Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 1
Уже в древности опыт людей, стремящихся к чувственному наслаждению, расширил узкий, застывший идеал чувственной радости как цели жизни. Наряду с радостью чувств постигнута была ценность более прочной радости духа. Эпикурейская школа уже в те времена приступая к решению вопроса о происхождении всего богатства и величия культуры из чувственного удовольствия и неудовольствия, пользовалась идеей постепенного развития и прогресса. Но только современная мысль выработала научно обоснованные методы для натуралистического объяснения духовного развития. Такое значение имело понимание духовной жизни в ее особенностях, объяснение происхождения хозяйственных форм из интересов индивидуума, а высшей культуры – из успехов материального благосостояния, и наконец эволюционная теория, которая положила в основание интеллектуальных и моральных свойств человеческой личности идею суммирования бесконечно малых изменений на протяжении бесконечно больших периодов развития. Натуралистический идеал, каким на исходе длинного культурного развития его выразил Людвиг Фейербах, идеал свободного человека, узнающего в Боге, бессмертии и в сверхчувственном мире призраки своих стремлений и желаний, оказал мощное влияние на политические идеалы, на литературу и поэзию.
IV. Идеализм свободы
Я опять исхожу из факта родственности многих систем, которые, основываясь на едином жизнеощущении, едином отношении к миру, разрешают проблемы мировой загадки в определенном смысле, объединяющем эти системы в новый, второй тип мировоззрения.
1Идеализм свободы – это создание афинского гения. Анаксагор, Сократ, Платон и Аристотель обратили в принцип миропонимания формирующее, созидающее верховное начало идеи свободы. Цицерон особенно подчеркивал свое согласие, свое духовное родство с Сократом и с его позднейшими последователями. Выдающееся отцы церкви и апологеты христианства сознают свою связь с духом учения Сократа и с римской философией. Шотландская школа, целиком основанная на учении Цицерона, чувствует свою коренную связь с писателями раннего христианства, и совершенно такое же сознание родственности связывает с этими более ранними мыслителями Канта, Якоби, Мэн деБирана и близких им французских философов вплоть до Бергсона.
Это сознание преемственности сопровождается у представителей этого направления резкой критикой натуралистических систем. Каждый мыслитель этого направления исполнен сознания коренной своей противоположности натурализму как в жизнепонимании, так и в мировоззрении и в идеалах, и этим сознанием особенно глубоко проникнуты наиболее сильные умы. Но и противоположность пантеизму все яснее осознавалась представителями этого идеализма личности. Древний греческий пантеизм отказался от веры в личное общение с божественным началом, от религиозной персонификации его; но Сократ противоставил свое учение этому пантеизму, а в господствующем направлении римской философии подчеркивалась близость к Сократу. Древняя христианская философия сознает свое единство с представителями идеализма свободы, противополагая себя как натурализму, так и пантеизму. То же самое положение занимает позднейшая христианская философия в борьбе с объективным идеализмом Ибн Рошды. Во времена Возрождения это же соотношение проявилось в борьбе Джордано Бруно со всякой христианской философией, и в преследовании церковью нового пантеизма Бруно. Оно же сохраняется и в споре Спинозы с учениями о личности или свободе, в споре Лейбница с многочисленными поборниками доктрины свободы, в борьбе между Кантом, Фихте, Якоби, Фрисом и Гербартом с одной стороны и Шеллингом, Гегелем, Шлейермахером с другой. Страстность всех великих философских споров последнего века объясняется связью различных решений мировых проблем с различными мировоззрениями. Полемика Бэйля против Спинозы объясняется стремлением противоставить детерминизму свободу воли. В полемике Вольтера против Лейбница сказалось противоречие между чисто человеческим сознанием, стремящимся прежде всего укрепить за собою права свободы, и созерцательной метафизикой, основанной на усмотрении связей мироздания. Руссо противоставляет с блестящим успехом различнейшим формам натурализма и монизма философию личности и свободы. Полемика Якоби с Шеллингом затрагивает основные проблемы противоречия между объективным идеализмом и философией личности, – и более страстного спора не знает история философии. Резкость нападок Герберта на монистическую философию объясняется сознанием того, что монизм, колебля великие истины теистических систем, вместе с тем выступает в защиту христианского мировоззрения, теистического в самых глубоких своих корнях. И горечь, которою проникнута борьба Фриса и Апельта против монистической спекуляции, точно также объясняется ненавистью к тому искаженно, которому подвергли опытное знание природы Шеллинг и Гегель, упразднившие к тому же, под предлогом защиты христианства, христианский теизм.
