания Лейбница. Хотя в зависимости от современного ему уровня понятия он и придал Божеству индивидуальное существование, хотя, находясь под влиянием теологических учений, он и выдвинул чисто теологические стороны бытия Бога, – но основной чертой его мировоззрения надо признать панэнтеизм, и новая великая идея его системы выразилась в построении вселенной как единого целого, каждая часть которого определяется идеальной связью смысла всего целого. Его система обусловлена исканием смысла и значения вселенной. Ближе всего по духу к нему Шефтсбери, на котором сказалось влияние Стои и Джордано Бруно. Великие представители объективного идеализма в Германии находятся в сфере влияния Лейбница; пробуждение немецкой поэзии сделало их наследниками учения Шефтсбери, проникших в Германию через посредство Гердера и Гете. Их связь со Спинозой, отчасти непосредственная, отчасти опосредствованная предыдущим литературным движением, доказана и может быть прослежена и в более широкой исторической перспективе. Итак, эти системы связаны таким же тесным историческим единством, как и системы натурализма и идеализма свободы.
В них постоянно самым решительным образом подчеркивалась их противоположность другим двум типам. Как сурово относится Гераклит к популярным материалистическим учениям! Как резко отличается учение Стои от Эпикурейского сенсуализма! Но Стоя в то же время сознает свое отпадение и от Платона и Аристотеля, выразившееся в возрождении гилозоизма. Джордано Бруно с беспримерной страстностью боролся со всеми формами христианского миропонимания и христианских жизненных идеалов. Той же страстностью проникнуты и сопровождающая логические доказательства примечания Спинозы в его «Этике», представляющие свободные излияния душевного настроения. Шеллинг и Гегель выпускают памфлеты и манифесты, направленные против идеализма свободы, особенно против Канта, Фихте и Якоби, как представителей рассудочной философии. И критика нравственных учений Шлейермахера, если исключить из нее нападки на Шопенгауэра, по существу своему представляет полемику против сенсуалистической морали и против ограниченности дуалистической этики Канта и Фихте во имя объективного идеализма.
Если, следуя этим указаниям, продолжить сравнение, выяснится внутренняя родственность, единство этой группы и общность структуры, связывающая их в единство типа мировоззрения. Единство положений, составляющих структуру этого типа, объемлет гносеологически-методическое отношение сознания, метафизическую формулу, заключающую различные возможности метафизического строительства, и принцип порядка жизни.
2В первом из трех мировоззрений гносеологически-методическое отношение сознания к мировой загадке проявлялось в восхождении от познания единообразия физического мира к обобщениям, подчиняющим этой внешней механической закономерности также и духовные явления. Идеализм свободы, наоборот, открыл в фактах сознания точку опоры для общезначимого разрешения мировых проблем; он стремился утвердить совокупность неразложимых далее общих определений сознания, которые бы самопроизвольной силой претворяли материю внешней действительности в систему жизни и в мировоззрение. От обоих этих типов резко отличается третий своими гносеологически-методическими приемами. Их можно вскрыть и у Гераклита, и у Стои, у Джордано Бруно, как у Спинозы, у Шефтсбери, как у Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра и Шлейермахера. Они обусловлены жизнеощущением этих мыслителей. Мы называем созерцательным, наглядным, эстетическим, или художественным такое отношение, когда субъект его как бы отдыхает от работы естественнонаучного познания и от деятельности, определяющейся связью между нашими потребностями, возникающими в силу их целями и их осуществлением. Это созерцательное отношение расширяет жизнь чувства, первоначально ограниченную чисто личным объемом жизненного богатства, ценности и счастья, до своего рода универсальной симпатии. Благодаря расширению, растворению нашего я в универсальной симпатии, мы наполняем всю действительность ценностями, переживаемыми нами, действиями, выражающими нашу сущность, верховными идеалами истины, добра и красоты. Мы находим в действительности отголосок тех настроений, которые она в нас пробуждает. И по мере того, как наше чувство жизни расширяется до сознания единосущности со всеми явлениями действительности, – повышается радость жизни, растет сознание собственной силы. При такой настроенности души индивидуум сознает свою связь с божественным всеединством вещей, чувствует себя родным всему включенному в это единство. Никто не выразил это настроение так ярко, как Гете. Он воспевает счастье «чувствовать природу, наслаждаться ею». «Ты в глубину ее, как в душу друга, мне дал с восторгом заглянуть». «Ты дал мне хоровод живого в движеньи непрерывном ощутить и научил меня в водах, в лесах, в эфире родную душу брата узнавать».