2Сознанию внутреннего сродства, объединяющего представителей идеализма свободы и отделяющего их от объективного идеализма и от натурализма, соответствует действительная родственность систем этого типа. Единство, связывающее мировоззрение, метод и метафизику этих систем, состоит в следующем: в противоставлении личности всему данному, в верховном самоутверждении ее заключена идея независимости духовного от какой бы то ни было данности; дух сознает свою сущность, отличную от всякой физической причинности. Глубокому этическому прозрению Фихте открылась связь между личным характером мыслителей и идеализмом свободы в противоположности его ко всем натуралистическим системам. Эту свободную, самодовлеющую силу ограничивают отношения к окружающим личностям; но это не физическое ограничение, а подчинение нравственной норме, долгу. Так возникает идея мира личностей, в котором индивидуумы, оставаясь свободными, связаны нормами. Эти посылки всегда связаны с признанием соотношения между этими свободными, внутренним законом ограниченными, ответственными индивидуумами и абсолютно личной свободной причиной. С точки зрения жизнепонимания это отношение основывается на том, что самопроизвольная и свободная жизненная энергия оказывается силой, которая определяет другие личности в их свободе; одновременно с этим в ней самой другие личности становятся силой, определяющей ее в ее собственной самопроизвольности. Это живое определение и определимость волевой деятельности обращается в схему мирового единства: философия проецирует этот процесс в само мироздание; он открывается как сущность всякого отношения, в котором участвует субъект систематического мышления. Таким образом, Божество освобождается от связей физической причинности и воплощается в идее противостоящей ей силы, – целеполагающий разум, утверждающий свою независимость от данного, проецируется в мироздание. Анаксагор и Аристотель философски определили и точно выразили это понятие Божества в отношении Божества к материи. Самое яркое метафизическое выражение этой идеи личного Бога мы находим в христианской концепции создания мира из ничего, из небытия; в ней Божество утверждается как трансцендентное закону причинности, который господствует над миром, подчиняя его правилу – ex nihilo nihil! Кант дал критическое оправдание трансцендентности Бога для познания, пользующегося законом достаточного основания для утверждения связи истин: Бог дан только для воли, требующей его признания в силу своей внутренней свободы.
3Так возникает структура, общая всем мировоззрениям этого типа. С точки зрения теории познания этот тип мышления, как только в нем пробуждается сознание своих предпосылок, должен основываться на данных сознания. Это мировоззрение претерпевает различные метафизические обоснования. Впервые оно выступает в аттической философии как концепция творящего разума, обращающего материю в мир. Признание независимости отвлеченного мышления и нравственной воли от физической природы и утверждение связи их с духовным порядком – является исходным пунктом концепции Платона и основой учения Аристотеля. Подготовленная римской идеей воли и римским представлением о Боге – властелина вселенной возникает в христианстве вторая концепция – учение о сотворении мира. Она строит трансцендентный мир из связей, данных в опыте воли. Собственные понятия о Боге в христианском сознании определяют его отношение к людям как отношение отца к детям; они утверждают общение с ним, Провидение, как символ державного управления миром, справедливость и милосердие. Эту концепцию отделяет от высочайшего развития сознания Бога в немецкой трансцендентальной философии длинный путь. В ней идеализм свободы, нашедший совершеннейшее свое выражение в Шиллере, строит героически-величавый образ сверхчувственного мира, который действителен только для воли, потому что создан ее идеалом бесконечного устремления.
